ПРОЗА

Не дано нам знать правила той таинственной игры судеб, в которую играют нами неведомые высшие силы. Можете называть эти силы богом, чёртом, вселенским разумом, или просто случаем — как угодно. Дело не в ярлыке. Крутят они нами, и мы, как щепки в турбулентных струях жизни, несёмся, часто сами не зная куда — то ли к удаче и счастью, то ли к тихой и уютной заводи, а может и в омут.

Пруд на Донбассе называют по-украински: «ставок». В каждом шахтёрском посёлке есть свой ставок, во всяком случае, так было полвека назад, когда я там жил. Техническая необходимость: для обеспечения работы обширного шахтного хозяйства, подземного и наземного, нужно очень много воды. Для её забора и предназначались ставки, как правило, рукотворные. Как там с этим делом сейчас — не знаю, уехал больше полувека назад.

В ту пору, когда Николай Васильевич Гоголь работал над повестью «Иван Фёдорович Шпонька и его тётушка», приснился ему странный сон. Будто прыгает он на одной ноге, и добрая тётушка Ивана Фёдоровича с важным видом ему говорит.

Все новые поколения требуют «прекрасного прошлого», раз будущего больше нет, обычного будущего, которое должно наступить, и даже не прекрасного. (Подогора)

Выходя из больницы, я переодеваюсь в цивильное. Захожу бочком домой. Стараюсь ничего и никого не касаться. А вдруг это дурацкий вирус уже на мне?

— Сын, смотри, весна и бабочки уже вовсю порхают!
— Где, где бабочки?

Очень важно напомнить и объяснить сидящим на всеобщем карантине незнакомые и непонятные вещи. Это самолет. Он летит над Тель-Авивом. На нем можно летать за границу.

Горек, горек удел живущего в разлуке с Москвой. Тяжело и муторно привыкать к тихой провинциальной жизни уездного города А. Нет в нем разудалой московской гульбы и движухи. Тихо и покойно проходят вечера. Не томимся мы в пробках по дороге в закрытые клубы и эксклюзивные тусовки. Некуда, совсем некуда, выгулять за пределами Садового новую шубу, или дизайнерскую сумочку, или удачно обновленные губы.

Быль, многие видели…

В еврейских домах мужчина каждый шаббат поет это своей жене, именно она для него — эшет хаиль, "жена добродетельная".