ПРОЗА

Горек, горек удел живущего в разлуке с Москвой. Тяжело и муторно привыкать к тихой провинциальной жизни уездного города А. Нет в нем разудалой московской гульбы и движухи. Тихо и покойно проходят вечера. Не томимся мы в пробках по дороге в закрытые клубы и эксклюзивные тусовки. Некуда, совсем некуда, выгулять за пределами Садового новую шубу, или дизайнерскую сумочку, или удачно обновленные губы.

Быль, многие видели…

В еврейских домах мужчина каждый шаббат поет это своей жене, именно она для него — эшет хаиль, "жена добродетельная".

Ворота, глухая калитка в них, а в особенности звонок-ревун, противно крякнувший на весь двор, нехорошо напомнили мне Куряжскую колонию. Клацнув железом по железу, в калитке, рядом с обрезиненной кнопкой ревуна, образовалась щель, обращаясь к которой мы доложили о цели визита.

Иногда в жизни с нами случаются удивительные вещи. Мы не замечаем их сразу, находясь в каком-то вечном движении, а потом, когда наконец-то удается затормозить, останавливаемся и оглядываемся на прошлое с недоуменной улыбкой: неужели так было на самом деле? Может быть, привиделось? Показалось? У каждого в жизни наверняка имеется пара-тройка подобных воспоминаний.

Известно, что главным специалистом по национальному вопросу в России был отец всех народов, и в эпоху его правления и позже в школах проповедовался интернационализм. Я как раз в эти счастливые времена в школу и ходил. Но как бы критически ругательно ни относились мы к советской власти, внезапно поумнев при её крушении, интернационализм мне и по сей день ближе, чем зоологический национализм, получивший право на жизнь при этом крушении.

Эта статья была написана в конце 1990 года, но «ветер перемен» останавливал её напечатать: мне казалось, что перемены необратимы, и мы, наконец, из порочного блуждания по кругу вышли на «светлый путь» по спирали. 1991 и октябрь 1993 года подтвердили мои надежды и только заставили меня добавить в статью размышления о «перерожденцах жертв», которые ещё более прибавляли оптимизма. Мы живём в самое интересное, переломное время, и забытая мной статья сейчас кажется очень актуальной. Итак – вперёд!

Всю долгую, но жаркую, как и должно быть в Африке, зиму белые аисты мечтали о возвращении на родину. В места, где все они родились, а точнее – вылупились из яиц.

Мила примеряла юбку, пытаясь придумать, с чем ее можно носить. Юбка была ярко-красной, точнее, алой, наверное, из такой ткани были Алые паруса для Ассоль. Юбка была сказочно красивой. Ее силуэт, словно специально придуманный для тонкой талии и длинных ножек, как нельзя лучше подходил Миле.

Душа заболела. Без причины. Душа заболела без причины, и поэтому захотелось спрятать боль, как стыд. Как невосполнимую потерю. Как тайну оголённого тела, приученного к тряпицам, и вдруг лишённого их. Душа заболела, потому что созрела до рождения. Выросла. И рёбра, как прутья камеры заключённого, врезались в бока! Тесно! Гулко! Воздуха бы в помощь! Бога! Свободы!