Лиора ЛУРЬЕ | Что-нибудь этакое

Что-нибудь этакое

Сегодня подумала. Как же мне в жизни повезло. С рождения, с раннего детства.

У нас ведь как было в мои дошкольные годы. Центром цивилизации была беленая изба из двух отсеков: один отсек библиотека, другой — клуб со сценой и киноэкраном, еще за польским часом эта изба выполняла эти функции, а построена была и вовсе за царским (как и дом, в котором мы жили). Это потом соорудили большой ДК, а в избе, переделанной под жилье, поселили фельдшерицу.

И за пятачок были дневные киносеансы. Вечерние за 10 копеек. Помню даже билетики, где химическим карандашом была написана цена и стояла чья-то подпись.

В кино с мелких лет водила меня мама. Вот зима, меня обули в валенки, повязали голову платком, напялили тяжеленное драповое пальто с цигейковым воротником (детская одежда была ужасна) и повели в кино. В зале холодно, изо рта пар, но кино. Как я понимаю, маме просто хотелось отдохнуть и отвлечься между уроками, тетрадями и хозяйством, а это было близко, через дорогу.  Я замечала, что на сеансах она спит. Младший брат жил у тетки тогда, а сестра еще не родилась.

Кино было преимущественно ч/б, часто рвалась и зажевывалась пленка, загорался свет, киномеханик что-то чинил и склеивал, и сеанс продолжался. Кины были то про войну, то про юных пионеров. Иногда экранизации классики. Не скажу, что у меня был особый восторг, но интересен был сам процесс — мелькание фигур, смена кадров, музыка, речь. Дважды из-за кино заболевала. Один раз, когда, как мне показалось, прямо на зал шел танк. Я испугалась, и даже температура поднялась. А второй — когда меня перед этим чуть не разорвала сорвавшаяся с цепи большая собака, а в кино показали крупным планом морду волка. Страх был просто хтонический, к тому же зимой часто был слышен волчий вой, нагонявший жуть. Тоже потом долго лежала в лихорадке.

Но танк и волк не были, как выяснилось, главным мучением. Перед каждым фильмом был адский ад под названием ЖУРНАЛ, или киножурнал, но называли просто журнал.

Сначала было как-то по фигу, но потом стало утомлять все больше. Журнал — это такие 5-10 минут  экранного времени, где под бодрую музыку то какой-нибудь парад на Красной площади, то салютующие дети, то какой-то хмырь на трибуне и ему аплодируют рабочие, то идут комбайны стройными колоннами, то Никита Сергеевич обещает коммунизм. Скучно до зубной боли. Чем бодрее и патетичнее — тем бедному ребенку скучнее.

Когда я пошла в школу — уже появился ДК, и в кино я уже бегала, когда хотела, некоторые фильмы даже нравились типа «Кавказская пленница» или «Бриллиантовая рука», а про журналы я поняла, что на них можно опаздывать, это ж не кинотеатр со строгими билетершами был, нравы вольнее.

И вот сегодня. Вдруг. Я ощутила ту «журнальную» мертвенную скуку.

Видите ли, я решила в познавательных целях восполнить пробел. Раньше видела только фрагменты и давно собиралась. Даже либеральная интеллигенция меня уверяла, что оно, конечно, пропаганда, но кинематографические находки и это было новаторство. Я посмотрела фильм Лени Риффеншталь «Триумф воли». И увидела ЖУРНАЛ.

Музыка, визуальные ряды, морды восторженных детей и взрослых маршировка, скандирование один в один. Тоска зеленая и безвкусный пафос (ну в детстве я таких слов не использовала, но иначе не описать). Так и кажется, что сейчас зашуршит, затрещит, порвется пленка и киномеханик, не вынимая беломорины из зубов, начнет что-то чинить. А я буду мерзнуть в зале и претерпевать эту скуку.

Я честно досмотрела до конца. Думала, ну вдруг все же увижу эти искусные приемы, о которых была наслышана. Нет. Журнал и журнал, только очень длинный.

И вот как, как, как можно вестись на подобную хню? Может, просто у кого-то есть в организме точка, на которую можно примитивно воздействовать, а кто-то аномален типа меня и живет без такой точки? А также у одних эта точка плохо работает, воздействие слабое и временное, а у других оно на полную катушку и необратимо?

Нет, у меня было отличное детство. Поскольку я никогда не задавала взрослым никаких вопросов, у меня все время были поводы задавать их самой себе мысленно, впитывать ощущения из внешнего мира, пытаться их оценивать. Зато и ярко все помню, включая газетные заголовки тех лет, специально проверяла. И все эти старые песни о главном меня не поймали. Мне очень повезло.

***

Читаю про телефонных мошенников и несчастных обманутых «пожилых людей», многие из которых моложе меня.

Ну… Цыганки на российских автостанциях грубее и легче надуривают вполне себе молодых, вот предупреждаешь: заводят разговор — не ведись и не разговаривай, а то своими руками отдашь все, что с собой. Отмахиваются. Сколько раз при мне на остановке здоровые парни шли за ворожеями, отмахнувшись от предупреждений, потом возвращались, а когда автобус трогался, начинали растерянно шарить по карманам в поисках бумажника. Вот постареет такой Вася, что думаете — не разведет его телефонный мошенник? Разведет. Ибо смолоду Вася был самоуверен и таким остался.

Я ездила по Новгородской области, и со мной почтительно здоровались чудовские, шимские, солецкие цыганки. После пары попыток развести они меня зауважали и вообще считали за свою (ну, на то есть еще парочка приемчиков, чтобы эффект был полным, но это не объяснить, это знать надо и чувствовать.

Но наиболее красивую, артистичную и многоступенчатую схему я впервые близко видела в Минске во время вторых выборов Лукашенко. Профессионалок этих я и спустя годы видела там же.

Вокзал. Шесть утра. Бледно-зеленая сонная я печально бреду по привокзальной площади — полночи были избирательные штабы, а сейчас надо встретить коллегу. В душе тоска, фигня творится. Еще и денег мало. На мне куртка-«афганка» с нагрудными карманами. В одном мелкие тогдашние купюры, на которые и спичек не купить, в другом купюра покрупнее, это тоже немного денег, но до приезда коллеги это все мое состояние.

И тут подбегает ко мне тетка, крашеная блондинка в мохеровой кофте. Глаза, впрочем, яркие черные, не накрашенные.

— Извините, я вот на вас смотрю… Не могу пройти мимо. Я работаю в медцентре, на улице Захарова, а вы не минчанка? Вы плохо себя чувствуете…

У меня еще минут 20 в запасе. Мне интересно.

— У вас болезнь, потому что кто-то вас ненавидит. Хочет зла.

— Есть такое — вздыхаю я. Одновременно с этим включаю себе команду: «Не думай о правом кармане» (в правом именно денежка покрупнее). Нет у тебя правого кармана».

— Я денег с вас не возьму! Просто помочь хочу, вы такая бледная. Вот попробуйте, возьмите эту ниточку и сожмите в кулаке.

Сжимаю. Когда разжимаю — на нитке два узелка. В технологию фокуса вдаваться мне лень, жду, что дальше.

— Два! Целых два узелка! Хорошо, что вас встретила, вы еще можете спастись!

(«У меня нет правого кармана, вообще нет»)

В этом момент другая тетка, якобы проходившая мимо, останавливается и радостно восклицает:

— Ой! Как хорошо, что я вас встретила! Я поблагодарить хочу! Вы мне так помогли, так помогли.. Вы меня спасли от страшной болезни, я теперь здорова! — и мне: — Девушка, знаете, это такая хорошая женщина, она людям помогает и денег не берет!

Хорошая женщина просит положить на руку денежку: «Я не беру, но надо для снятия зла энергию денег использовать».

Я кладу. Бумажку из левого кармана, на которую и спичек не купить. Обе дамы с упреком глядят на меня и галдят наперебой:

— Не бойтесь… Надо посильнее деньги, над вами большое зло… Вы зря этой женщине не верите, она многих спасла…

Я отвечаю (и диалог повторяется раз 10):

— Нет у меня больше. На квартире кошелек оставила (я живу в отельчике, но как отменила у себя правый карман, так и устроила себе в голове темную съемную комнатушку, за стеной кашляет старуха-хозяйка), а туда нельзя, там еще все спят.

Они опять:

— Сила… Энергия… Верьте ей, зря не верите!

Я смотрю на вокзальные часы и говорю:

— Ладно, поразвлекались и хватит, мне пора, ловите лохов дальше.

И тут сладкие лица становятся злобными, и в мой адрес летят цветистые проклятия. Мне обещают, что к вечеру я ослепну, а к утру у меня отнимутся обе ноги. И умру до конца недели. Но эти интонации мне знакомы с юности от цыганок на гродненском базаре, камуфляж — мохер и блондинистые прически — совсем не обманывают. Поэтому не страшно. Иду к перрону.

Прихожу в бурный восторг на следующий день, когда иду там же и вижу ту же разыгранную как по нотам сцену: обрабатывают худую усталую женщину с дорожной сумкой. И через несколько лет я их же встретила там же: шла с сыном, внешность у меня спустя годы была немного другая, поздоровее и одежда получше, но тоже усталый вид. И так же сладенько тетенька ко мне обратилась. Но было некогда, я заржала и посоветовала искать других дур, и вслед мне опять понеслись такие же проклятия.

Да, прошу не расценивать мой рассказ как антицыганский. В той же Беларуси как-то раз в комнате отдыха для транзитных пассажиров старая цыганка мне просто так мило погадала, и она же отдала все вырученные на базаре деньги молодой женщине, которая бежала от садиста-мужа.

И в новгородской деревне я с цыганкой Светкой дружила. В огороде она возилась как все, внучонка на речку купаться водила.

Я к тому, что телефонно-инетные разводки по сути своей не отличаются от оффлайновых. И от пресловутого гипноза нужно уметь защищаться смолоду, а кто не умеет — я иногда думаю, что и голосовать таких пускать не надо, в том числе и из-за этого такие глюки с демократией.

***

Кто меня еще задолбал, так это печальники о «бедных пожилых людях среди новых репатриантов, которые не владеют интернетом и компьютерами». Причем эти «пожилые» часто возрастом младше меня.

Сорри, репатрианты приезжают с буранных полустанков? Из тундры? Они всю жизнь работали доярками-свинарками? Они из глухих деревень? Да нет. Более того, на каждом углу они хвастаются Пушкиным, Толстоевским, музеями, театрами, великой культурой и прекрасным банкингом.

В том же Петербурге еще 10 лет назад был 100% охват инетом. В некоторых областных центрах и республиканских столицах типа Петрозаводска такой охват произошел еще раньше. Пенсионеры давно торчат в Одноклассниках и группах Вконтакте.

Но это не помогло спастись от оголтелой телевизионной пропаганды, впрочем, это другая тема.

Если учесть, что инет существует в РФ больше четверти века, компьютеризация учреждений и прочих рабочих мест произошла в течение 1990-х, а домашние компы и лэптопы стали доступны по цене тоже в 1990-е (а ведь приезжают не бедные старички, побирающиеся у церквей, а люди, все это время работавшие и получающие пусть убогую, но пенсию) — не уметь делать элементарных вещей могут только ленивые дураки. Которые либо детей заставляли выполнять нужные манипуляции (оплата счетов, покупка билетов и т.д.), либо просто дураки, которым нужно торчать в очередях на почте, в Сбере и т.д. Когда я уезжала, даже в новгородской деревне все соседи пользовались личными кабинетами через мобильный инет, а также смотрели погоду, расписания и пр.

Есть отмазка «мне не было нужно». Что ж, это значит, как я уже сказала, что человек, скорее всего, навешивал многие свои дела на родственников. Ну и я не раз приводила аналогии вроде такой. Ты привык пользоваться гусиным пером и чернильницей. А также ездить на лошадях. А потом ноешь, что нигде нет чернильниц, некому заточить гусиные перья, а также нигде по дороге нет овса для лошадей. А также куда-то делись керосиновые лампы и тебе приходится лампочку вворачивать и ты не знаешь как, ну и выключатель темный лес.. И прорубь никто не прорубит белье полоскать, и стиральную доску хрен купишь! «Мне не нужна была стиральная машина, нет привычки», подай прорубь. И овса насыпь.

И в конце концов. Ладно, не хотел и не привык. Но сейчас жизнь требует. Так вместо претензий, блин, иди на курсы и учись. Или тех же родных попроси научить, но только учись, а не ленись. А то им все кругом виноваты, что не нянчатся. Не, ну лет в 85- 90 еще ладно. Но если уже нет мозгов — то все равно делами занимается кто-то другой, метапелет или родня. А если мозг есть — то и в 80 люди справляются.

Вот честное слово, заскорузлые крестьяне из 1920-х годов вызывают бОльшее уважение, чем эти «пожилые». Те старались. Мне рассказывали, как радовались невероятным новинкам — радио, кино, машина, трактор. Старались понять, как устроено. Осваивали что могли.

***

Дед один рассмешил меня из соседнего двора.

Нетолерантно, но душевно рассказал про дальнюю родственницу своей жены. У этой родственницы, которая сама возрастом около 70, в РФ оставалась мать. И вот эта мать была поставлена перед ультиматумом от дочери: «Я к тебе больше ездить не могу и не хочу, либо тебя забираю, либо ты остаешься одна». Забрала. Та сначала ныла, а потом на «ну и поезжай в свою Россию» ответила:»Едь туда сама, а я не хочу». Сейчас ей 95, бодренькая, но случилось страшное.

Она живет в хостеле и стала там смотреть русское телевидение и девятку. И окружающие ужаснулись внезапному полному комплекту: тут и совсем махровое раклобиби, и плохие досы, лично ее грабящие, а еще вишенкой на торте молодец Путин, который сделает что надо известно с кем, потому что надо русских защищать, а Украину… того.

И ничего было не сделать, ее несло. И всех раздражало. И тогда одна старушка подошла к ней и тихонечко сказала:

— Ты это… вообще никому такого не говори. А то вечером тебя подловят и чик! — провела рукой по горлу.

И все. Больше всяких таких речей старая дама не вела. И как-то случилось, что и телевизор смотреть перестала. Только сериалы. А также гуляет вдоль моря, на скамеечке сидит, жизни радуется.

***

С этой девушкой в течение пары часов мы не перекинулись ни словом.

Она приехала в миюн (приемный покой) на Скорой с отцом. Отцу лет под 70, но с физической работы — на ногах рабочие ботинки, еще и в штукатурке, такие мой муж покупает в магазине рабочей обуви. И штаны тоже рабочие, но чистенькая футболка. Все понятно, мой муж тоже берет с собой чистую футболку переодеться после смены. Вот дядьке стало плохо, и успел переодеться перед больницей.

Лежит, тяжело дышит. Дочка держит его за руку. Подбегают медики, берут кровь, ЭКГ и т.д.

Моя родственница тоже лежит, но она чувствует себя неплохо, слава Богу. Ждет результатов анализа и транспортировки из миюна в отделение. Я тоже жду и рассматриваю людей — осторожно, чтобы не быть бестактной.

Дядьку мне жалко, он не выдерживает и начинает стонать, прижимает руку к подреберью, озирается вокруг, как будто просит помочь. Я гляжу на него, стараюсь глядеть успокаивающе. И тут переглядываюсь с девушкой, взгляд у нее тревожный.

Дядьку увозят куда-то, девушка идет за ним — рентген или еще что. Потом привозят и ставят инфузию. Он уже не стонет, спокойно глядит, перешептывается с дочкой, потом улыбается. Девушка кивает слегка головой и улыбается мне — мол, получше стало, не болит у него.

Потом приносят документы и дядьку везут в отделение.

Девушка оборачивается ко мне и произносит:

— Тода! Тода раба! (Спасибо! Спасибо большое).

Вот как. То есть, не произнося ни слова, мы с этой девушкой все это время коммуницировали, и видно, ей чем-то помогло. А если бы я полезла с какими-нибудь вопросами и дежурным сочувствием — могло наоборот — еще и на нервы подействовать, когда и так тяжело.

***

А расскажу, как я над собой поработала.

Еду как-то в автобусе. И входит особа в шортах и топе. Волосы желтые с розово-малиновыми пятнами. И накачанные губы. Невероятно накачанные губы, огромные. Утиные клювы отдыхают. Безобразно до жути. Приклеенные ресницы.

Сама веселая. В том же автобусе ей встретилась знакомая тетка с пенсионерской прической цвета «баклажан» и в люрексовой кофте. Тоже безобразно (по мне так еще страшнее утиных губ), но привычнее. Что-то говорит губастой, та веселится, глаза сияют, что-то в ответ высказывает.

Да, совсем забыла — губастой лет 75, не меньше.

А я была в самочувствии так себе и мысленно заворчала: «Блин, совсем охренели с этой накачкой губ. В ее-то возрасте…»

А потом подумала. А чего это я? Она мне мешает жить? Портит настроение? Агрессивная? Нет, веселится себе. Ей нравится так ходить. Грудь и гениталии не обнажает. Жуткими духами не воняет (вот эти воняющие мне враги, меня от них аллергия скручивает). А что эти губы безобразны — так внешнее безобразие не преступление. Если у нее есть муж — это его дело. А если нет — вообще ничье. И это не толерантность. Ибо толерантность — это терпимость к чему-то, что раздражает и не нравится. А с какого перепугу меня должны раздражать чужие губы?

Вот так я себе сделала внушение.

Но скажу честно: если бы эта тетка, или тетка в люрексе, или сидевшая рядом девка в безвкусном комбинезоне начали высказывать людоедские вещи, путиноидные, антисемитские или еще какие и стали бы грубо наезжать на меня за что-нибудь, вот тут не то что «толерантности», а элементарной вежливости с моей стороны не было бы, мне надоели реверансы перед агрессорами любого рода. Цвет волос, прическа, возраст, толщина-худоба, предположения о роде занятий, психиатрических диагнозах, предках до десятого колена и сексуальных пристрастиях — все пошло бы в ход при необходимости.

А просто губы накачанные — да пусть себе, если человеку весело, и он никого не трогает. Да и люрекс тоже. И комбинезон.

***

А вот расскажу-ка я что-нибудь этакое… поэтическое. А то вся эта сегодняшняя календарная поэзия с человечинкой задолбала (с вечным слезливым арсеналом из плюшевого мишки, матери-старушки, школьных бантиков, конфетных фантиков, и все под Бродского или хоть Высоцкого, а все равно это как раньше к датам в «Правде» или в той же «Правде» на первой полосе — быстренькое к полету космонавтов или полуострову Даманский. А пишут одинаково — многих зет-поэтов по стилю не отличить от поэтов-иноагентов).

Поэтому вот просто поэтическая тема. Представьте себе дюны от моря до горизонта. С редкими сухими стеблями растений. Близ моря цветут водяной лук и дикий портулак. Из нор выползают греться ящерицы. Вдоль моря тянется тропа, по ней идут верблюды с поклажей, порой конные повозки. Стоишь у моря, слева видишь гору Кармель, справа стены древнего Акко.

Здесь никто не живет, кроме полагающейся фауны. Время от времени прилетают вороны и находят добычу. И улетают — такие, видимо, кормили пророка Илию в его пещере, она в горе Кармель, в общем в пешей доступности, я там была.

Красиво? Красиво. Формально эта земля принадлежит богатому ливанцу, но он здесь не бывает, он все больше в разных столицах и эти дюны для него неликвидный актив. Еще и налог с него плати. Еще и англичане военную базу небольшую поставили, тоже геморрой, у них то один, то другой вопрос к землевладельцу. А куда девать эту головную боль? Кому нужны эти дюны?

И вдруг Аллах посылает покупателей. Они эти земли хотят купить за хорошие деньги, девать, видно, некуда. Богач даже разочарован: об этом племени он привык считать, что оно умное и рачительное, а тут…

Но продает, пока не передумали. И никогда больше не вспоминает об этом земельном активе. И потомки его не вспоминают.

Здесь селятся люди из Германии, Польши, Румынии. Озеленяют местность, строят город. Потом приезжают сюда из Йемена, Эфиопии, СССР (вскоре он станет «бывшим СССР»). Теперь здесь живу я. И еще 50 тыс. человек.

И если мне хоть одна с¥kа скажет, что каких-то фалыстын я выгнала из их жилищ, или строители моего города выгнали, то пусть у того чирей на языке вскочит и не заживает. Ибо никогда не было здесь раньше ничьего жилья. Даже все археологические объекты находятся в стороне. Были дюны до горизонта и верблюжья тропа. Правда, поэтично?

Есть не менее поэтичные сюжеты и про действительно покинутое жилье. Рассказать?

***

А угадайте с трех раз. Какое слово НИ РАЗУ не употребляется в любимом многими фильме Ромма «Обыкновенный фашизм», притом, что казалось бы, без него не обойтись в рассказе о страшной трагедии во время WWII — оно не звучит даже в темах Львовского погрома, Варшавского гетто и Аушвица? И только один раз в конце фильма используется образованное от него прилагательное — в рассказе о сильно послевоенном инциденте в ФРГ (о котором достоверно известно, что это была гебешно-пропагандистская провокация с предварительной тренировкой в Подмосковье, но может быть, Ромм этого и не знал)?

Я специально пересмотрела — вдруг изменяет память. Нет, не ошиблась. Ни разу. И только не надо про цензурный запрет этого слова. Такого запрета не было, хоть и не поощрялось, но могу привести десяток примеров из соцреализма, что полного запрета на тему и слово не было.

***

Этот народный стишок я не раз слышала в раннем детстве (кажется, еще в ЖЖ писала). Он есть во многих вариантах, даже в сборниках для детских садов, записывали его в разных точках Беларуси, а также в районах «русских» Смоленщины и Брянщины.

А мне его нараспев говорила старая бабка, приходившая за мной смотреть (яслей-садика у нас не было, и мама иногда уговаривала кого-то сидеть со мной за еду и несколько рублей, потом и за братцем, последней такой нянькой была 9-летняя девочка, учившаяся во 2-ю смену, но в 3, 5 — 4 года уже в основном одну оставляли, братца к тетке отправили, но я уже умела читать, сидеть с книжкой без жертв и разрушений дома). Но бабку помню. При ней меня чуть не защипали гусаки во дворе, она вздремнула. И стишок тоже помню — помимо бабки, его и другие тетки-дядьки рассказывали, но она по моей просьбе часто.

-Што рабіла?

— Кросны ткала.

— Што зарабіла?

— Кусочак сала.

— А дзе сала?

— Кошка ўкрала.

— А дзе кошка?

— Пад печ пайшла.

— А дзе печ?

— Агонь спаліў.

— А дзе агонь?

— Вада заліла.

— А дзе вада?

— Куры папілі.

— А дзе куры?

— На мора паляцелі.

— А дзе мора?

— Красачкамі [цветами]зарасло.

— А дзе красачкі?

— Дзеўкі парвалі.

— А дзе ж дзеўкі?

— Хлопцы пабралі.

— А дзе хлопцы?

— На вайну пайшлі.

Но ни в одном из сборников не вижу двух последних строчек, которые, на мой взгляд, блестяще завершают фольклорный текст. И запомнились очень хорошо:

— А дзе вайна?

— Пасярод гаўна.

***

Ууууу, как все запущено.

В Израиле идет яростный спор по теме призыва — значительная часть религиозных не хочет служить в армии (а часть вполне служит, впрочем, светский Тель-Авив прохладнее к призыву, чем другие города). Я в этот спор не лезу, там черт ногу сломит. Самой по возрасту служить не доводится, поэтому неэтично.

Я об аргументации.

Вот одна «русская» пенсионерка гордо хвастается: «Мои прадеды кантонистами были, по 25 лет в царской армии служили!» Оторопь меня взяла.

Для начала, конкретно прадеды этой дуры не могли быть кантонистами, ибо их отменил еще Александр Второй, как и 25-летний срок рекрутчины. А во-вторых… Ставить в пример трагедию, созданную людоедским умом Аракчеева — когда еврейских, белорусских, новгородских и других мальчишек силой отрывали от семей и отправляли в казармы. Еврейских еще и насильственно окрестить старались.

Или эти двадцать пять лет. Сколько слез пролито, сколько семей не создано, сколько несправедливости испытано, когда забрить на эти 25 лет могли по самодурству помещика или чиновника, или по их мздоимству, когда пал жребий на одного, но дали взятку и пошел служить 25 лет тот, чьи родные взятку дать не могли.

В общем, пока писала — подумала: эта пенсионерка не просто дура. Она тварь. Если считает такое нормальным. «Я помню, я горжусь», блин.

***

Я тут в свободное от чтения-писания время стала для разгрузки мозга и в порядке guilty pleasure смотреть дурацкие российские мелодрамы.

Причем чем более дурацкая мелодрама — тем лучше. Лучше всего снятые в последние годы.

В этом трэше для домохозяек нет ничего патриотического, нет героев-спецназовцев, нет засилья камуфла, есть браки, разводы, любовь-морковь, Золушки, стервы, внезапно обнаруживающиеся внебрачные дети и хэппи-энды с торжеством справедливости.

И по отзывам на ю-тубе можно видеть, что нравится публике (отзывы в большинстве не ботовские, а реальные).

Но привычка — вторая натура. Трэш трэшем, плежа плежей, а стала я классифицировать. Есть несколько сюжетных моделей и образцов персонажей. Посмотришь 3-4 фильма и уже в следующем сразу видишь, как он устроен и что в нем будет.

Бывают кины посмешнее, бывают слезливые и сентиментальные до тошноты. Но есть одна деталь, которая практически у всех. Это торжество справедливости. Заключается оно в том, что положительный герой (он может быть автослесарем, врачом, банкиром, таксистом и кем угодно) изо всех сил бьет кулаком в морду отрицательного, валит его с ног и продолжает лупасить. Иногда отрицательный отбивается, они катаются по полу или по земле, в кровище. Потом все что угодно: свадьба, рождение ребенка с трогательной сценой в роддоме, получение новой работы со сногсшибательной зарплатой, воссоединение семьи после разлуки…

Но мордобой с кровищей и последующими фингалами под глазами — это обязательно.

***

Читают люди мемуары коменданта Аушвица — и почти общим местом стало писать, что вот обычный человек, но вот бессознательно стал делать зло. С каждым может случиться.

То есть люди заранее готовят себя к тому, что в случае чего «я че — я ниче».

Мне перестал нравиться постулат о «банальности зла». Он становится не оценкой явления, а индульгенцией на «в случае чего». А между тем не все герои, но не все и слуги дьявола.

Берем менее резкий случай. СССР, подписание разных клеймительных коллективных писем. Деятелями культуры, к примеру.

А куда деваться, перекроют кислород, на самом деле я не такой, но плетью обуха не перешибешь, еще и статью найдут на меня, шантажируют, дети кушать хотят, жене шубу надо, «поцелуй злодею ручку», не подпишу — так за меня подпишут (что в самом деле бывало).

А вот Юрий Рытхэу, не диссидент, вполне себе в обойме как «представитель малого народа», лауреат, выездной и и.д., делал так. Когда назревала угроза такого письма, он не выходил и не брал трубку.

На звонки отвечала его русская жена и скорбным голосом говорила примерно такое:

— Нет… Позвать не могу… Ну вы же понимаете… Болен. Ну…. Вы ж понимаете… Запой. У этих северных народов… Нет, и завтра вряд ли очухается, у него это неделями. Извините…

А если учесть, что с алкоголем у Рытхэу и впрямь бывали проблемы — звучало правдоподобно.

… А когда СССР кончился, Рытхэу смог издать 4 блистательнейших романа о своем народе, которые лучшее, что он написал, и которые были переведены на европейские языки раньше, чем на русский. Царство небесное.

***

Календарные даты. Ну вот день космонавтики.

Мне одинаково неинтересно читать и патриотов «родины слонов», для которых главное бить себя пяткой в грудь и кричать «гагариннаш», и больших свободолюбцев на темы «на фига вообще этот космос, а Гагарин все равно что Белка и Стрелка, а также советский изверг». Во-первых, и Белку со Стрелкой жалко, а Юрий Алексеевич был человек.

Что там он получил от щедрот за свой полет? Пальто для себя, пальто для жены, костюмы (там список вообще всяких благ и товаров народного потребления такой, что его разве что гуманитарной помощью можно было бы назвать, любому завмагу или товароведу СССР было бы смешно читать, если бы тогда такое публиковали. Ну а для широких масс да, предмет зависти, всю жизнь надо было бы на эти блага вкалывать, и тогда, кстати, были ворчуны и сплетники). Машину, кажется. Квартиру. И мир повидал, и судьбу и сделал себе и поломал одновременно. Будешь тут бухать, если тебя возят вот так, практически как Белку или Стрелку в клетке, а ты еще и гжатский. У меня вот папанька пить бросил после войны и армии-сверхсрочки, на гжатскую родню наглядевшись.

Гагарина в народе все же любили и жалели. Слухи всякие ходили, но любили.

А космос был интересен — ну потому что вот оно небо, над головой. Великая тайна, и вот люди в нее проникают. Дети, конечно, больше увлекались, к старшим классам жизнь уже обламывала, и тема «хочу стать космонавтом» уже была для анекдотов. Какой там космос — если кто-то уже родителями был определен в те же товароведы, кому-то не светило ничего, кроме как быть трактористом. Поэтому было как бы два космоса. Один — человеческая любовь к романтике и тайне. Другой — вот все это блаблабла и официоз. И они никак не соприкасались.

А я всегда 12 апреля, когда все вспоминают космонавтов, вспоминаю свою маму. Разбился космонавт Комаров. Люди плакали. И пошли слухи, что на самом деле он жив, просто что-то в этой истории засекречено.

И вот темный вечер, спать уже пора, мама уже проверила все тетради, побегала по дому и по двору, хватаясь то за одно, то за другое, сняла с плиты бак, в котором кипятила белье, присела отдышаться. И смотрит так жалобно, чуть не плачет, и говорит мне, совсем маленькой:

«Слушай, а може и правда жив Комаров?» А я чувствую, что нет, что это просто слухи, но мне жалко маму, и я киваю головой: «Наверно».

… Я много потом прочитала про освоение космоса. Много довелось слышать и устных преданий не только в раннем детстве, просто детским разумом что-то четко фиксировалось и запоминалось, а по мере получения информации картинка наполнялась деталями.

Ну, а песню «Заправлены в планшеты космические карты» тоже любила, хотя понятия не имела о Войновиче. Что не мешало петь вместе со всеми (дети любят довольно циничные переделки песен):

» Заправлены в карманы

Кастеты и наганы,

И банда уточняет в последний раз маршрут […] Я верю, друзья, что милиция спит,

И сторож давно на веревке висит (вариант — кирпичиной убит)

На пыльных витринах

Больших магазинов

Останутся наши следы».

***

Детская память штука недооцененная.

Сейчас — особенно в твиттере — принято писать «разблокировалось воспоминание». Вместо «вдруг вспомнилось».

А на детскую память интересно накладывать позднее полученные знания. Или просто залезать в поисковик и уточнять, что это было.

Вот у меня только что.

… Газета, на первой полосе два портрета — Мухаммед Айюб Хан и Лал Бахадур Шастри. На следующий день — один Лал Бахадур Шастри в черной рамке.

Вот честное слово, за всю жизнь об этих людях не вспоминала.

Так. Воспоминание возникло — о чем это? Да, Пакистан и Индия. И город Ташкент. Подписание договора.

А почему черная рамка? Теракт? В Индии были политические убийства, знаю. Нет, воспоминание яснеет, как в старину изображение на фотопленке, опущенной в проявитель — умер в Ташкенте после ужина. Точный год-месяц? Не помню. А газеты помню визуально. И эти фамилии. И что мне почему-то понравился Шастри и было его жалко.

Посмотрела для начала в Вики — все верно, да, Ташкент, да, договор, Ташкентская декларация, январь 1966, да, умер после ужина.

Пишут, что была версия отравления (в СССР, понятно, о ней не писали).

Пленка продолжает проявляться. «Политические» воспоминания у меня, как правило, зимние — зимой холодно и сидишь больше дома, а дома газеты и радио. Весной-летом-осенью, если не болеешь, носишься бахуц (короткое ивритское удобнее и экономнее, это собирательное типа «в наруже» — во дворе, в саду, в огороде, на улице).

Сижу дома, греюсь у печки. На мне байковая кофта. И приходит какая-то тетка к маме, что-то обсуждает, по радио упоминают Шастри, тетка качает головой и говорит:

— Отравы дали.

А вы говорите, слухи в тырнете. Тогда тырнетов не было.

***

И о литературе.

Что Бернард Шоу, что Роллан, что Герберт Уэллс, что много еще кто побывали в гостях у Сталина и полюбили Советский Союз, даже клеймя у себя дома всех, кто против (Роллана, правда, брало сомнение при слухах о репрессиях, и он даже писал партийным вождям СССР, типа как знакомым, задавал вопросы, но они ему не ответили. Но Роллан по гонорарам за издания в СССР — и самих изданий — имел меньше, чем Шоу, Шоу платили так, что места для сомнений в голове не нашлось.

Но вот любопытное совпадение. Литпроизведения, которые написал Шоу после поездки в СССР, успехом не пользовались, на сцене практически проваливались. А все, что мы любим, написано до. Ну в общем и старый он уже туда скатался.

С Ролланом та же фигня. Притом что до визита в СССР он уже был социалистом, но сравнить даже «Очарованную душу» с вымученной позднейшей хренью… Хоть и помоложе был Роллан.

И у Уэллса то же самое. Ну, его, конечно, больше волновал роман с очаровательной ГПУшницей, она же агентка еще нескольких разведок, которую ему сначала подсунули в 1920-м (но тогда он написал «Россию во мгле», недоработка вышла), а потом все заверте… в 1930-е и тогда уже великий фантаст проникся.

С Фейхтвангером посложнее. Его жуткая «Москва. 1937» сначала помогла ему залатать дыры в бюджете, но потом он таки смог сделать несколько талантливых вещей (хотя в трилогии о Флавии две части читабельны, а третья — после визита в СССР — очень натужна). Но опять же совпадение: дифирамб 1937 году чем-то не понравился в итоге высоким партийцам, был упрятан, не переиздавался, а потом Фейхтвангера вообще долго не переиздавали в СССР. Он же еще и против нацизма был, возможно, у него неправильный антинацизм оказался в глазах коммунистов.

Вопрос: то ли большие писатели поехали в СССР, изрядно исписавшись, то ли их талант не смог ужиться со сталинскими сребрениками?

Лиора Лурье

Фотоиллюстрация автора