ПРОЗА

 - Мне всё равно, что там и как. Меня это не колышет. Я был на пароходе, я всем сказал, что это моя баба. Чтобы ни один слюнявый юнец не порывался в эту сторону, ни один старпёр не пырхался там, добиваясь её. Я ей предложение сделал, официальное. Просил не ходить в этот рейс, хватит уже! Весь мир посмотрела, отработала за двоих, а она в ответ только смеётся: «Я тебе надоем через месяц совместной жизни, давай ничего не будем менять, нам ведь и так хорошо».

Какая она, моя Ханука? Когда за плечами уже очень много прожитых лет, то в будущее не особо заглядываешь: спасибо, Господи, за каждый день! Оглядываемся на прошлое - это наше достояние, у каждого своё, хорошее или плохое, но единственное и неповторимое.

Двое сидят 31 декабря за час до полуночи. Провожают старый год. Дёрнули по очередной стопке, зажевали оливье, закурили. Надоевший телик выключен, верхний свет тоже. Лишь мерцают трёхцветные диодики ёлочной гирлянды. Тишина. В синей тьме за окном бесшумно падают снежинки. Друзья уже изрядно набрались... впечатлений, и умиротворение охватило их сполна...

Манюня открыла дверь холодильника. В нос ударил запах пролитого пива. Сливочное масло было в отсутствии. – Муртазик, я тебе яичницу поджарю. На подсолнечном масле. Ничего? – громко, чтобы разбудить разоспавшегося бойфренда, крикнула Манюня.

Солдат улыбнулся, он вспомнил, как по дороге на Дальний Восток, где-то уже за Хабаровском, на убогой безымянной станции, против его переполненного и вонючего жесткого вагона, остановился купейный вагон, набитый пьяными дембелями, изукрашенными яркой вышивкой, белыми бабьими кантами, звонкими аксельбантами.

Телефон нежно затренькал, когда Пётр Иванович покупал на рынке помидоры. Мужчина приложил трубку к уху, уронил на заплёванный асфальт полный полиэтиленовый пакет и, грубо толкая людей, побежал к выходу.

После смерти мужчины становятся известными большинство из его тайн: внебрачные дети, дети от неизвестных браков, дети от известных бездетных браков, наивные юношеские стихи на истлевших бумажках в клеточку, не учтённые женским ураганом и налоговым инспектором деньги на сберкнижке, телефоны прежних и настоящих подружек, космические ресторанные счета на двоих с шампанским ...

Если я появлюсь в так называемом приличном обществе и громко скажу: «Привет, я – Сперматозоид» – вокруг повиснет неловкая тишина, как будто я ляпнул что-то непристойное. Вся эта напыщенная, но недалёкая публика сразу, видимо, начнёт возбужденно вспоминать, где я обитаю и куда стремлюсь попасть, начнет сладострастно воображать, как эрегированный мужской член входит в женскую вагину, и как я затем извергаюсь туда в момент конвульсий их совместного оргазма... Та ещё публичка!

Петровская эпоха. 1696 г. В застенке Тайного Приказа допрашивают стрелецкого старшину, на которого получен навет об измене. Тот клянётся-божится, всячески отрицает участие в заговоре. Приказный чин мягок и даже ласков.

Моя подруга Маня решила начать новую жизнь и отправилась на рынок. Потому что в новой жизни домочадцев должен ждать горячий обед на плите, мытые деревянные полы и рушники на стенах, а не полпачки сигарет Мальборо без фильтра и кусок воблы из русского магазина.