ПРОЗА

Он написал о своей «Композиции 6».

Иммигрант отличается от обычных людей тем, что у него у не одна, а две жизни. Одна — до, а вторая — после. Люди часто путают два похожих слова, поэтому поясню: эмигрант — тот, кто навсегда уезжает жить в другую страну, но ещё туда не добрался, а иммигрант — тот, кто уже приехал и живёт в другой стране. Память у каждого иммигранта наверняка сохранила немало занятных впечатлений о переломном периоде биографии. Сегодня я решил поделиться некоторыми своими наблюдениями, что запомнил из первых лет иммигрантской жизни. 

Всякий раз, когда Агаси поднимался по долгой крутой лестнице в свою небольшую комнатку под самой крышей, он вспоминал три деревянные ступеньки перед дверью в родительском доме. Всего три ступеньки, и ты уже дома. Там в окна ломилась сирень, а перед домом росла яблоня с самыми необыкновенными плодами в мире – синап. На столике прямо в коридоре всегда стояла корзинка, доверху наполненная яблоками. Когда дети прибегали с улицы, они сразу хватали по яблоку и хрустели ими за столом, пока мама возилась на кухне с керосинкой. Еды всегда было мало. Может, потому вкус хлеба, зелени, сыра и яблок из ахалцихского детства наворачивается на язык, как только вспомнишь о времени, когда все в семье видели друг друга каждый день...

Наверное, у многих в жизни случались встречи с какими-нибудь неприметными и малозначительными на первый взгляд персонажами, фиксируемые памятью как повторные знакомства; причём те, начальные, можно было бы восстановить с достаточной достоверностью, хотя раньше в этом никакой потребности и не было. И всё же это такие встречи или знакомства, которые повлияли, несмотря на свою мимолётность, если не на судьбу или мировоззрение, то в эмоциональном или информационном плане, как минимум, на какое-то, пусть и непродолжительное время, на личный житейский фон.

 Люди изобрели календарь и пустились рьяно фиксировать прожитые дни. Мозговой штурм этнически полоумных homo sapiens стал обильно плодоносить: до нашей эры/во время нашей эры/после нашей эры -  Бронзино/Моне/Пикассо/Сафронов -  барокко/рококо/постмодернизм, старожилы не сторожат и как обычно не могут ничего припомнить. А ведь возраст в цифрах не всегда и не всем приятен: старики молодятся, цепляя пёстрые галстуки, а подростки поскорее хотят стать взрослыми, чтобы курить без утайки в местах общего пользования.

На кладбище в поселке Михайловка – районном центре Запорожской области, имеется достаточно искусно изготовленная высокая гранитная плита, напоминающая… саркофаг, пожалуй. На ней читается надпись: «Героически погибшим воинам за советскую родину 2 августа 1943 года». И ниже следуют фамилии погибших: ст. лейтенант Сапунов П. М., 1914 г.р.; лейтенант Леньков Г. М., 1916 г.р.; ст. лейтенант Струков В.Г., 1921 г.р.; сержант Бураченко А. И., 1919 г.р.; сержант Арбузкин М. М., 1906 г.р.; сержант Дергачев Г. Д., 1907 г.р. Все. Больше никаких данных.

Когда становишься репатриантом, очень сложно рассортировать большое количество семейных фото и решить вопрос — брать с собой или нет. Это фото было огромное, на картонной рамочке, но когда я увидела, что оно датировано 1941 годом,  вспомнила мамины рассказы и взяла с собой.

Если бы у меня спросили, стоит ли этому человеку, гвардии полковнику, танковая бригада которого в апреле 1945 года первой ворвалась в столицу фашистской Германии, установить в Запорожье памятник, я бы без колебаний ответил: памятник ему нужно было давно установить. И на самом почетном месте – на аллее Славы. Присутствующий там комбат – тот, который поднимает бойцов в атаку, это, конечно, круто, но комбриг, взявший штурмом логово нацистов, еще круче. Впрочем, ни меня, ни других запорожцев никто спрашивать не будет, какие памятники нужны нашему городу.

Вид с балкона уже начинал раздражать ее. Хотя раньше после рабочего дня она любила вот так выйти на балкон вечером, особенно весной или летом. Ей нравилось смотреть на покачивающиеся верхушки деревьев, наблюдать за прохожими и проезжающими машинами. Несмотря на то, что апрель подходил уже к концу, настоящего тепла еще не было и чуть окутанные легкой зеленой дымкой ветви деревьев будто застыли в зыбком безвременье, весна сделала пару шагов навстречу лету, а потом приостановилась – призадумалась, а стоит ли дальше…

О новой книге эссеиста и писателя Евсея Цейтлина рассказывает знаменитый лингвист, известный литературный критик, профессор Миннесотского университета Анатолий Либерман