Главная / ПРОИЗВЕДЕНИЯ / ОЧЕРКИ И ЭССЕ / Валерий БОЧКОВ | ПРЕДСКАЗАНИЕ БУДУЩЕГО

Валерий БОЧКОВ | ПРЕДСКАЗАНИЕ БУДУЩЕГО

ПРЕДСКАЗАНИЕ БУДУЩЕГО

90-летию со дня рождения Войновича посвящается

Скандал надвигался. Над столом повисло мрачное молчание. Гости даже перестали звенеть вилками. Тишину, как пишут в скверных романах, можно было резать ножом. Войнович выпил рюмку водки, промокнул губы салфеткой. Подняв глаза, он посмотрел на генерала и повторил:

— Ваш Комитет угробил не только православную церковь… — он сделал паузу, добавил тихо, — Россию вы угробили.

Генерал ласково улыбнулся Войновичу — так улыбаются ребёнку, который ещё многого не понимает. Застолье безнадёжно катилось к скандалу. Нужно было что-то предпринять немедленно. Ситуацию спасли Путин и моя жена. Лиза, не очень понимая нюансы русской речи, безошибочным нюхом толковой хозяйки почуяла неладное.

— Чучело! — воскликнула она. — Чучело! Уже стемнело — самое время жечь чучело! В сад! Все спускаемся в сад!

В глубине сада на суку старой вишни висело чучело Путина. Лиза чиркнула спичкой и поднесла огонь к штанине тирана.

Путин вспыхнул как порох. Сгорел моментально и почти без дыма. Гости едва успели щёлкнуть пару селфи на фоне пылающего тирана. На десерт мы снова подавали блины — теперь уже с клубникой и сливочным мороженым. До начала войны с Украиной оставалось ровно восемь лет.

1

Зима в Вирджинии скучна и нелепа. Снег выпадает лишь раз, обычно в январе, но лежит всего один день и на следующее утро тает без следа. В начале февраля запросто могут распуститься крокусы и фиалки. К середине месяца уже вовсю пахнет весной: воздух по-южному вкусен, мокрый дух магнолий мешается с горечью каминного дымка, с реки тянет тёплой тиной и почти пляжной ленью, в просвете черепичных крыш висит чуткий месяц. Кто-то вырезал его из слюды и приклеил к оливковому небу прямо с утра.

Именно на один из таких дней и выпадает Масленица. Дом наш бурлит: в гостиной уже накрыт длиннющий стол — не так просто усадить полторы дюжины гостей — девственной белизны скатерть, крахмальные салфетки торчком, праздничный сервиз с золотым ободком, вилки-вилочки-ножи. По всему дому разбегаются вазочки с цыплячьего цвета нарциссами — их куплено целое ведро: по мнению моей американской жены, нарциссы символизируют весну и скупиться тут — грех.

Я не спорю и придерживаюсь того же мнения насчёт спиртного — «смирновская» разлита по графинам и изнывает в потёмках холодильника по соседству с банками икры и малосольной селёдки. Внизу, на кухне, накрывается закусочный стол, аромат тут стоит убийственный: маринованная черемша, солёные огурцы и помидоры, пахнет укропом и кинзой, бесстыже благоухает копчёная корейка. Расставив хрустальные стопки и всё-таки поборов искушение слямзить ломтик сёмги, выхожу в сад.

Тут тоже всё готово: в железной жаровне сложены дрова, вокруг расставлены деревянные кресла с грубыми солдатскими одеялами — вечерами бывает зябко. На суку старой вишни висит чучело Путина в натуральную величину — сколько в нём, метра полтора? Портретное сходство весьма убедительно, в конце концов, я ведь профессиональный художник. Нутро чучела набито соломой и пропитано бензином: Путин должен сгореть быстро — моментально, чтоб огнём не повредить ветки дерева и чтоб соседи не успели вызвать полицию. Рядом с вишней — огнетушитель. За пятнадцать лет жизни в цивилизованном мире русская удаль неизбежно сменяется здравым смыслом.

2

Есть люди, которые располагают к себе сразу. Войнович из их числа, он прекрасно знает, что знаменит, но при этом не кокетничает, имитируя рубаху-парня, но и не важничает, изображая классика или пророка. Он не пытается заполнить собой всё пространство, он не пытается громко острить или заразительно хохотать. Он не тамада и не свадебный генерал.

Войнович тих и спокоен. Он совсем не похож на мрачного пророка, Войновича запросто можно представить на капитанском мостике в бурную ночь на каком-нибудь скандинавском краболове — крепкая шея, упрямый лоб, по-мальчишески густая шевелюра — белая, как гребень северной волны. В зубах — короткая вишнёвая трубка-носогрейка. Впрочем, курить Войнович давно бросил.

Мы говорим о лени и её роли в искусстве. Войнович утверждает, что он чемпион по лени и в мировом состязании наверняка занял бы второе место — после Карла Маркса.

— Лень — это вовсе не «ничегонеделанье». Лениться означает не делать того, что ты «должен» делать. Так называемая работа: копать яму, писать книгу, играть Гамлета в театре, красить забор. Кстати, у Марка Твена психология лени описана гениально. К слову, именно из-за лени я стал живописцем.

Тема требует тоста — мы выпиваем. Войнович продолжает:

— Дело было в Германии, я дописывал книгу, срок сдачи приближался. Финал никак не получался — крутил его и так и сяк — всё плохо. Тогда я полез в середину текста, начал исправлять там и испортил всё окончательно. Я сидел за письменным столом мрачный и злой. На стене передо мной висел натюрморт в раме — груша, миска, синяя тряпка. Он мне и раньше не нравился. Ни композиции, ни колорита — ну что за картина — попроси любого прохожего с улицы, он тебе лучше нарисует. «Уж прямо так и любой, — иронично шепнул бес в ухо. — А самому слабо?»

На соседней улице, минутах в пятнадцати, была лавка художественных материалов. Типа художественного салона, помнишь, как на Кутузовском.

— Как раз в доме Брежнева, — уточнил я.

— Именно. В таких магазинах есть всё необходимое: холсты, краски, кисти — короче, все материалы и инструменты для написания шедевра. Через пятнадцать минут я уже выбирал тюбики с краской и кисточки. Купил палитру, пару холстов, второй — на всякий пожарный. Дело-то незнакомое, кто знает, как оно там пойдёт.

Дело пошло на ура. Азартно и с удовольствием: я пел, смеялся, перемазался краской, испачкал стол, стены и ковёр. Через полтора часа я закончил свой натюрморт с яблоками.  Снял со стены старую картину и повесил свою. Моя была очевидно лучше. Такого прилива вдохновения я не испытывал давно.

Какая удача, что я сразу купил два холста! Тут же взялся за следующий натюрморт — в композиции должны были принимать участие бананы и графин. По колориту я метил одновременно в Сезанна и Ван-Гога. Внезапно обнаружилось, что кончается краска — закончились белила и крап-лак, из жёлтого тюбика удалось выдавить жалкую каплю — какие же бананы без жёлтого стронция!

Мне повезло — магазин ещё не закрылся. Набив сумку тюбиками с краской, я бегом отправился домой. Через час натюрморт был завершён. Бананы получились даже лучше яблок. Вторая картина придала мне уверенности — о своём живописном творчестве я теперь мог говорить во множественном числе. Чуть смущало жанровое однообразие, не может настоящий мастер писать одни лишь натюрморты. Нужен портрет — нет, не просто портрет, а автопортрет — у каждого уважаемого живописца есть автопортрет: тот же Ван-Гог с Сезанном, Гоген, Рембрандт. Карл Брюллов. К тому же у меня осталось много лишней краски.

3

Книгу «Москва 2042» первый раз я читал в Амстердаме. Тогда, то ли в 89-ом, то ли в 90-ом году, происходящее в романе казалось искромётной фантазией автора, назвать её антиутопией мне бы и в голову не пришло. Никто ведь не считает «Откровения от Иоанна» антиутопией, верно?

Напомню вкратце: правит Россией Гениалиссимус — гэбешный полковник, прячущийся в бункере (нет, в спутнике), есть и скрепы — государственность-безопасность-религиозность, за последнюю отвечает генерал-майор религиозной службы Отец Звездоний, на Красной площади портрет Христа рядом с портретом Ленина. Жрать в России снова нечего, снова страна в кольце врагов. Машины и механизмы не работают, всё износилось и обветшало. Взгляд в прошлое или будущее? Это Россия перед развалом советской империи или путинская РФ образца 2026 года? Я не политолог и не пророк, но на мой взгляд, будущее России в её прошлом. Гоголь тут явно польстил родине: Русь вовсе не тройка, Русь — белка в колесе.

Через четверть века, в четырнадцатом году, на нашей Масленице в Вирджинии, я спрашивал Войновича, как ему удалось так точно всё угадать — и про церковь, и про Путина, и про народ.

— Ну про народ наш проще всего, — ответил он. — Страх и покорность уже в генах. Вектор был задан сто лет назад, проведена изумительная селекция — несколько войн, голод, террор. Путину уже даже не нужно устраивать репрессии — страх является органичной частью жизни каждого гражданина РФ.

— Страх — главная скрепа России. Причём — и этот момент крайне важен — у страха не должно быть логического объяснения. Опыт сталинского террора тут переоценить нельзя. Имея те постсоветские ингредиенты, у нас ничего другого получиться и не могло.

Ещё Войнович сказал, что в наш, не очень просвещённый век, антиутопию ошибочно считают предсказанием будущего, одним из видов научной фантастики. На самом деле, антиутопия, скорее, относится к категории предостережений. Писатель, настоящий писатель, он подобен чуткому инструменту, вроде сейсмографа, способному задолго до землетрясения почувствовать приближающуюся катастрофу и предупредить праздное человечество. Как правило, без результата.

4

Моя жена Элизабет печёт самые вкусные блины в мире. Я пробовал блины и в русских ресторанах, и в разнообразных хлебосольных гостях, где на кухнях колдовали и опытные бабушки, и хваткие молодки — нет, всё не то. Лизины блины самые лучшие. Такое же мнение — единодушно — выразили и гости, сплошь выходцы из наших краёв, не считая пары залётных американцев. Публика, к слову, культурная и образованная («рафинированная», как говорила моя покойная бабушка, генеральская вдова): был профессор, пара классических пианистов, биолог с мировой репутацией, бывший культурный атташе. Был даже мятежный генерал КГБ, которого приговорил к смерти сам Путин, впрочем, без видимого результата.

Генерал привычно балагурил, шутил, неожиданно переходя на немецкий, рассказывал шпионские истории, опрокидывал рюмашку и смачно хрустел корнишоном — и снова шутил. Генерал сидел напротив Войновича и явно портил ему настроение. Войнович стал мрачен, он жевал вяло и без аппетита, исподлобья поглядывая на румяного балагура. Тот заканчивал историю про создание ленинградского рок-клуба, которую я слышал от него раньше: генерал утверждал, что то была его идея, а сам клуб целиком стал проектом КГБ по контролю над молодёжью.

— Так что русский рок, — закончил генерал, — тайное дитя Комитета.

— Что явно отразилось на музыкальных способностях подкидыша, — хмуро буркнул Войнович.

Никто не засмеялся. Повисла неловкая пауза, которую заполнил цыганский перебор в ре-миноре — музыка бубнила застольным фоном. К счастью появилась новая порция блинов — пошла вторая сотня. Моя жена, уже опытная в русских застольях, крепко уяснила две национальных особенности: во-первых, русские едят блины по шесть разом — как слоёный пирог, во-вторых, русские не делятся едой — если на одном конце стола будет, к примеру, стоять блюдо с заливной рыбой, на другом конце этой рыбы никогда не увидят.

— Кстати, Комитет, — начал генерал авторитетным баритоном, — именно Комитет, спас от полного уничтожения русскую православную церковь в Советском Союзе…

— Ага, — ядовито ввернул Войнович. — Сделав церковь филиалом КГБ.

— Но ведь спас! — Генерал махнул рюмку водки. — Спас!

— Лучше бы она погибла! — Войнович промокнул салфеткой губы. — Для всех было бы лучше. И для самой церкви в первую очередь.

— Ну не скажите…

— Сам Христос бы побрезговал молиться в вашей чекистской церкви.

Застолье безнадёжно катилось к скандалу. Нужно было что-то предпринять немедленно. Ситуацию спасли Путин и моя жена. Лиза, не очень понимая нюансы русской речи, безошибочным нюхом толковой хозяйки почуяла неладное.

— Чучело! — воскликнула она. — Чучело! Уже стемнело — самое время жечь чучело! В сад! Все спускаемся в сад!

***

Через месяц после той масленицы за роман «К югу от Вирджинии» я получу «Русскую премию». Тогда такую премию принимать было ещё не стыдно. Мы с Лизой полетим в Москву, которую мы покинули пятнадцать лет назад — в год, когда мой народ выбрал своим президентом вора, убийцу и будущего военного преступника мирового калибра.

Издательство Эксмо заключит со мной контракт на издание авторской серии. В ней выйдет одиннадцать книг. Моим редактором станет Ольга Аминова, именно она готовила к изданию все последние книги Владимира Войновича. Через пару лет, в 2016 году, я напишу свою антиутопию «Коронация зверя». Всё, описанное там, случится в России совсем скоро — через пару лет. В конце августа 2024 года.

Войнович оказался прав: предсказание будущего не такая уж сложная штука.

Валерий Бочков 

Вермонт, 27 сентября 2022 © 

 

Фото из архива автора