ПРОИЗВЕДЕНИЯ

Ивана Фёдоровича Прохорова назначили председателем колхоза «Путь Фомича» и он стал выпивать ещё чаще, поддавшись чёрной магии молочного скотоводства. Раньше он занимал должность пронумерованного секретаря недосреднего партийного звена, но район не потянул его идеологической фантазийности (не тот масштаб) и прибегнул к скамейке запасных секретарей, умеющих с душой петь блатные песни в узком кругу ограниченных людей. Он ушёл с удовольствием, поскольку не преследовал карьеру и исчерпал все запасы цинизма. Имея патриархальное подсознание, попутно имел и совесть, которая не позволяла ему делать то, что порой очень хотелось сделать. Для того, чтобы что-то изменить в мире, нужно приложить усилий больше, чем минимально необходимо для этого изменения.

В нашем пролетарском районе он был единственным, кто вежливо  приподнимал шляпу при встрече и легким наклоном обозначал свое с вами знакомство. Район был простой, суровый, заставленный унылыми пятиэтажками и забросанный выкидываемыми с их балконов окурками. С неизменной тросточкой в стареньком пальто и больших серых башмаках он любил прохаживаться трогательной чарли-чаплиновской походкой мимо наших окон, вдоль дома и соседнего с ним заодно.  На скамейках с тетками не сидел, семечки не лузгал и не кричал по вечерам пронзительным пьяным криком в окно соседу с первого этажа: "Ю-ра-а!.. Ю-ра-а!.."  Короче, Евгений Маркович был несколько другим, чем все вокруг.

То сентябрьское утро 1942 года началось весело, несмотря на то, что стояла удушающая жара под тридцать градусов. У подножья горы Шлоссберг, недалеко от старой ратуши, на газоне между парком и придорожным кафе на берегу реки Драйзам, величаво раскинулся брезентовый шатер, выкрашенный в красно-белые цвета, усыпанный звездами из золота и обшитый яркими лентами и колокольчиками, звеневшими от дуновения ветра. Вокруг шатра полукругом были расставлены пёстро размалёванные тарантасы, фургоны с узкими окнами, оклеенные цветастыми афишами, и две железные клетки, составлявшие, пожалуй, весь передвижной зверинец бродячего цирка, если не считать привязанных к ним лошадей с длинными, заплетёнными в косы гривами.

Дни похожи, будто близнецы.
Ночь свои развешивает флаги.
Звёзды взяли вечность под уздцы -
Только надрываются, бедняги.

Почему-то с годами труднее услышать друг друга.
Как глухие упрямцы, мы внутрь обращаем свой взор.
И неясной тоской одиночество ходит по кругу,
вызывая к барьеру - на долгий мужской разговор.

Дед однажды на полу
Завести решил юлу.
Ох, и пела та юла,
И крутилась, как могла!

С утра пораньше туч пузатых вече
Решает, не пора ли справить дождь.
На постаменте, изувековечен
И голубвеобилен, бывший вождь.

У красавицы Алкмены, жены фиванского царя Амфитриона, родились в один день два мальчика: Ификл и Геракл. Но как же они были не похожи друг на друга!

Может быть, кто-то помнит пельменную на улице Революции? Мы с друзьями бывали там часто. Маленькая столовка, накурено, на столиках — уксус и горчица. Если, как я, вы любите пельмени со сметаной — это дадут к пельменям отдельно, на маленькой тарелочке. Все мои друзья заливали пельмени уксусом! Место спокойное, никаких чужих там не бывало. Я имею в виду милиционера, активиста или какого-нибудь дружинника. Вокруг простой люд, никогда много народа там не встречал. Те, кто "приносил с собой", были нормальные "прохожие". “Принял”, заел и пошёл дальше. Мы там в конце 60-х часто бывали. Недалеко от моего дома пельмени дешёвые и даже вкусные. Можно было смело поболтать со своими ребятами о футболе, девочках, мечтах о загранице, обсудить журнал с американскими культуристами, изучить на рубашке у Дуче непонятную, невиданную американскую бирку.

Не ищи его
В хрупких горных стремнинах
Для богов они холодны слишком.
Не ищи в гневных реках
Частички его беззащитного тела,
Не ищи средь камней капли крови его...