Давид ГАЙ | «Я хочу, чтобы книгу о моем отце писал русский человек»

“Я ХОЧУ, ЧТОБЫ КНИГУ О МОЕМ ОТЦЕ ПИСАЛ РУССКИЙ ЧЕЛОВЕК”

Дань воспоминаниям

У книг, как и у людей, бывают юбилеи. Исполнилось полвека с момента выхода в Москве моей первой документальной повести, посвященной знаменитым авиаконструкторам. Увлечению авиацией я отдал немало лет, работая в “Вечерней Москве” – тогда самой популярной столичной газете. И каждый раз приходилось вступать в борьбу с советской цензурой. Достаточно сказать, что набор книги о генеральном конструкторе вертолетов Миле цензоры требовали под смехотворным предлогом рассыпать. Потребовалась борьба издательства и автора, чтобы книгу отстоять… Перипетии этой борьбы описаны в моем мемуаре “Я сам собою недоволен”. Он вышел отдельным изданием и продается. Читать его можно в Сети под названием “Зрачки зверя” (альманах “Новый Континент”).

Летом 1993-го я в возрасте 52 лет эмигрировал в США. Моя семья, жена и сын, уже находились в Америке более двух лет. Волей случая они оказались в земном раю – калифорнийском Сан-Диего, на берегу Тихого океана. Я присоединился к ним.

Решение покинуть родину далось мне мучительно. Я не представлял, чем русскоязычный журналист, литератор сможет заниматься в эмиграции. Причины, вызвавшие излом судьбы (не только воссоединение с семьей), подробно описаны в моих романах “Сослагательное наклонение” и “Средь круговращенья земного…”, поэтому не стану на этом останавливаться. Через некоторое время меня пригласили в Нью-Йорк на должность редактора известного еженедельника “Еврейский мир”. Моя журналистская карьера продолжилась.

Что же касается писательских дел, то, несмотря на бешеную занятость, я заканчивал роман, действие которого происходило в Нью-Йорке и в России и было связано с приключениями героя, выигравшего главный приз в лотерею и ставшего миллионером. Жгуче-современный роман ждали в Москве, солидное издательство заключило со мной договор, но внезапно я попросил дать отсрочку в несколько месяцев. Иное властно вмешалось в мои планы…

Это “иное” пришло ко мне во сне, вернее, в минуту раннего рассветного пробуждения. Я давно пришел к убеждению, что случайности – не случайны. И чем больше думал над этим, тем отчетливее понимал – это должно было случиться, рано или поздно. И вот – случилось.

…Шла зима 2005-го. Я методично перелистывал страницы книг о Миле, Петлякове и Мясищеве и отчетливо видел лакуны, пустоты – многое неосуществленное не по своей вине. Теперь оставалось восполнить пробелы. Я словно искупал долг перед выдающимися людьми, поведав о них далеко не всю правду. Жизнь постоянно испытывала их на излом, и они выдержали проверку, не согнулись, не сдались обстоятельствам. Я решил объединить все три повести, добавить очерк о Туполеве и выпустить под одной обложкой. Дистанция времени давала возможность многое переосмыслить, увидеть и понять лучше, чем прежде… Трое из четверых главных героев были узниками ГУЛАГа. Им повезло: их не расстреляли, они создавали новые самолеты в знаменитой “шараге” с решетками на окнах. В выпущенных в СССР моих книгах цензура не дала сказать об этом ни слова…

И я засел за кардинальную переделку уже однажды написанного и напечатанного.

Память хранила массу эпизодов, не нашедших выхода в советских изданиях, востребованной оказалась заветная тетрадка с записями бесед с Л. Л. Кербером и другими инженерами и учеными, прошедщими “шарагу”, помог и интернет, где я уточнял и выверял факты, даты. Мое внутреннее состояние можно было сравнить с ощущениями аскета, избавившегося от вериг. Никто и ничто надо мной не властвовали, цензурные ограничения остались в прошлом. Это было прекрасное время абсолютного творческого раскрепощения. Писать правду, как я ее понимал и чувствовал, оказалось так легко!

Я включал в текст новые и новые фрагменты, касавшиеся моих героев. Например, будучи арестован и попав на Лубянку, Петляков не хотел подписывать донос на самого себя, его били, он лишился нескольких зубов. Затем, когда понадобился в “шараге”, ему сделали вставную челюсть…

(Уместно тут было вспомнить историю преждевременной смерти Сергея Павловича Королева. Операция в “Кремлевке” сразу же началась с накладки: анестезиологи пытались дать оперируемому наркоз, но тот не мог широко открыть рот. Пришлось делать разрез на горле и вводить трубку в трахею. “У меня нет никаких сомнений, – вспоминал потом академик Борис Петровский, – что во время допросов Королеву сломали челюсти. Это обстоятельство и заставило нас применить трахеотомию”. Сам генеральный конструктор о пытках на Лубянке никогда никому не говорил. Об этом не знала даже супруга Королева, Нина Ивановна. Она лишь припоминала, что Сергей Павлович действительно не мог широко открывать рот и всегда очень нервничал перед визитом к зубному врачу).

Я описывал будни “шараги”, детали проектирования самолетов, невероятные истории, связанные с этим, работу моих героев после освобождения (первым вышел на свободу Петляков). В повествовании о Мясищеве делался акцент на новаторские, революционные конструкторские решения. “Он был старше своего времени, а время , как и толпа, не прощает тех, кто идет не в строю. Отставших громко презирают и тихо ненавидят идущих впереди”. Цитата из воспоминаний Л.Л. Селякова, ближайшего соратника Мясищева. И не случайно в начале осени 1960-го его ОКБ прекратило самостоятельное существование по решению Хрущева, а сам Владимир Михайлович получил назначение на должность начальника ЦАГИ, то есть непосредственно конструкторской деятельностью уже не занимался. Время и впрямь оказалось противником мясищевцев – в разгаре была компания против авиации в пользу ракет. Вероятно, лучший в стране творческий коллектив Мясищева поглотила организация любимца Хрущева – Челомея, которого не без оснований считали интриганом и авантюристом, что потом и подтвердилось….

Новая книга писалась быстро. Осенью того же 2005-го без малого 500-страничный том вышел в Москве в издательсте “Знак”. Бесспорно, заслуга владельца издательства и главного редактора, моего старинного друга и земляка Леонида Слуцкина, живущего сейчас в Германии.. Книга под названием “Небесное притяжение” продается в России, ее можно заказать в интернет-магазинах, прежде всего, в OZON. Ее читали, как я понял, многие, реакция авиационных работников (а они самые дотошные и строгие судьи) оказалась доброжелательной, большинство приняло содержание, о чем многие написали в издательство и сообщили мне лично. Но вот туполевцев шокировала степень откровенности автора, резкость отдельных суждений. Что ж, я ожидал этого – ведь в венчающем книгу очерке “Осень патриарха” рассказывались подробности рождения и гибели первого в мире сверхзвукового пассажирского лайнера ТУ-144, сколоченного наспех и потому приговоренного к печальному финалу.

Андрей Николаевич Туполев не случайно назван в книге “патриархом”. Пионер цельметаллического авиастроения в СССР; руководитель ведущего ОКБ, создавшего около 80 (!) типов самолетов – больше нет ни у кого; на себе испытавший кровавую десницу сталинского режима; не имевший в отношении государства никаких иллюзий, но истово служивший ему, пресекающий любые “непатриотческие” разговоры – не из-за страха, а просто считая их неуместными; никогда не стремившийся произвести на кого бы то ни было благоприятное впечатление, вообще, не думавший об этом – принимайте таким, какой есть; порой резкий, грубоватый, хамоватый, выходец из дворян, обожавший язык извозчиков; капризный, не привыкший к несогласию, отказам, честолюбивый, лидер по натуре, жаждущий во всем первенствовать; далекий от подлости, приспособленчества, заискивания перед высоким начальством; умевший продавливать свои идеи, особенно на макетных комиссиях, нередко превращая их в балаган солеными шуточками; и еще много какой, вселяющий безграничное уважение и отталкивающий от себя…

Именно таким он и показан в книге. Моя совесть чиста – я не погрешил перед истиной. И в то же время полностью отвечаю за свои слова – его сын и наследник фирмы Алексей Андреевич в подметки не годился отцу, притом не только как, собственно, конструктор, творец новой техники. Самое главное – сын не унаследовал и сотой доли смелости, твердости характера и умения брать ответственность на себя, присущих его многомудрому и много пережившему отцу. Я писал об этом без утайки, оперируя железными фактами, свидетельствами ответственных людей, однако навлек на себя критику… Для меня лучший аргумент – позиция Л.Л. Кербера: он оказался единственным, кто открыто выступил против передачи Туполевым руководства ОКБ своему сыну. Патриарх не согласился с мнением своего заместителя, и Леонид Львович был вынужден написать заявление об отставке.

Но один эпизод я все-таки утаил, не сказал в новом издании ни слова, ни полслова. Мне казалось, это сугубо личное, не стоит выносить “на публику”. Теперь же думаю иначе.

В начале 80-х в издательство “Молодая гвардия” обратилась группа ветеранов ОКБ с предложением выпустить в серии ЖЗЛ книгу об Андрее Николаевиче. Делом этим занимался Сергей Давидович Агавельян, многие годы проработавший на фирме и по выходе на пенсию ставший основателем и первым директором музея А.Н.Туполева. Издательству была предложена моя кандидатура в качестве автора. Издательство не возражало и попросило прислать им официальное письмо за подписью руководителя ОКБ. Письмо было составлено, требовалась подпись Алексея Андреевича. Неделя шла за неделей, а подписи все не было. Никто не мог ничего понять. Случайно из вызывающего полное доверие источника, чье имя не буду называть, стало известно – письмо подписано не будет. Почему? “Я хочу, чтобы книгу о моем отце писал русский человек”, – сказал Туполев-младший.

Я был потрясен. То, чего вовсе не было в Андрее Николаевиче, что было органически чуждо ему, выходцу из дворян, присутствовало в наследнике. Бациллы антисемитизма, витавшие в ту пору в воздухе, проникли в заскорузлую душу сына…

Давид Гай