ПРОЗА

Иногда мне кажется, что редактор и автор самотека говорят на совершенно разных языках. Раньше в редакции было сотрудников, как в старой анекдотической задачке – «полтора землекопа», но недавно у нас с Ильей Бояшовым появилась молодая помощница Даша, и теперь есть кому вести переписку с авторами. Даша разбирает почту, пересылает рукописи нам с Ильей, а авторам шлет ответы: «Уважаемый автор, ваше письмо получено...» Стандартная форма, уведомляющая, не обнадеживающая.

Большую часть жизни я прожил в Литве. Почти северянин. И впечатление о южанах, кавказцах, у меня как о людях весёлых и темпераментных. Каково же было моё удивление, когда я увидел намеренно тусклую живописную картину озера Севан.

По переходу, вскинутому над несколькими разной вышины железнодорожными насыпями, я передвигался на равном удалении от правого и левого перил, чтобы не глядеть вниз, и чувствовал, как у меня готовы подкашиваться коленки даже от мелькания высоты в просветах на рассохшемся настиле. Отца, лётчика, болезненно уязвлял этот страх во мне.

За последнюю неделю пианистка Елена Кушнерова два раза по Зуму рассказывала о композиторе Александре Лазаревиче Локшине (1920–1987). Опять стал я думать над историей его оклеветания, и абсурдность этой истории предстала мне ещё абсурднее, чем раньше. Молодой композитор, блестяще преподававший в Московской Консерватории, в 1948 году был изгнан оттуда в ходе кампании по борьбе с «космополитизмом». И хотя Дмитрий Шостакович, Мария Юдина и другие называли Локшина гением, он до конца жизни не мог найти работу.

Большая часть моих друзей – люди пишущие или имеющие к этому отношение. Поэтому стихи на ленте фейсбука я время от времени читаю, хотя – каюсь – мало. Когда пишется, когда во мне что-то зреет и вот-вот выплеснется, читать других избегаю. Чтобы не допустить сбоев, искривлений, влияний извне. А пишу я нынче часто, редко когда не пишу.

ГОНЧАРНЯ
«Созданья из глины – мы в глину уйдём,
Чтоб вновь возродиться лесами и лугом.
Такой неизменный у жизни закон» –
Мой пращур промолвил, склоняясь над кругом.

Когда нежные городские особы переезжают на ПМЖ в село, их прежняя система ценностей рушится до основанья, а затем приходит в полную негодность в соответствии с историческими традициями. Бриллианты перестают быть лучшими друзьями девушек и уступают первенство веерным граблям, а важнейшим из искусств становится добыча удобрений для садово-огородных посадок.

В классе мы его всегда звали Лёвой. Маленький, с рыжеватой сединой, торчком стоящей над широким лбом. На носу очки с 18 диоптриями. Сквозь них на нас смотрели по-детски наивные и по-взрослому усталые глаза полуслепого физика Ваваева. Раскрытый настежь журнал Лёва всегда подносил к самому носу и, близоруко прицелившись ручкой в строку, выстреливал фамилию очередного визави. - Устинова, иди, дорогая, к доске решать задачу. Юлька Устинова, веселая и шумная троечница, прыснув в кулак и спрятав в портфель листаемый на коленках журнал мод, толкает меня локтем в бок: «Лёшк, чего там?»

Разговоры  о  демократии  -  первый  признак  её  отсутствия.
Государство  -  это  казино,  где  все  законы  краплёные.
Победы  требуют  продолжений.
Заряд  оптимизма  часто  оказывается  холостым.
Ценность  вещи  определяется  количеством  неудобств,  которые  приносит  её  отсутствие.
Из  всех  болезней  человечества  самая  распространённая  -  надежда  на  излечение.

Наш с Анечкой низенький детский столик одной стороной своей поверхности касается стены, другой – обшивки рабочего кухонного стола. У двух оставшихся сторон на светлых деревянных стульчиках сидим мы. В тарелках перед нами – остывающий зелёный борщ, приготовленный по всем правилам кулинарной науки. Мелко-мелко искрошенное яйцо и ложка сметаны держатся островками в центре тарелок. Не перемешивая содержимого, мы с кислыми рожицами нацеживаем в ложки жижицы у края, глотаем, пересиливая себя. Маме невмочь присутствовать при этом представлении, повторяющемся три раза на день.