Олег РЯБОВ | Экспертиза

Экспертиза

Только-только перешел я на работу в Облкниготорг, это значит – году в восьмидесятом, как эта громкая история и произошла. Вы представьте себе сами: по городу прокатилась волна квартирных краж, и не просто волна: 52 квартиры были выставлены в течении двух месяцев, и вдруг разом всё прекратилось. Работала одна банда из двух человек плюс возможный наводчик, работали с умом, не оставляя никаких улик. Весь город шумел, как растревоженный улей: ведь обчищены были квартиры состоятельных и уважаемых людей. Брались деньги, ювелирка, шубы, электроника, хрусталь и, как это сейчас не странным выглядит, книги. По прикидкам профессионалов, на подготовку такой многоходовой акции (а иначе не назовешь!) ушло не менее года.

На раскрытие были брошены все силы. Была создана бригада, возглавил её, старший следователь Кулий.

Погорели фигуранты, как всегда, из-за женщины: расплатился один из них с какой-то проституткой колечком приметным, а та в ломбард то колечко и отнесла, где очень внимательно относились ко всем  просьбам и заявкам блюстителей правопорядка. А заявки с подробным описанием предметов похищенных были.

Так раскрутилось всё это дело. Злодеев задержали, их звали Кораблёв и Ринаев. Оба высоченные, один мастер спорта по плаванью, другой кандидат в мастера по штанге, оба ученые, кандидаты наук: один химик, другой биолог, они и работали вместе в институте микробиологии, здоровые, красивые – я их видел один раз в управлении, когда их вели на допрос. Их долго не могли задержать, потому что они ничего из награбленного не успели сбыть: всё хранилось у них в трёх гаражах, которые они арендовали, и которые были забиты под потолок.

Я уж не буду рассказывать как, но только очень тонко и точно у них была рассчитана система и порядок ограблений; а в последнее время занимались они такой же продуманной разработкой системы правильного и безопасного сбыта своего товара.

Красный уголок райотдела милиции площадью более двухсот квадратных метров был на время переоборудован под выставку вещественных доказательств, иллюстрировавших громкое дело. На вешалках висели десятки шуб, на наспех сколоченных стеллажах стояли вазы, сервизы и тысячи томов книг, которые в те годы можно было легко реализовать, на полу пирамидами высились радиоприемники и стерео магнитолы. А посередине зала на столе длиной почти в десять метров были разложены десятки, если не сотни, наборов отмычек и прочих специальных воровских инструментов и приспособлений. Ежедневно тут проводились демонстрации и экскурсии для потерпевших и особо для, ранее обеспокоенных, а теперь несколько успокоившихся, руководителей города и  области.

Воры задержаны и начиналась основная работа, от которой зависело, на сколько лет присядут эти два злодея. Надо провести сотни экспертиз, составить и подписать бесчисленное количество  актов, тысячи бумаг заполнят десятки томов уголовного дела, прежде, чем оно будет отправлено в суд. От облкниготорга для проведения экспертизы, а по-простому – для оценки книг, был направлен в райотдел милиции я.

В течение двух дней мы с сержантом, который был придан мне в качестве помощника, переписали все книги, которые стояли на стеллажах, составили акт оценки на пяти страницах, оформили всё должным порядком, и уже поздним вечером я сдал его старшему следователю Кулию.

Тот сидел у себя в кабинете со своим помощником следователем Стружкиным и грустил. Вроде бы надо радоваться: раскрыли такое дело, задержали преступников, а он откровенно грустит. Весь кабинет у Кулия был просто перегружен банками с окурками: на полу, на подоконнике, на полу, на стульях,  а на столе стояла бутылка коньяка, коробка конфет и блок сигарет «Кэмел»; это был дежурный набор, и им расплачивались за мелкие правонарушения и небольшие услуги с оперативниками, а уж из кабинетов оперативников эти продукты естественным образом перекочевывал в кабинеты уважаемых следователей. Так в больнице: плохой хирург пьет спирт, разбавленный глюкозой, а у хорошего — рабочий сейф в кабинете забит элитными коньяками.

– Заходи, Рябов, – приветствовал меня старший следователь, – спасибо тебе за помощь, присаживайся, давай отметим нашу маленькую победу над злом.

Я уселся за стол, и Кулий налил мне в чистую чайную чашку глоток коньяка.

– Ты понимаешь, как обидно: больше пяти лет эти два негодяя не получат. Вот, хоть одну квартиру они выставят,  хоть мешок картошки украдут, хоть семьдесят квартир, а только хищение личного имущества – пятерка, и всё! А вот, если бы они взяли государственное имущество да в особо крупных размерах – там уже до пятнадцати лет им светило бы, а только где его взять «государственное в особо крупных»? У этих сволочей только один эпизод с государственным. Знаешь бывшую церковь Всех Скорбящих на улице Минина?  Там сейчас какая-то лаборатория. Так вот они оттуда вон те два осциллографа сперли, – Кулий кивнул головой куда-то в угол кабинета. –  Зачем они им понадобились,  мы пока не поняли –  наверное, хотели сигнализацию вневедомственной охраны с их помощью отключать. Так вот эти осциллографы стоят по триста рублей, а «особо крупное» – это более двух тысяч рублей, а где их взять.

Я посмотрел в угол: там стояли два очень хорошо знакомых мне прибора; на боку каждого из них стояли инвентарные маркировки масляной краской с аббревиатурой РФИ – радиофизический институт, мой родной институт, в котором я проработал последние семь лет. Да, и лабораторию нашу экспериментальную, которая в той церквушке полуразрушенной на улице Минина располагалась, и ребят, что в ней работали, я прекрасно знал. Мысль мелькнула моментально.

– А у меня есть соображения и вопросы, – обратился я к Кулию.

– Что за соображения? – спросил тот безо всякого интереса, он уже от всего устал.

– Вот тот частотомер и осциллограф, что у вас в углу стоят, я с ними, конкретно с этими, проработал почти год. И я знаю про них один секрет.

– Как ты с ними проработал?

– А так! Я же семь лет проработал в НИРФИ, а та церковка, что на Минина, там располагается лаборатория НИРФИ.

– Точно! А что ты делал в НИРФИ?

– Работал. Так вот – в этом осциллографе и в этом частотомере стоят пятьдесят, а, может,  даже сто обычных транзисторов по семьдесят копеек штука. И у этих приборов есть некоторая погрешность измерений: для простоты, пусть будет два процента. Так вот, чтобы снизить погрешность измерений в десять раз, нам приходилось закупать те же самые транзисторы, но с так называемой «военной приемкой», они более качественны и разброс параметров у них меньше. Но стоят они уже по сто, по двести рублей. Вот давай этот ящик, вытаскивай его на стол.

Следователь Стружкин, корячась и пыхтя, поднял на стол частотомер. Я взял перочинный нож, которым, по-видимому, в обед следователи режут колбасу, и, отвернув шесть винтиков, снял кожух. Вытащив первую же плату, я протянул её Кулию:

– Смотрите – видите: стоят тут в ряд маленькие черненькие шляпки, это транзисторы, это я их когда-то впаял сюда, заводские, обычные выкинул, а вот эти со звёздочкой, такой специальной военной маркировкой впаял. Так вот здесь одних этих транзисторов тысяч на десять, а может даже на пятнадцать.

Кулий смотрел на меня особым потусторонним взглядом.

– Что-то я, по-моему, сегодня лишнего принял. Буду думать.

На следующий день директор облкниготорга снова вызвал меня к себе:

– Что-то понравился ты им там, в милиции – снова просили тебя к ним подъехать часикам к семи.

В семь я был на набережной в райотделе, в кабинете у Кулия.

– Рябов, ты даже представить себе не можешь, какой ты гений. Мы сегодня вызвали из НИРФИ и экспертов и снабженцев, пришла целая комиссия из пяти человек. Принесли они все документы, все закупочные счета, всё получилось по твоему раскладу: тут новых комплектующих изделий наворочено в обоих приборах на двенадцать с половиной тысяч рублей. Так что поедут надолго наши голубчики. А тебя, Рябов, не знаем мы,  как благодарить. Ну, включили мы тебя в два оценочных акта, по семь рублей пятьдесят копеек за каждый акт по  ведомости получишь, а вот по-серьёзному, не знаем как!

Сидели мы с Кулием и со Стружкиным до полуночи, выпили бутылку «Наполеона» и бутылку «Джонни Уокер» – у следователей в те годы были только такие напитки, и уже в первом часу Кулий подскочил на своем стуле и почти закричал:

– Знаю, что мы тебе подарим. Хочешь саблю?

– Какую ещё саблю?

– Хорошую саблю.

И снимает он со шкафа действительно немецкую парадную шпагу образца 1868 года, но такими и во время первой мировой войны награждались высшие офицеры вермахта. Сохранность шпаги прекрасная, в ножнах, эфес в виде львиной головы с глазками из камней самоцветных, один красный, другой зелёный.

– Откуда у вас такое чудо, – спрашиваю я.

– А, сегодня какой-то парень пьяный по набережной с этой саблей бегал, наши ребята задержали его. Саблю отобрали, а парня пришлось отпустить – он оказался сыном нашего бывшего сотрудника. Так что?

– И что же, по-вашему, я сейчас, в первом часу ночи, пьяненький, к себе домой по всему городу с этой саблей пойду?

– Нет – мы сейчас тебя на нашей дежурной машине отвезём! Я попрошу. Так что – берёшь?

Ну, как тут отказаться?

Я потом кому-то эту саблю  тоже подарил от греха подальше.

15.11. 21

Олег Рябов