Ногу надо было задирать высоко. Не просто высоко, а так, как это делает караул перед Мавзолеем. Чеканить шаг. Пройти медленно и строго. Доложить громко и чётко. Урок НВП* в десятом классе начинался с прогона сквозь строй… то есть с построения. На каждой линейке была своя жертва — дежурный по классу. Тоскливое тошнотворное ожидание экзекуции начиналось уже накануне вечером. Мысль металась в тщетной надежде найти выход. Опоздать? Зайти к медсестре? Потерять сумку и якобы долго искать?
Далее »ПРОИЗВЕДЕНИЯ
Галина де Эскобар | Самаркандская бумага
Заметки путешественницы
Когда мы берем в руки ручку и листочек бумаги, то никогда не задумываемся, а всегда ли бумага была такою? Столетия или даже века тому назад? Вы согласны на путешествие вглубь времен?
Тогда, не теряя ни минуты, отправляемся в Самарканд. На самой его окраине стоит небольшая мастерская, которая и возродила древнее производство самаркандской бумаги. Той самой, на которой писалась великая история времени.
Елена Добровенская | Звонок из Шамбалы
Звонок из Шамбалы
Суровые будни провинциального редактора
Укусила пчёлка собачку
Из глаза, зелёного и круглого, всё никак не выкатывалась слеза. Она застыла, сама зелёная и круглая, и блестела, как лысина главного редактора.
Главный редактор был человеком талантливым, даже очень. Он хотел изменить если не мир, то толстый литературный журнал, и желательно дней за пять.
– Что мы, не боги, что ли? – эта мысль выкуклилась и висела блёклой бабочкой-капустницей на его мощном лбе Сократа.
Эдуард Колпаков | У прошлого в долгу
Пятно
В этом воздухе влажном
И в мерцанье ночном
Повстречались две тени
В переулке пустом.
И, сливаясь объятьем
Под фонарным столбом,
На сыром тротуаре
Растекались пятном.
Дина Меерсон | Коромысло
В некотором царстве, в некотором государстве шла девица, не то чтобы царица, но и не простая девчонка. Талия у ней тонкая, мониста на шее звонкие, а на плече коромысло, и на нем пара ведер повисла. А в одном ведре была не вода, но плескалась там всяческая беда. Беды, бедочки и бедищи, числом – многие тыщи. Разные были беды: мелкие обиды, плохие погоды, трудные годы, любовные сети, непослушные дети. Вредное начальство и дорожные пробки, а также характеры: злой, жадный, робкий. Но, как ни странно, Вода-Беда коромысло не тянула почти никогда. Расходилась по чужие уши, изливала свою душу. Слезами исходила на любые жилетки, и деньги собирала золотые нередко. Беда на всех делилась – ведро легче становилось. В беде пожалеть – дело святое, лишь бы не с тобой приключилось. Правило это простое. Ведро с Бедой плескалось тут и там, потому бадья была всегда полупуста.
Далее »Евгений Фарбер | Верная подруга
***
Всем, ребята, очень нужен соглядатай,
без него нам не прожить минуты.
Купола в России кроют чистым матом,
чтоб ни с кем Господь не перепутал...
Ирина Епифанова | «Где нет зимы» (Малый драматический театр, реж. Яна Тумина)
Мы с автором повести «Где нет зимы» Диной Сабитовой дружим в сети уже много лет, а книгу я так до вчерашнего дня и не читала. Но после спектакля сразу купила в «ЛитРесе» и стала читать, отложив всё остальное, было очень интересно, близко ли к книге поставили, насколько бережно режиссёр обошёлся с текстом (спойлер: близко и бережно).
Далее »Семен Сафро | Переводы с английского
ЗАМОК
Хоть в летнюю пору расслабиться можно,
Мы с башен высоких следили бессменно
За жатвой веселой на поле ячменном,
И станом врага – он вблизи расположен.
Да вряд ли он смог бы пробить наши стены.
Александр Ратнер | Увидевший мечту
Так же, как у Земли есть два полюса – Северный и Южный, – так и в поэзии Дмитра Павлычко, которая тоже является своего рода планетой, выделяются два полюса – Любовь и Ненависть. Я бы назвал их вечными полюсами-темами. Обращается к ним автор постоянно, меняются лишь формы их представления читателю. Кстати, мало кого из современных поэтов, не только украинских, можно поставить рядом с Павлычко по разнообразию используемых поэтических форм: стихотворения и поэмы, притчи и рубаи, классические и белые сонеты, восьмистишия и баллады, песни и стихи для детей.
Далее »Искандер Арбатский | О воздухоплавателях и не только
Дело было весной.
Еду по Москве.
В машине звучит радио.
То и дело повторяется один и тот же навязчивый текст.
– Вы можете дописать «Евгения Онегина», написать «Маленькие трагедии», – призывает реклама, сравнивающая ужасы домашнего ареста в собянинской Москве с Болдинской осенью Александра Пушкина.
Однако ж «Онегин» давно дописан.
Добавлять к маленьким трагедиям наши, те, что побольше?
Нет, не буду.