СОРТИРОВКА: adve

В программке написано «реконструкция в 3-х актах». И это и впрямь любопытная попытка реконструировать текст, как бы с постепенным углублением.

Проснулась Надя как-то
И услыхала вдруг:
«Кап-кап», – трезвонят капли.
«Кап-кап» – весёлый звук!

Заметки на полях собственных книг

Прежде прочего начнем разговор с двух кратких вводных историй.

Конец жары.
Под дверью плачет осень.
Ещё денёк —
И встанут холода.
Средь серого ватина в небе просинь,
Как в проруби  с хрусталиками льда.

Иосиф, хозяин маленькой мебельной фабрики, где собирали медицинские кровати и стоматологические кресла, в это утро вошел в цех не один. Рядом с ним, низко опустив голову и глядя в пол, стоял подросток лет шестнадцати. Арабский мальчик, невысокий, худенький, смущённый и растерянный перед незнакомыми взрослыми людьми. Работники цеха обернулись, внимательно разглядывая, кого привёл хозяин.

К лету сёстры справили мне «техасы». Народ щемился в очередях к закройщикам, напавшим на золотую жилу. В обтяжку по бёдрам, круто в клёш от колена и с поясом, который шириною устроил бы самого заносчивого мексиканца. Главный же козырь – материал. Палаточный хаки. Брезент. Самый ядрёный из всех палаточных брезентов. Чтобы лопотал в ходу, как сотрясаемый лист фанеры. В насмешку их величали «джипсы», «чухасы», а мне… Ни до, ни после ни одна обновка не доставила мне большей радости, чем эти штаны. К тому же в Ялте сестричка, к которой приехал, подарила мне сомбреро, что составило в комплекте со штанами законченный ухарский набор. Я был настолько же неотразим, насколько и потешен.

Самоубийцы пишут предсмертные записки, в которых успевают признаться в любви всему миру и попросить у него же прощения за то, что оказались тут лишними. А безнадежные больные, вроде меня, медлят, сомневаются, цепляются за каждую соломинку. Как вдруг – бах, и уже не до писем – только бы не возвращаться в сознание и не чувствовать боль. Тогда-то и возникает сожаление, что вовремя не написала: «Прошу никого не винить в моей смерти…» На первый взгляд, и так очевидно: кого тут будешь винить, если болезнь неизлечима? Но они – мои близкие, стоят рядом и чувствуют, постоянно чувствуют свою вину, словно чего-то не так сделали, чего-то недодали… Ребята, бросьте, все нормально. Теперь нормально. Что было раньше – не считается. Мы жили так, словно бессмертны. А как по-другому? Бессмертные уверены в себе, в завтрашнем дне, в разумности мироустройства. Они знают, что завтра для них опять взойдет солнце, и нет оснований в этом усомниться. Я тоже когда-то была бессмертной. А теперь не исключено, что в процессе написания такой записки могу забыть, что, собственно, собиралась сказать – теряю смысл и цель любого, даже самого простого действия. Доктор говорит, что это из-за метастазов. Они перебрались из груди в позвоночник, потом в шею, а теперь микроскопическими спорами отравляют мозг. Наверное, правильнее было бы написать: «Дорогие мои, поздравляю вас со своей кончиной, отдыхайте». Только вот врачи не дают. Тянут резину, хотя уже точно знают: оперировать нельзя, а химия не работает.

…В том случае, если им уметь правильно пользоваться

О спектакле режиссера Давида Петросяна в киевском театре им. Франко по пьесе шведского драматурга Ларса Нурена