ПРОЗА

Когда становишься репатриантом, очень сложно рассортировать большое количество семейных фото и решить вопрос — брать с собой или нет. Это фото было огромное, на картонной рамочке, но когда я увидела, что оно датировано 1941 годом,  вспомнила мамины рассказы и взяла с собой.

Если бы у меня спросили, стоит ли этому человеку, гвардии полковнику, танковая бригада которого в апреле 1945 года первой ворвалась в столицу фашистской Германии, установить в Запорожье памятник, я бы без колебаний ответил: памятник ему нужно было давно установить. И на самом почетном месте – на аллее Славы. Присутствующий там комбат – тот, который поднимает бойцов в атаку, это, конечно, круто, но комбриг, взявший штурмом логово нацистов, еще круче. Впрочем, ни меня, ни других запорожцев никто спрашивать не будет, какие памятники нужны нашему городу.

Вид с балкона уже начинал раздражать ее. Хотя раньше после рабочего дня она любила вот так выйти на балкон вечером, особенно весной или летом. Ей нравилось смотреть на покачивающиеся верхушки деревьев, наблюдать за прохожими и проезжающими машинами. Несмотря на то, что апрель подходил уже к концу, настоящего тепла еще не было и чуть окутанные легкой зеленой дымкой ветви деревьев будто застыли в зыбком безвременье, весна сделала пару шагов навстречу лету, а потом приостановилась – призадумалась, а стоит ли дальше…

О новой книге эссеиста и писателя Евсея Цейтлина рассказывает знаменитый лингвист, известный литературный критик, профессор Миннесотского университета Анатолий Либерман

Вместе с композитором Исааком Шварцем Окуджава создал 32 песни. Наиболее известные среди них – песня «Ваше благородие, госпожа Удача» (использована в известном фильме «Белое солнце пустыни»), песенка кавалергарда («Кавалергарда век недолог…») из кинофильма «Звезда пленительного счастья», романс «Любовь и разлука» из фильма «Нас венчали не в церкви», а также песни из кинофильма «Соломенная шляпка». По мнению Бориса Кушнера («Концерт Шварца»), песни Окуджавы-Шварца – приметы времени, – чудесные жемчужины, с удивительным единством печально-романтических стихов и такой же музыки. Шварц вносил в песни Окуджавы новый огонь. 

Апрель – месяц ПАМЯТИ двух КАТАСТРОФ, Геноцида армян и Холокоста.

«Ходасевич вспоминал: «Гумилев стал меня уверять, что ему суждено прожить очень долго – «по крайней мере до девяноста лет». Он все повторял: «Непременно до девяноста лет, уж никак не меньше». До тех пор собирался написать кипу книг. Упрекал меня: «Вот, мы однолетки с вами, а поглядите: я, право, на десять лет моложе. Это все потому, что я люблю молодежь. Я со своими студистками в жмурки играю – и сегодня играл. И потому непременно проживу до девяноста лет, а вы через пять лет скиснете». И он, хохоча, показывал, как через пять лет я буду, сгорбившись, волочить ноги и как он будет выступать молодцом. Прощаясь, я попросил разрешения принести ему на следующий день кое-какие вещи на сохранение. Когда на утро, в условленный час, я с вещами подошел к дверям Гумилева, мне на стук никто не ответил. В столовой служитель Ефим сообщил мне, что ночью Гумилева арестовали и увезли. Итак, я был последним, кто видел его на воле. В его преувеличенной радости моему приходу, должно быть, было предчувствие, что после меня он уже никого не увидит». (Евгений Степанов, «Летопись жизни Николая Гумилева на фоне его полного эпистолярного наследия»)

Кто-то принес, или он сам приблудился, но у нас на площадке Шарик возник, когда ему было месяца полтора отроду. Пушистая трехцветная шубка, делавшая из него округлый комочек, предопределила имя. Не пятнами, а вперемежку кремовыми, бежевыми и каштановыми кудельками, его шёрстка была необычайно мягкой и выглядела такой чистенькой, что его, выхватывая друг у друга, мы таскали на руках и без устали чмокали в кожаный, как у игрушки, нос и выпуклый шелковистый лобик.  Кто-то из старших помог соорудить для него конурку на нашей лестничной площадке, которая служила местом сбора для десяти детей, обитавших в трех  квартирах.

Возраст такой: часто в разговорах с добрыми знакомыми, да и с малознакомыми, узнаю, что многие жизненно важные решения принимаются людьми с ответственным общественным положением или в больницах или сразу после выписки после болезни, то есть, оценив всю серьёзность диагноза. Люди в таких сложных ситуациях или курить бросали, или разводились, или роман новый начинали писать – в общем, всё не шуточно разрешалось.

В гостях у «Нового Континента» Владимир ПЛЕТИНСКИЙ – бессменный редактор израильского еженедельника «Секрет», создатель и президент Географического общества Израиля, главный редактор журнала «ИсраГео», основатель Международной ассоциации русскоязычных сатириков (МАРС), фотограф и путешественник.