ПРОЗА

Ах, свобода, ах, свобода.
Ты – пятое время года.
Ты – листик на ветке ели.
Ты – восьмой день недели.
Иосиф Бродский

Песах! Вот так, с восклицательным знаком. Потому что праздник этот – особенный. Он, как медаль за отвагу и мужество в домашнем быту. Нет, я вовсе не умаляю исторического и духовного смысла праздника. Но все же, кто поистине каждый год выходит из рабства на свободу, так это заслуженные домохозяева. Те, кто и убрали, и вымыли, и наготовили.

В ответ на потопленный крейсер кремль ударил по заводу, на котором производили противокорабельные ракеты. Украина попросила США добавить в пакет военной помощи американские ПКР. США ответили, что просьба будет удовлетворена.

В Запорожье украинская символика сегодня появляется в самых неожиданных местах: на клумбе, например, очень ждущей весны победы, можно увидеть как бы забытых два шарика – синий и желтый, а на деревьях, стройных и гордых, как украинские девушки, появляются сине-желтые украинские флаги, от которых светлее становится день.

Когда содрогалась земля, мы выдыхали. Но мимо – это не значит, в никуда. Мимо –  это значит, не в нас.

Это максимально коротко, как я могу выразить свои чувства. Местами не для слабонервных. Пост не маленький, но очень горячий. Чем дальше, тем жарче. Я просто опишу несколько дней своей жизни. И для тех, кто в Украине, и для тех, кто выдумывает чушь о происходящем здесь.

Горели Днепр, Нева и Волга,
Горели небо и поля...
Одна беда, одна тревога,
Одна судьба, одна земля...

Сейчас это все рядом, каждую минуту

Светлана Васильевна приближалась к нашему столику походкой, которая возникает у идущих под танцевальную музыку. Она разрумянилась и так светилась изнутри, словно отведала молодильного яблочка. Они – Женька и Светлана Васильевна – поцеловали воздух около щёк, произнесли дежурное «гули-гули». Затем, когда уселись, Женька сказал несколько слов, и румянец на скулах Светланы Васильевны подёрнуло серым, щёки дрябло повисли, а глаза, за миг до того озорные, игривые, запали вовнутрь, приняв в себя застарелую усталость, страх и отчаяние.

Страшновато и холодновато после тёплого приветливого иерусалимского камня в такой знакомой и такой незнакомой Москве! Оказывается, от метро до бывшего дома совсем недалеко. Мы с сестрой решаем пройтись пешком, раз в десять лет мы вновь выполняем «обязательную программу» — проверку чувств по отношению к месту, где родились и выросли. Наш путь помечен поликлиниками — взрослой, в девятом доме, где  аптека, детской в цокольном этаже нашего огромного дома и наконец, платной, прямо под кухней бывшей квартиры.