Элинор ПЭЙТ | Про жизнь, путешествия и розовую колпицу

Про жизнь, путешествия и розовую колпицу

«Человека делают счастливым три вещи: любовь, интересная работа и возможность путешествовать», — это цитата Ивана Бунина, поэта, писателя, лауреата Нобелевской премии по литературе. В моей жизни были и любовь, и интересная работа, но хочу написать немного о путешествиях.

Страсть к ним я, вероятно, унаследовала от отца, который объездил почти весь мир. Наверное, в детстве, живя в глухой деревне в Иркутской области, он и подумать не мог, что увидит и Арктику, и теплое Карибское море, но книги о путешествиях и приключениях читал запоем, представляя себя на месте героев. Когда ему было 12, он лишился отца, которого репрессировали в «первую волну» по ложному доносу. Он умер от эпилепсии в лагерях, не выдержав тяжелых условий и так и не придя в себя из-за несправедливых обвинений. Его реабилитировали посмертно, а через год началась война, голод в деревнях, эпидемия тифа и чего-то еще.

Мама отца, моя бабушка, Надежда Александровна, которой в этот тяжелый период, трудно было одной прокормить детей в неурожайный год, тогда еще работавшая учительницей в сельской школе, отправила детей в Северо-Енисейск к сестре Марине, потому как в письмах та сообщала, что рядом тайга, а это грибы, ягоды, дичь… Марина же не хотела кормить племянников даром и пристроила отца в 12 лет работать на водокачке. Тогда в старой части города было много неблагоустроенных домов, без водопровода. Отец набирал воду в баки и развозил по городу на страшно вредной кобыле, которую называл «водовозная кляча». Научился он и уток стрелять из двустволки, а в сезон собирал для сестер и брата грибы и ягоды. Его ведь оставили за главного, потому как он был старшим ребенком в семье.

Младшая сестренка Лариса умерла, упав в Енисей по недосмотру. Он учился, работал, добывал пропитание, толком не высыпался, а нужно было еще и приглядывать за младшими членами семьи. Дети играли на берегу. Никто не заметил, как маленькая Лариса свалилась в воду. Отец сразу же бросился за ней и вытащил, но была глубокая осень, вода в реке — ледяная, и у девочки началось воспаление легких. Это было глубоким потрясением для отца, тяжелой ношей, которую он пронесет всю жизнь.

Он мечтал стать летчиком, полярником, но после окончания войны в 17 лет поступил учиться на штурмана-моториста в речное Подтёсовское училище, потому что просто хотел побыстрее выучиться и пойти работать, чтобы помогать матери и брату Александру с сестрой Маргаритой, присылать им деньги с зарплаты. То, что казалось сначала необходимостью, обернулось впоследствии улыбкой судьбы. В 21 год он стал самым молодым капитаном на Енисее, войдя в историю этих мест. 9 лет он отдал флоту, сначала речному, потом морскому, участвовал в арктических экспедициях, командовал ледоколом, выводил эскадру из нескольких судов из девятибалльного шторма без ущерба и жертв. Путешествовал по Европе, от порта к порту, уже в качестве капитана сухогруза.

Обо всем, что видел, писал путевые заметки, которые публиковали газеты, присылая солидные для того времени гонорары. Так постепенно из флота он ушел в журналистику, а из журналистики его пригласили поработать в спецслужбе, где нужны были люди, которые знакомы с другими культурами, видели мир, владеют иностранными языками. Там его заставили учиться в академии (впоследствии он даже написал диссертацию по философии), параллельно получить и юридическое образование, без которого в таких структурах никуда. После этого его жизнь и вовсе превратилась в одно сплошное, непрекращающееся путешествие, пока в должности полковника он не вышел в отставку — не дослужился до генерала из-за того, что был остер на язык и не давал поблажки тем, кто у власти, критикуя их за ошибки — это у него осталась от журналистики. Он преподавал в военной академии какое-то время, потом решил бросить якорь в поселке Шушенское Красноярского края, куда его приглашали с лекциями. Поселок ему понравился — было тогда там чисто, зелено, природа рядом, но и не деревня, имелась инфраструктура и условия для комфортной жизни.

В поселке Шушенское появилась на свет я как очередная попытка обзавестись наследником в третьем браке. Первая жена завела любовника, потому что муж все время был в море, а она была красавицей, любила мужское внимание и веселые компании. По этой причине они разошлись. Отец оставил бывшей жене квартиру из-за дочери Ольги. Вторая жена не изменяла и даже была коллегой, но не захотела ехать в Шушь-глушь. Он оставил ей и второй дочери вторую квартиру, просторную, с лоджией, в центре города, а сам полгода жил по гостиницам. Постоянно жить в гостиницах дорого даже не в столице. Нужно было за них платить, а для этого пришлось ему снова устроиться на работу. Требовался юрист на Шушенскую сувенирную фабрику. Его с радостью взяли. Так он познакомился с моей мамой, которая приехала работать сюда по распределению и так и осталась в должности главного художника.

21 ноября 1984 года в Шушенском на свет появилась я, в семье военного и художницы. Вот согласитесь, нужно быть настоящим авантюристом, чтобы решиться в третий раз на склоне лет, женившись на женщине вдвое младше, снова попытать историю с наследником! Представляю, какой катастрофой было для него мое появление. Но он понимал, что другого шанса уже не будет, и я — все, что осталось у него в жизни, поэтому он дал мне свое, семейное имя Алеша, и взялся воспитывать меня как мальчишку, обучая игре в футбол и приемам самбо. Правда, девочка из меня была так себе. Девчачьего были только красные ленты, которые мама всегда заплетала в косы. Я носилась с дворовыми мальчишками, втыкала в эти косы подобранные где-то вороньи перья, играя в индейцев, а раз стащила у мамы из косметички помаду, чтобы быть более похожей на индейца с краской на скулах (был потом маленький семейный скандал).

В детстве с отцом мы много ездили. Когда мне было 3 года, отметили Новый год в Париже, но я из этого ничего не помню, кроме мужиков, мочившихся прямо в Елисейских полях. Когда мне было 4, была поездка в ГДР. Сразу после этого, мы поехали в Сочи, и там во время морской прогулки какой-то пожилой старичок интеллигентного вида меня спросил: «Девочка, ты откуда?» А я возьми и брякни: «Из ГДР!» После такого ответа все вопросы отпали. Что поделать, детская непосредственность.

Ну и вообще, ребенком я была странным. Носиться с мальчишками во дворе прекратила уже в младшем школьном возрасте, но любовь к индейцам осталась. Говорят, что в детстве обычно «болеют» Африкой. А я почему-то «болела» Америкой. Учила наизусть «Песнь о Гайавате» Лонгфелло. Изучала карты и атласы. Сутками сидела в библиотеке. Приходила с запросами вроде «А дайте мне почитать что-нибудь про бразильский орех!» Библиотекари только вздыхали. С ягуарами еще как-то было попроще, а вот о бразильском орехе в сибирском селе не слышали. Потом у меня была розовая колпица. Внешность у нее — ну очень уж необычная, чего стоит эта лысая голубоватая голова, на контрасте с розовым оперением, а такой лопатообразный клюв — ну как вообще можно прожить жизнь, не увидев розовой колпицы? Ведь придумала же ее зачем-то природа?

Эта моя розовая мечта исполнилась совсем недавно. Я видела живых, а не с картинки розовых колпиц, видела их гнезда, наблюдала за ними в бинокль, фотографировала. Это было такое счастье, как будто снова вернулось детство.

До рождения сына мы с мужем путешествовали все время, проехали на машине штаты вдоль и поперек, были в Центральной Америке, очень хотели в Канаду, но не хватило жизни. В России тоже везде побывали, только в Дудинке он сутки просидел в каюте корабля и так и не увидел города, потому что он закрытый для иностранцев. Нам вообще не хотели продавать билет до Дудинки, но мы сами предложили, что он не будет сходить на берег, и я тоже не пошла, потому что была уже там и не раз с отцом (нечего комаров кормить). И на Диксоне тоже с отцом бывала.

Без путешествий моя жизнь была бы такой убогой, что страшно даже представить. Я не понимаю людей, которые никогда не выезжали никуда из своего города, «варятся в собственном соку», как говорил отец. Отсюда и ограниченность, и агрессия, и злоба непримиримая ко всему незнакомому, как у цепной собаки, не покидавшей будку. Нет, конечно, такие люди не все. Есть очень интеллигентные люди, у которых нет просто средств или возможности путешествовать. Они и рады бы, но не могут. Но вот у тех, у кого есть и средства, и возможности, но вместо этого они покупают брюлики и строят особняки, ни копейки не потратив на то, чтобы увидеть мир, рождается неприятие ко всему другому, которое навязывают остальным. Если бы таких людей не было вообще, если бы мы все могли видеть мир не однобоко, а с разных дистанций и перспектив, мне кажется, не было бы войны, основанной на тотальном непонимании… Потому что путешествия учат толерантности. Это не я, это Бенджамин Дизраэли (раз уж начала цитатой, то ею надобно и закончить).

Элинор Пэйт