ПРОИЗВЕДЕНИЯ

(либертин в детерминированном мире)

(записано карандашом на ресторанных и барных чеках и меню – поперек)

- Профессор, здесь лежат ноги, - раздался испуганный голос снизу. - Чьи ноги? - Не знаю… женские… в белых тапочках…

Записки вятского лоха. Июль-2019

Стружки с редакторского стола.

Над тропинкой моей печали
Быстрокрылые журавли,
Улетая в чужие дали,
Часть души моей унесли.

Воздух был наполнен серебряной морозной пылью, слетавшей с веток от сотрясающего грохота дальней канонады. И вдруг на ровное пространство, простреливаемое с двух сторон противниками, выскочил заяц. Нелепый и трогательный, он замер и стал нервно оглядываться, примеряясь, в какую сторону безопаснее бежать. Откуда он взялся и как уцелел — невозможно было понять.

Писать пьесы меня заставило возмущение. Может, это же чувство руководило Островским и Чеховым, когда они писали свои пьесы, не знаю, но вполне допускаю, что состояние дел императорских театров их не устраивало, как не устраивало меня, то, что творилось в театре, родоначальником которого я считал себя.

В детстве, точнее, наверное, в молодости, у меня была труднообъяснимая мечта: всех умных и талантливых людей, которые мне встречаются в жизни, перезнакомить друг с другом. Сейчас, уже прожив довольно большую жизнь, я понимаю, что мне просто везло в этом плане, я имею в виду знакомства с интересными и даже гениальными людьми; понятно, что каждый из них - в своей области.

О присутствии, а не о наличии – почувствуйте разницу. Наличие выходит за пределы возможностей обсуждения и остаётся делом веры, трогать которую себе дороже. И дело вовсе не в опасениях, а в том, что обсуждать веру, как увидит читатель, невозможно по определению.