ПРОИЗВЕДЕНИЯ

Дождь холодный, частоколом
Непролазным на пути.
Впрочем - будем о веселом.
Ты, мой мальчик, не грусти...

Не знаю как в других семьях, а у нас с супругой бытие представляет из себя сплошной кроссворд. Моя ненаглядная, рассмотрев в окошке нет, не цветущую сакуру, а всего лишь сплошь обсыпанную белыми цветочками нашу старую вишню, схватилась за тряпку и немедленно устроила оконный "шмон".

Я знал, что моей дочери будет уготован ад. Поэтому зачал ее от птицы Феникс… От своей матери она получила красоту и неуязвимость. От отца великую гордыню, за которую я был низвергнут с небес… Надеясь спасти малышку, я вынес ее из своего царства и поселил в чужой семье.

Во дворе живет старый согнутый годами, но очень высокий и очень худой дед. Ходит в черном костюме, говорят, что не любит чеснок и жару с солнцем не жалует, и детей маленьких не любит. Говорят – Вурдалак…

Кольцо. Вне всяких сомнений, это было кольцо. Будь оно все проклято! Марина тяжело присела на безропотную и безразличную гостиничную кровать, и с ненавистью глянула в казенное окно. Окно не было ни в чем повинно – точно так же, как и виднеющийся из него серый, шелушащийся, и унылый бок какой-то пятиэтажки, едва различимый теперь сквозь сетку крупного мокрого снега.

На улице творилось что-то непонятное. Уже третьи сутки беспощадно лил дождь. Зловеще скрежетали крыши домов, готовые улететь, гонимые ветром. Ночные улицы тускло мерцали фонарями. Ветер гнал по земле сухие листья.

Смех оборвался вдруг, хрустальный,
Повиснув эхом в тишине.
И замер взгляд на чём-то дальнем,
Заметном только мне.

Я любил немногих… однако… Любили ли вы когда-нибудь, скажем, холодильник? Я не про ежедневное общение с близкими и, возможно, даже родными предметами быта, выливающееся подчас в коммунальный срач.

Как может умещаться в голове
Одновременно столько мыслей разных,
Прекрасно-светлых и позорно-грязных,
На чистую одну – циничных две?

Уже готовит старость
свой неизбежный суд.
А много ль мне досталось?
А многие ль поймут