ОЧЕРКИ И ЭССЕ

Скучно, товарищи прозаики, невыносимо скучно вникать в подростковую лабуду о проблемах «отцов и детей», о прыщавой ревности к сестре-сопернице, о рефлексии в неокрепшей психике, о мистике в отравленном распадом алкогольных ингредиентов организме… В мире ведь столько всего героического, где разворачивается настоящая человеческая драма. И главное, придумывать ничего не надо – бери готовый сюжет и облекай его в литературную форму. Не знаете? Что ж, покопаемся в сундуке историй – вот такая, просто пальчики оближешь. 

Война аукнулась и в дворОвые оклики. Голиков – Гольц, Кальченко – Кальц. Неотмываемо прилипло прозвище к Шуйкову. И пустило корни. Шульцем вслед за детворой, назвавшей сына, взрослые окрестили отца, прибавляя – старший. А внук Шульца старшего уже с песочницы был Шульцем.

Богатые тоже плачут, а в неприятные ситуации короли попадают даже чаще простого люда. Ведь, когда неприятель сильнее тебя, жди бед и несчастий для всего королевства!

На кладбище в поселке Михайловка – районном центре Запорожской области, имеется достаточно искусно изготовленная высокая гранитная плита, напоминающая… саркофаг, пожалуй. На ней читается надпись: «Героически погибшим воинам за советскую родину 2 августа 1943 года». И ниже следуют фамилии погибших: ст. лейтенант Сапунов П. М., 1914 г.р.; лейтенант Леньков Г. М., 1916 г.р.; ст. лейтенант Струков В.Г., 1921 г.р.; сержант Бураченко А. И., 1919 г.р.; сержант Арбузкин М. М., 1906 г.р.; сержант Дергачев Г. Д., 1907 г.р. Все. Больше никаких данных.

Когда становишься репатриантом, очень сложно рассортировать большое количество семейных фото и решить вопрос — брать с собой или нет. Это фото было огромное, на картонной рамочке, но когда я увидела, что оно датировано 1941 годом,  вспомнила мамины рассказы и взяла с собой.

Если бы у меня спросили, стоит ли этому человеку, гвардии полковнику, танковая бригада которого в апреле 1945 года первой ворвалась в столицу фашистской Германии, установить в Запорожье памятник, я бы без колебаний ответил: памятник ему нужно было давно установить. И на самом почетном месте – на аллее Славы. Присутствующий там комбат – тот, который поднимает бойцов в атаку, это, конечно, круто, но комбриг, взявший штурмом логово нацистов, еще круче. Впрочем, ни меня, ни других запорожцев никто спрашивать не будет, какие памятники нужны нашему городу.

Апрель – месяц ПАМЯТИ двух КАТАСТРОФ, Геноцида армян и Холокоста.

«Ходасевич вспоминал: «Гумилев стал меня уверять, что ему суждено прожить очень долго – «по крайней мере до девяноста лет». Он все повторял: «Непременно до девяноста лет, уж никак не меньше». До тех пор собирался написать кипу книг. Упрекал меня: «Вот, мы однолетки с вами, а поглядите: я, право, на десять лет моложе. Это все потому, что я люблю молодежь. Я со своими студистками в жмурки играю – и сегодня играл. И потому непременно проживу до девяноста лет, а вы через пять лет скиснете». И он, хохоча, показывал, как через пять лет я буду, сгорбившись, волочить ноги и как он будет выступать молодцом. Прощаясь, я попросил разрешения принести ему на следующий день кое-какие вещи на сохранение. Когда на утро, в условленный час, я с вещами подошел к дверям Гумилева, мне на стук никто не ответил. В столовой служитель Ефим сообщил мне, что ночью Гумилева арестовали и увезли. Итак, я был последним, кто видел его на воле. В его преувеличенной радости моему приходу, должно быть, было предчувствие, что после меня он уже никого не увидит». (Евгений Степанов, «Летопись жизни Николая Гумилева на фоне его полного эпистолярного наследия»)

Кто-то принес, или он сам приблудился, но у нас на площадке Шарик возник, когда ему было месяца полтора отроду. Пушистая трехцветная шубка, делавшая из него округлый комочек, предопределила имя. Не пятнами, а вперемежку кремовыми, бежевыми и каштановыми кудельками, его шёрстка была необычайно мягкой и выглядела такой чистенькой, что его, выхватывая друг у друга, мы таскали на руках и без устали чмокали в кожаный, как у игрушки, нос и выпуклый шелковистый лобик.  Кто-то из старших помог соорудить для него конурку на нашей лестничной площадке, которая служила местом сбора для десяти детей, обитавших в трех  квартирах.

Возраст такой: часто в разговорах с добрыми знакомыми, да и с малознакомыми, узнаю, что многие жизненно важные решения принимаются людьми с ответственным общественным положением или в больницах или сразу после выписки после болезни, то есть, оценив всю серьёзность диагноза. Люди в таких сложных ситуациях или курить бросали, или разводились, или роман новый начинали писать – в общем, всё не шуточно разрешалось.