Зива ЗЛОТНИК | Девочка с куклой

Девочка с куклой

«Девочка с куклой»

Несколько лет назад пыталась найти и купить «девочку с куклой», которая была у нас в Москве.

Она стояла на пианино. Потом, когда пианино марки «Родина», черного цвета, (какая аллегория!) я продала, «девочка» переселилась в сервант, а когда я продала сервант, её поставили на кухонную полку, а потом я продала и родительскую квартиру. А «девочку с куклой» я выбросила собственными руками.

А статуэтку эту купил мой папа ז»צל. Он очень любил вещи «с подтекстом». Он бережно поставил ее на крышку пианино и сказал мне: «Смотри как она на тебя похожа, правда?»

А как-то раз, мама ז»צל  вытирала пыль и уронила эту девочку. Голова у нее ровненько откололась от тела. Думали выкинуть сразу, но я приклеила голову назад, очень небрежно и топорно, но выкидывать не стали всё равно. И она продолжила жить у родителей, у них дома, пока я не продала эту квартиру и выкинула «девочку с куклой», чтобы потом, поднявшись в Эрец Хадаша, начать её искать, как память о прошлой жизни.

Её я не нашла. Не продают таких даже на аукционе.

Нашла я в Ришон-ле-Ционе «юную купальщицу». Из той же серии и того же завода изготовителя. Купила. Поставила в мой сервант. И, когда я ее фотографировала, рука купальщицы отбросила тень… и она на секунду ожила.

А мечта найти ту статуэтку «девочка с куклой» так и не исчезла.

Исчезла прежняя жизнь. Но память осталась …

Ежик с иголками

Кше ану бану (когда мы репатриировались), Эсе был годик и два месяца. Почти сразу у

нее появилась подружка. Мама этой подружки была прекрасной выдумщицей. И придумала она нарисовать такую картину: ёжик с иголками.

Иголки — это ладошки Эси. Берегу это. И с каждым годом эта картинка становится всё интересней и интересней.

Пурим в Эрец Хадаша

Мой Пурим в Эрец Хадаша начался удивительно.

Я ехала вечером в переполненном автобусе. Двери открылись и…. вошла …. жена Ахашвероша — красавица Эстер (Эсфирь) — еврейка.

Она была одета в бархатное бордовое платье, точь-в-точь такое же, какое было у меня, когда я ходила на новогодний школьный бал.

Она была похожа на меня. Она была такая утонченная, такая воздушная, с таким прекрасным библейским лицом, что весь автобус затих. Или мне так показалось, — сейчас это неважно.

Наши глаза встретились. От моего восхищенно-удивленного взгляда девушка засмущалась, подобрала полы платья, и пассажиры расступились, образовав узкий проход, и Эстер прошла в самый конец автобуса…

А потом… потом было утро. И утром я увидела другие пуримские костюмы. Современные.

И я — удивилась. И тому, как празднуют Пурим в Израиле. И тому, какие невкусные в Израиле гоменташ (уши Амана), которые продают на каждом шагу…

П.С.

Платье, панбархатное, — мне подарила тетя Ляля Гаман. Подруга моей мамы, которая жила на Ленинском проспекте, в коммунальной квартире. Она была красавица. Благословенна её память.

***

Мой сосед Меир, молодой, невысокий, щуплый паренек. Такого встретишь на улице и даже не обратишь никакого внимания.

Как-то к нему приехала мама. Она вышла на наш общий малюсенький балкон и разговаривала с сыном. Я всё слышала.

Она смотрела на наше море, называла сына Меирке и была счастлива. Очень счастлива.

Я не помню уже, что она сказала сыну.

Я помню, что он ответил маме.

— אמא, טוב לי, טוב לך.

И тогда я поняла: вот они, оказывается, какие — «закрома родины».

«Мама, то, что хорошо для меня, хорошо для тебя».

Тихого и мирного Шаббата! Пусть нам будет хорошо, когда хорошо нашим детям.

***

Когда волнуюсь,  обязательно путаю слова на иврите. Иду вчера вечером по коридору. Вдруг вижу: ключи торчат в замке снаружи двери. Я открываю эту чужую дверь и кричу: «Вот! Твои ключи!»

Я была уверена на все сто процентов, что я так кричала. А на самом деле дело было так.

Я шла по коридору поздно вечером. Шла,  уже красивая, после асимметричной стрижки цвета беж, а не как обычно: каре, цвета ночных огней.

Увидев эти чертовы ключи, я сразу начала думать, как будет на иврите «ключи» и как бы не перепутать «ключи», со словом «обещать».

И, конечно, я всё перепутала. Когда мужчина вышел из квартиры, он был очень смущен. А я поняла почему, только когда успокоилась, ровно через пятнадцать шагов.

«Не была королевой раньше, — нечего и начинать» — думала я, разглядывая новую стрижку в зеркале.

Это я вам обещаю.

***

Я ужасно сочувствую моим соседям. Сразу четверым. Мужчинам.

Каждое утро я готовлю себе завтрак, от запаха которого можно сразу… обалдеть.

Вот, например, сегодня я готовила кофе, и оладьи из… хурмы.  С ванилином, солью и манкой вместо муки. А сосед справа, Жак, писатель-француз, опять себе жарил яичницу. Сосед сверху — одиноко курит в распахнутое окно. Он оле хадаш, и такая теплая зима ему в радость. А мне — нет.

Слева живет Меир. К нему иногда заглядывает девушка, но и она не готовит вкусно пахнущий завтрак. Они громко занимаются любовью и едят фрукты.

А еще один сосед, который по вечерам курит наргилу, просыпается поздно, когда все остальные одинокие парни уже надышались и отправились по своим делам.

***

В канун Международного дня памяти жертв Холокоста (International Holocaust Remembrance Day), я вспомнила о нашей переписке — еврейки из СССР — с немкой из Германской Демократической Республики.

Я училась все десять лет в одной школе. В пролетарском районе города Москвы. Что это такое — писать нужно подробно и с юмором, как Шолом Алейхем. Но у меня нет его таланта, поэтому я напишу об одном эпизоде, в котором принимали участие я, моя мама ז»ל , моя учительница немецкого языка и девочка, школьница из ГДР. Моя ровесница. Немка.

Учительница раздала всем ученикам пятого класса «Г» адреса немецких учеников и сказала нам писать им письма. Для улучшения знания языка и для укрепления… дружбы.

Весь класс писал письма. Я писала с воодушевлением. Внизу каждого письма стояло моё имя и фамилия. Зальцберг, написанные на немецком. Вот так: Salzberg.  И на конверте стола моя фамилия: Salzberg.

Немка мне отвечала. Я была на десятом небе от счастья. Показывала эти письма моим подружкам и смеялась от радости. Я немке отправила бандерольку. В ответ получила тоже подарочек. Но в одном из писем немка мне задала вопрос: Ты — немка?

Я ответила — нет.

После этого немка на мои письма перестала отвечать. Почему я не написала, что я  еврейка, я знаю. Потому что в моей генетической памяти есть знание, что ИМ писать об ЭТОМ нет нужды. ЭТО не для НИХ.

На мой вопрос: почему немка мне не пишет, учительница сказала, что моё письмо затерялось. Напиши еще. Я — написала. Еще и еще. Ответа не было. Все в классе получали письма, кроме меня.

В классе еврейкой была только я. Школа была — в пролетарском районе города Москвы. Я просто напоминаю.

Мама долго мне не объясняла, что происходит. А потом сказала: «Немка поняла, что ты еврейка. Немцы ненавидят нас, евреев. Не пиши больше ей «.

Вот я и не пишу.

ИМ.

 

Я часто хожу в Яффо.

Туда можно — по берегу моря. Но не люблю я его по-прежнему.

Зато улицы, которые ведут прямиком на арабский пляж — это очень моё. Ближний Восток.

Арабский квартал — красоты необыкновенной. Возле шикарных домов стоят дорогие машины. Тихо. Уютно. А энергетика там какая… Обалденная.

Шла я к Хоф Гиват Алия через двор мечети. Арабы там развели целый сад цабари́м. Никогда не видела столько моих любимых кактусов-цветов.  И Цабари́м отдавали мне свою любовь. Это сейчас такая редкость.

Зива Злотник