РЕСТОРАН «LONDON PUB»
Всё будет хорошо,
но не всегда
и не у всех.
(Одесская народная мудрость)
Однажды один философ сказал: как бы ярко человек ни прожил жизнь, количество людей на его похоронах зависит от погоды.
С погодой Семёну Марковичу повезло. День выдался тёплым и солнечным. Где-то поблизости щебетали птички, словно заранее сообщали, что поминки состоятся на Брайтоне, в том ресторане, где недавно наняли первоклассного повара, и, по слухам, он уже успел себя показать. Среди собравшихся были родственники, друзья и много соседей. Последние годы Семён Маркович жил в многоквартирном доме, который в узких кругах считался элитным. Этаж, квартира, вид из окна – всё у него было самое лучшее. Не всем это нравилось, но все восхищались. Семён Маркович умел жить со вкусом, и это портило его репутацию.
— Скажи о нём что-то хорошее, — дёрнула мужа соседка.
— Я не знал его с такой стороны… – буркнул сосед и выдал, помявшись, душевную речь. Семён Маркович обыгрывал его в шахматы.
Навыки, приобретённые во времена дефицита, пригодились во времена изобилия. Семён Маркович умел доставать, добывать и лавировать. Но всё это вовсе не потому, что он пытался объять необъятное или хотел сьесть три обеда сразу. Просто жизнь в идеале ему представлялась цветущим садом, но сам по себе этот сад цвести не хотел.
Сухие факты его биографии — родился, трудился, эмигрировал, снова трудился, снова женился, добрался до пенсии — не проливали свет на свойства его души. В душе Семён Маркович был мечтателем и отчасти аристократом. В прозе жизни он выискивал блёстки поэзии. Он уносился мечтами в небо, но при этом не забывал, что пока ты на этой земле, нужно смотреть под ноги.
Его внезапная смерть вызывала недоумение. Кроме давления, геморроя и ещё чего-то по мелочам, покойный ничем не страдал. Всем было известно, что он недавно вставил новые зубы, отправился отдыхать во Флориду, только-только вернулся и вдруг… взял и умер.
Больше всех недоумевала вдова. Она теребила платочек и шептала одними губами: «Сёма, как ты посмел? Взял вдовой и вдовой оставил».
Встретились они года два назад у овощного лотка и познакомила их черешня. Черешня лежала красивой горкой, ниже стояла цена. И то и другое заставляло остановиться. Продавец, худощавый кореец, скромно стоял поодаль. Семён Маркович не смог пройти мимо, опытным взглядом прицелился и, коснувшись самой отборной, наткнулся на чью-то руку. То же самое повторилось и вскоре напоминало танец, когда два неуклюжих партнёра наступают друг другу на ноги. Семён Маркович повёл себя благородно — он отступил. Глянул в сторону и уткнулся в роскошный бюст. Тогда он поднял глаза и мимоходом отметил, что дама была в его вкусе.
Это был перст судьбы. Оба они не так давно овдовели и оба оказались по отчеству Марковичами. Правда, Регина Марковна, как обнаружилось позже, в интеллектуальном плане до Семёна Марковича не дотягивала. Она путала Гоголя с Гегелем, а Бабеля с Бебелем, но восполняла эти пробелы глазами, улыбкой и пышностью форм.
Ни статью, ни мужской красотой природа Семёна Марковича не одарила, но время обошлось с ним по-джентельменски. В юности тощая шея даже не намекала на мужественность. Длинный нос на худом лице так и просился принять удар на себя. Но со временем всё это сгладилось, оставляя подтекст, что лучшее ещё впереди. Семён Маркович не утратил формы, но с возрастом округлел и приобрёл солидность. Кое-где облысел, кое-где поседел, но всё в нужных местах, так что и это пошло на пользу. И если каждому выпадает своя пора расцвести, Семён Маркович оказался поздним цветком. К пенсионной черте он выглядел вполне импозантно.
Регине Марковне нравились хозяйственные мужчины. Сёма был экономным, но не скупым. Он выискивал распродажи, жонглировал скидками и гордо вручал ей новый трофей. Холодильник при нём стонал от продуктов. Бутылки с виски и коньяком стояли по струнке, дожидаясь особого случая, когда Семён Маркович, выбрав одну из коллекции, с видом заправского сомелье наполнял хрустальные рюмки.
Только с Сёмой она поняла, что ей идёт фиолетовый цвет и что оттенок волос с лёгкой рыжинкой придаёт ей неотразимость. Почти год она привыкала к завываниям его храпа, полгода экспериментировала с борщом, чтобы вкус получился «как у Сёминой мамы», и только недавно призналась себе, что, кажется, это любовь.
Как же так? Этот вопрос вращался в уме и не давал ей покоя. Ведь даже перед грозой сначала сгущаются тучи, а тут всё случилось вдруг, без намёка, без предупреждения, словно в причинно-следственных связях что-то порвалось. Этого она не могла понять. Перед ней было следствие, а причины она не знала.
Поводом к поездке во Флориду послужил юбилей давнишнего друга. Семён Маркович привык совмещать приятное с полезным и решил вокруг этого спланировать отдых. Но даже полезное оказалось приятным. Всё шло замечательно: перелёт, погода, отель… словно удача с попутным ветром взяли на время над ними шефство. Все десять дней напоминали зеркальную водяную гладь без единой шероховатости. Впрочем, у Регины Марковны одна шероховатость была.
Друг Юлик сразу ей не понравился. Рыбий взгляд, ехидные чёрные усики, круглый животик – он казался ей растолстевшей коброй. Машеньку, покойную Сёмину жену, он боготворил ещё с детского сада. Регине Марковне очень хотелось произвести хорошее впечатление. Женским чутьём она понимала, что жизнь есть жизнь, но всё же как-то не комильфо… Машенька всю жизнь была ангелом, после смерти стала святой, а тут какая-то незнакомая говорливая и цветущая заняла её законное место. Регина Марковна скромно молчала, вежливо улыбалась и держала себя как леди. И всё же её признали не сразу, только после четвёртой рюмки какой-то особой текилы Юлик обмяк, посмотрел на неё в упор и причмокнул губами. Дальше всё пошло гладко.
К проекту с зубами Семён Маркович подбирался крадучись. Имена стоматологов вызывали в нём трепет. В каждое новое кресло он садился с надеждой и вставал с разочарованием. Бывалые стоматологи с репутацией разводили руками, полагали и предлагали, давая понять, что зубы бесплатно даются лишь раз, потом за них нужно платить. Семён Маркович их понимал, но они не понимали его. Он не искал «дёшево», он искал «качественно и не так дорого». Содержимое его рта требовало творческого подхода.
Будучи умеренным оптимистом, Семён Маркович верил в то, что дорогу осилит идущий. И что тот, кто ищет – тот всегда найдёт. «Всё будет хорошо…», — твердил он себе, пока действительно не нашёл…
Неизвестный в округе дантист-китаец оказался то ли зубным волшебником, то ли феей мужского пола.
Конструкция из имплантов, мостиков и коронок работала, как часовой механизм, где каждый фрагмент выполнял свою функцию и в то же время что-то поддерживал и что-то скреплял. Не в обиду Бруклинскому мосту, только сведущий мог оценить, что по дерзости замысла и технике исполнения эта схема приближалась к шедеврам архитектуры.
Во Флориде зубы прошли боевое крещение. Семён Маркович грыз, жевал и кусал и втайне гордился собой, как охотник, который долго высиживал, высматривал и выслеживал, зато одним-единственным выстрелом убил наповал.
Вечерами они прогуливались под ручку и любовались закатом. Семён Маркович вдыхал воздух, словно различал в нём мелодии, как только их мог различать человек, которому ничего не жмёт, не трёт и не чешется. И лицо его выражало блаженство.
Знакомство с красотами Флориды продолжили через экскурсии. К экстремальному никого не тянуло, поэтому экскурсию с вертолёта и посещение логова крокодилов дружно отвергли. Зато любовались архитектурой Майами, постояли у дома Версаче и посетили «Маленькую Гавану». Но вишенкой стал круиз по заливу Бискейн с панорамным обзором и дальше по местам богатых и знаменитых.
В соломеной шляпе и тёмных очках Семён Маркович выглядел покорителем водных просторов. С бокалом шампанского под рассказы экскусовода ему вспоминался старый советский тост «чтобы у нас всё было и ничего за это не было», и здесь этот тост превращался в реальность. Живописные виды с океанским бризом и роскошные особняки дополняли друг друга и сочетались, как вечернее платье с дорогой сногсшибательной брошью. День выдался безмятежным и солнечным, погода шептала. Семён Маркович временами вскидывал голову, всматривался в голубизну с легкомысленными кудряшками облаков, и небо в ответ его мыслям шептало: любой каприз за ваши деньги. Семён Маркович соглашался, где-то он уже это слышал.
В последний вечер перед отъездом они гуляли по набережной. Высокие пальмы стояли, как стражи, слышались шорохи волн. Мимо проплыла вывеска ресторана «London Pub». Семён Маркович остановился, огляделся по сторонам и вдруг увидел прекрасное дежавю. Приморский бульвар, гостиница «Лондонская»… В его глазах вспыхнули искры восторга, они перекинулись на Регину Марковну. Супруги глянули друг на друга и без лишних слов направились к ресторану.
Этот вечер был просто прекрасен в классическом смысле, когда прекрасно всё: и душа и мысли и лицо и одежда. Мысли были самые светлые, на душе было легко. Семён Маркович носил новые парадные брюки и рубашку в мелкую клеточку. И сумму всех этих слагаемых выражало его лицо.
Пока им готовили столик, переждали у бара. Регина Марковна пригубила мартини, Семён Маркович понемногу цедил коньяк. Столик достался в хорошем месте. Семён Маркович слегка опьянел, его приятно покачивало на волнах воспоминаний. Оставаясь в плену дежавю, ему мерещилось, что он в «Лондонской». Завидев официатнтку, у него едва не сорвалось с губ:
— Девушка, а что бы вы нам посоветовали?
И услышал в ответ:
— Шашлык сегодня не очень. Котлета по-киевски тоже. Возьмите лучше лангет… с картофелем и зелёным горошком, очень рекомендую.
— Хорошо, значит, лангет. И пару салатиков… Столичный, из овощей… ну и селёдочку…
Ничего, конечно, этого не было. Очнувшись, он увидел подошедшую к ним официантку. Девушка была молодой, симпатичной, родом откуда-то из Южной Америки. Она приветливо улыбалась, но в глазах просвечивала печаль. Звали её Мария. Каким-то почтительным жестом она вручила меню и опять застенчиво улыбнулась.
Меню было толстым, с картинками. Мария очень старалась. Она осторожно раскладывала приборы, словно сдавала экзамен и боялась что-то напутать. Перелистывая меню, Семён Маркович что-то её спросил. Мария смущённо кивнула и снова заулыбалась.
Ах, как бы она хотела держаться непринуждённо, описывать блюда и раскованно отвечать на вопросы, но она почти не знала английского. Вот уже скоро год как она отправилась на поиски счастья или хотя бы подзаработать. Но в Америке вместо красной ковровой дорожки она ступила на длинную чёрную полосу. Сначала бросил бойфренд, потом обманула подруга. С уборкой домов не сложилось, её вышибли конкуренты. На её счету уже были два ресторана и одна забегаловка. В одном придирался менеджер, в другом приставал хозяин. Она еле сводила концы с концами. Жизнь подвела её к перекрёстку – бросить всё и вернуться домой или…? В «London Pub» как раз появилась вакансия, но она уже ни на что не надеялась. И всё-таки, заступая на смену, она помолилась. Сегодня был её первый день.
Семён Маркович не привык философствовать. Он не мучился над вопросом «что такое любовь» или «в чём смысл жизни». Но если человек всю жизнь куда-то идёт, то он должен к чему-то прийти. Семён Маркович об этом раньше не думал, но теперь, разомлев, он сделал открытие, что бывают в жизни моменты, когда ты чувствуешь себя на вершине. И даже если ты небогатый и незнаменитый, ты всё равно на Олимпе. И пусть это только мгновенья, но кроме них, ничего не запомнится.
Мария вернулась принять заказ. С выбором блюд успели определиться. Семён Маркович пальцем водил по картинкам. Мария кивала и каждый раз добавляла: «Si. Delisioso».
Первыми принесли закуски: большую тарелку с салатом из авокадо с морепродуктами и что-то красивое с телячьей печенью и грибами. На горячее Семён Маркович выбрал жареного цыплёнка а-ля табака, подкупившего его сходством. Регина Марковна заказала рыбу – кусочки лосося под корочкой из пармезана и спаржа в сливочном соусе.
Мария издали наблюдала как продвигается трапеза. Любую оплошность она готовилась сгладить улыбкой. Но вид этих двух посетителей её успокаивал. Они были всем довольны.
Потом заказали кофе с ликёром. От десерта Регина Марковна отказалась, но Семён Маркович настоял. «Ах!, — удивилась она, подумала, — пусть…» и глянула на него с умилением. И тут её осенило, что, наверное, это любовь. Она растерянно посмотрела в окно. За окном шелестели пальмы, но для неё это были не пальмы. Вместо них она видела миллион алых роз.
Счёт по правилам заведения подали на красивом подносике с двумя мятными карамельками. Семён Маркович поискал очки, но не нашёл, догадавшись, что забыл их в отеле. Он посмотрел на счёт, но цифры расплылись, сквозь туман различались только их силуэты. Он несколько раз прищурил глаза, потом поморгал, но чёткости не прибавилось. Тогда он прикинул, сколько всего они заказали, признал финальную сумму такой, какой она ему виделась, и с наценкой на удовольствие и антураж, вытащил несколько крупных купюр. На секунду задумался и, решив, что этого не достаточно, добавил ещё.
У Регины Марковны округлились глаза, но она промолчала. Она вспомнила, что сегодня она не жена, а она его дама сердца. И что это не просто обед, сегодня у них свидание.
Мария деликатно дотронулась до подносика, вопросительно посмотрела на деньги и услышала: «Сдачи не надо».
— Нужно же иногда быть щедрым, — сказал Семён Маркович, откладывая салфетку. Регина Марковна одобрительно улыбнулась. И в благостном настроении они вышли из ресторана.
На следующий день вылетали по расписанию. В самолёте Семён Маркович пристегнулся, поудобней устроился в кресле и, прежде чем подремать, захотел просмотреть газету. Сунул руку в карман и вместе с очками обнаружил там копию счёта. Он спокойно надел очки, глянул и ужаснулся. То, что вчера казалось восмёркой оказалось всего лишь тройкой, а семёрка на деле была единицей.
Арифметика безжалостно раскрывала карты. Всё, что он вчера заплатил, минус стоимость трапезы, в виде разности кануло в чаевые.
Ему захотелось вскочить, побежать, объяснить, что это ошибка, что таких чаевых не бывает… и это даже не «Лондонская»… это всего лишь какой-то там «London Pub». Самолёт в это время уже набирал высоту.
Все житейские потрясения делились на две категории, и для каждой из них имелось своё нецензурное слово. Семён Маркович этих слов не любил, но когда обстоятельства вынуждали, их ничто не могло заменить. Только они выражали суть, и ничего более ёмкого русский язык не придумал. То, что можно исправить или то, что могло рассосаться само, означало, что это «ху*ня». Всё остальное означало «пи*дец» — это когда всё равно ничего не поможет.
Какой-то философ сказал, что жизнь прекрасна, но не пытайся её понять, это пустая затея. Мир находится в равновесии. И этим всё объясняется. Если где-то что-то недодадут, значит, где-то что-то передадут. Остальное нюансы.
Семён Маркович откинулся в кресле и приказал себе успокоиться.
Конечно, он понимал, что деньги – пыль на ветру. Они приходят и уходят. И вообще не в них счастье, особенно если они не последние. Но он так же отчётливо понимал, что можно быть щедрым, но нельзя же быть фраером. И тут он почувствовал, что это пи*дец.
Вечером, после смены Мария сложила горкой свои чаевые. Не удержалась и ещё раз пересчитала. И в первый раз у неё заблестели глаза.
— О, Святая Мадонна, спасибо за знак! Я остаюсь! И какой замечательный ресторан, этот «London Pub». Там оставляют очень щедрые чаевые.
Лиза Азвалинская