ПРОЗА

Так он ему и сказал. Так и сказал: «не знаю, мол, не знаю, не помню, ни черта не помню. Слыхал что-то вроде, слыхал когда-то, да когда это было…» А потом лег, влепив в почернелую подушку свалявшуюся, отяжелевшую голову, повернулся к стене и затих, и засопел, как ни в чем не бывало, спокойно так, мирно засопел, всхрапывая на конце длинного вдоха.

Громыхнув чугунком на плите, дед Назар почмокал, пробуя теплую подгоревшую кашу, прошел в горницу и заглянул за занавеску. В закутке возле окна стояла кровать с потемневшими спинками, на подоконнике был высохший цветок в ржавом ведерке, а рядом два пузырька и щербатая ложка.

Антология одного стихотворения

Прав был  любимый многими бард наш Высоцкий. Ох, как прав! Иной раз такой фортель судьба выкинет, такой сюрприз преподнесёт - не обрадуешься. Вот так оно случилось и со мной: совершенно неожиданно избрали меня «народным контролёром». Да, как говорят, видать, «не в коня корм» - ничего путного из всего этого не вышло.  Только для начала, пожалуй, стоит пояснить, что это за штука такая - «народный контролёр».

Не знаю как в других семьях, а у нас с супругой бытие представляет из себя сплошной кроссворд. Моя ненаглядная, рассмотрев в окошке нет, не цветущую сакуру, а всего лишь сплошь обсыпанную белыми цветочками нашу старую вишню, схватилась за тряпку и немедленно устроила оконный "шмон".

Я знал, что моей дочери будет уготован ад. Поэтому зачал ее от птицы Феникс… От своей матери она получила красоту и неуязвимость. От отца великую гордыню, за которую я был низвергнут с небес… Надеясь спасти малышку, я вынес ее из своего царства и поселил в чужой семье.

Во дворе живет старый согнутый годами, но очень высокий и очень худой дед. Ходит в черном костюме, говорят, что не любит чеснок и жару с солнцем не жалует, и детей маленьких не любит. Говорят – Вурдалак…

Кольцо. Вне всяких сомнений, это было кольцо. Будь оно все проклято! Марина тяжело присела на безропотную и безразличную гостиничную кровать, и с ненавистью глянула в казенное окно. Окно не было ни в чем повинно – точно так же, как и виднеющийся из него серый, шелушащийся, и унылый бок какой-то пятиэтажки, едва различимый теперь сквозь сетку крупного мокрого снега.

На улице творилось что-то непонятное. Уже третьи сутки беспощадно лил дождь. Зловеще скрежетали крыши домов, готовые улететь, гонимые ветром. Ночные улицы тускло мерцали фонарями. Ветер гнал по земле сухие листья.

Я любил немногих… однако… Любили ли вы когда-нибудь, скажем, холодильник? Я не про ежедневное общение с близкими и, возможно, даже родными предметами быта, выливающееся подчас в коммунальный срач.