СОРТИРОВКА: проза

К лету сёстры справили мне «техасы». Народ щемился в очередях к закройщикам, напавшим на золотую жилу. В обтяжку по бёдрам, круто в клёш от колена и с поясом, который шириною устроил бы самого заносчивого мексиканца. Главный же козырь – материал. Палаточный хаки. Брезент. Самый ядрёный из всех палаточных брезентов. Чтобы лопотал в ходу, как сотрясаемый лист фанеры. В насмешку их величали «джипсы», «чухасы», а мне… Ни до, ни после ни одна обновка не доставила мне большей радости, чем эти штаны. К тому же в Ялте сестричка, к которой приехал, подарила мне сомбреро, что составило в комплекте со штанами законченный ухарский набор. Я был настолько же неотразим, насколько и потешен.

Самоубийцы пишут предсмертные записки, в которых успевают признаться в любви всему миру и попросить у него же прощения за то, что оказались тут лишними. А безнадежные больные, вроде меня, медлят, сомневаются, цепляются за каждую соломинку. Как вдруг – бах, и уже не до писем – только бы не возвращаться в сознание и не чувствовать боль. Тогда-то и возникает сожаление, что вовремя не написала: «Прошу никого не винить в моей смерти…» На первый взгляд, и так очевидно: кого тут будешь винить, если болезнь неизлечима? Но они – мои близкие, стоят рядом и чувствуют, постоянно чувствуют свою вину, словно чего-то не так сделали, чего-то недодали… Ребята, бросьте, все нормально. Теперь нормально. Что было раньше – не считается. Мы жили так, словно бессмертны. А как по-другому? Бессмертные уверены в себе, в завтрашнем дне, в разумности мироустройства. Они знают, что завтра для них опять взойдет солнце, и нет оснований в этом усомниться. Я тоже когда-то была бессмертной. А теперь не исключено, что в процессе написания такой записки могу забыть, что, собственно, собиралась сказать – теряю смысл и цель любого, даже самого простого действия. Доктор говорит, что это из-за метастазов. Они перебрались из груди в позвоночник, потом в шею, а теперь микроскопическими спорами отравляют мозг. Наверное, правильнее было бы написать: «Дорогие мои, поздравляю вас со своей кончиной, отдыхайте». Только вот врачи не дают. Тянут резину, хотя уже точно знают: оперировать нельзя, а химия не работает.

…В том случае, если им уметь правильно пользоваться

Дождь уже совсем нагло танцевал вприсядку на крышах легковушек, обречённо тащившихся по мокрой вечерней трассе. Дальнобойные фургоны, как  упрямые слоны, раздвигали широкими лбами  густую темень и то и дело выдавали из-под задних колёс фонтаны грязных брызг прямо на лобовые стёкла братьев меньших. На аспидный асфальт ложился кукурузно-жёлтый свет фар. Он то извивался вертлявыми змейками, то засевал поблескивающую поверхность дороги мелкой рябью, похожей на чешую золотых рыбок.

Из романа «Полководец Соня, или В поисках Земли Обетованной»
ПЕРЕШАГНУТЬ ПОРОГ
- Соня! - вдруг услышала она незнакомый голос. - Давай поиграем!
Соня подняла глаза и увидела огромные смешные ботинки, болтающиеся на худых длинных ногах холщовые брюки, белую рубаху навыпуск и, наконец, всего долговязого и какого-то очень нескладного, даже нелепого, взрослого мальчика с весёлым лицом.

Больше десяти лет тому назад было. Я только что в Латвию свалился и понятия не имел, что надолго здесь застряну...

Родители уговорили Глеба провести месяц на даче. А что, диплом у него практически готов, осталось всё только выверить, оформить, этим как раз и займется на свежем воздухе, будем надеяться, что с пользой для его не слишком-то крепкого, утомленного городской экологией организма. «Пусть преддипломный отпуск станет отпуском именно», – всегдашняя тяжеловесная назидательность мамы. «Да, провинция, безусловно, но всего-то двадцать минут электричкой до города, а ноутбук стирает грань между городом и деревней», – отец радуется этой своей остроте. Ну, а что касается Юленьки… здесь Глеб перебивает родителей, она вряд ли к нему приедет, слишком уж городская, не согласится на «удобства во дворе». «Разлука даже на пользу пойдет. Проверите свои чувства», – папе так понравилась шутка, что он повторял ее весь вечер по поводу и без повода.

– Как хорошо быть арбузом! – подумал Кот. – Лежишь, весь из себя красивый… Круглый, полосатый…  Нисколечко не лохматый… Бока солнышку подставляешь…  Мышей не гоняешь… И кошка Мурка не ревнует тебя к кошке Нюрке!

С утра пораньше, как на работу, на «копейке» Толяныча мы приехали за Жекой. Зябко поёживаясь и прикрываясь руками, открыла заспанная голенькая Маруська.

Ивана Фёдоровича Прохорова назначили председателем колхоза «Путь Фомича» и он стал выпивать ещё чаще, поддавшись чёрной магии молочного скотоводства. Раньше он занимал должность пронумерованного секретаря недосреднего партийного звена, но район не потянул его идеологической фантазийности (не тот масштаб) и прибегнул к скамейке запасных секретарей, умеющих с душой петь блатные песни в узком кругу ограниченных людей. Он ушёл с удовольствием, поскольку не преследовал карьеру и исчерпал все запасы цинизма. Имея патриархальное подсознание, попутно имел и совесть, которая не позволяла ему делать то, что порой очень хотелось сделать. Для того, чтобы что-то изменить в мире, нужно приложить усилий больше, чем минимально необходимо для этого изменения.