Главная / КУЛЬТУРА / Римма НУЖДЕНКО | «Мы все родом из Местечка»

Римма НУЖДЕНКО | «Мы все родом из Местечка»

Римма Нужденко. Коренная петербурженка. По образованию инженер, по призванию гуманитарий. В настоящее время живу в NY, пишу рецензии на произведения современных авторов.

«Мы все родом из Местечка»

О прозе Марата Баскина про Краснополье и краснопольцев

Читатели, познакомившиеся с прозой Марата Баскина, уже навсегда останутся с ней. К этим рассказам возвращаешься, как к чему-то близкому и родному. Так возвращаются к любимым стихам или музыке, когда возникает потребность поговорить с близким другом, а он далеко. Тогда ты открываешь страницы этой мудрой прозы — и жизнь снова начинает казаться яркой, и появляются силы набрать побольше воздуха и начать заново.

Жанр этих текстов можно определить как рассказ, но по словам критика Ольги Балла, они вряд ли попадут под внятное жанровое обозначение, — скорее, им подойдет слово «истории». В частично придуманный, но такой яркий и живой мир, вводит читателя Марат Баскин, чтобы открыть ему тайны своего прошлого и дать надежду, что всё в этой жизни было не зря.

Автор показывает нам жизнь штетла (местечка) — места, не имеющего аналогов. Здесь родилась совершенно оригинальная культура, в которой свободно существовали три языка — русский, белорусский и идиш. В нем уживались вместе несовместимые, казалось бы, вещи — чтение священных текстов и какая-то детская наивность, практицизм, лукавство и абсолютный абсурд. Но главное оставалось неизменным — дом, семья, дети.

Автор уловил потребность читателя глубже проникнуть в неизвестный для себя или забытый мир, поэтому язык прозы Баскина — это тоже целый мир. Он строит его, смешивая и перебирая три языка: русский, идиш и белорусский. Они как будто накладываются друг на друга, создавая новую языковую реальность. Читатель, не знающий идиша, улавливает мелодику звучания слов, и это создает дополнительную фонетическую образность. С помощью таких языковых приемов рождаются особенные, уникальные истории.

Анализируя прозу Баскина, можно без преувеличения назвать эти истории энциклопедией жизни еврейского местечка. Читатель будто бы ходит из дома в дом, и каждая новая история придает новое звучание этой прозе, создавая эффект полного погружения в нее. Автору удается приоткрыть читателю вселенную еврейского народа – душу его, смех, боль и печаль.

Всё есть на этих страницах: грустное и смешное, иногда ироничное, иногда страшное. Тут есть и всепоглощающая любовь, и память о страшных днях оккупации и Холокоста, стальным лезвием прошедшей по судьбам краснопольцев, и ненависть, и возмездие. Но главными эмоциями во всех историях остаются доброта и вера в могучий дух своего народа.

Все рассказы как бы соединены одним стержнем разных героев и разных судеб, а на самом деле одной судьбой и одной реальностью — судьбой многострадального еврейского народа. Автор дает возможность читателю пережить это вместе с героями, и каждая новая история невидимыми нитями связана с другими историями общей судьбой. Судьбой похороненных во рву возле школы краснопольцев, судьбой расстрелянных на Кричевской дороге, и памятью вернувшихся и пытавшихся начать жить заново. Каждая новая страница открывается своей историей и своим героем.

Проникая внутрь текстов, хочется начать с рассказов, по сути являющихся притчами.

***

Ах, свобода, ах, свобода.

Ты – пятое время года.

Ты – листик на ветке ели.

Ты – восьмой день недели.

Иосиф Бродский

Взгляд ребенка всегда мудрее взгляда взрослого, и рассказ «Пасхальный гусь» — яркая тому иллюстрация.

«Каждый год за пасхальным столом бабушка вспоминала, что всегда перед войной на пасху покупали гуся. В каждом еврейском доме был на столе гусь с яблоками, гусиные шкварки и суп гусиный с манделах».

Мечта бабушки героя иметь к Пасхе гуся к праздничному семейному ужину осуществилась, и мальчику было поручено охранять гуся. Прекрасные метафоры зародившейся дружбы мальчика с гусем, мысли бабушки о том, что это погибший свекор послал им с небес такое счастье — все это описано автором в самых лучших традициях горькой прозы, где ирония перемежается с юмором, а юмор с драмой. Накал рассказа, ведущегося от лица ребенка, поразителен. И абсолютно закономерный финал — душа мальчика не принимает зло, и он отпускает гуся на волю.

Мудрость и верность своим устоям приоткрывают один из секретов этого мира в финале рассказа. Ребенок – есть центр уязвимости. Никто и никогда не может нарушить его веру в справедливость.

«Гусю — счастливой дороги, — сказал папа и добавил, — а нам пора за стол, — и мы все пошли в дом.»

В рассказе «Шептуха» маленький мальчик, гордый своими успехами в чтении, решил, нарушив строгий приказ бабушки, похвастаться соседке, у которой был «плохой глаз». В итоге мальчик захворал, и доктор ему помочь не смог. Шептуха сняла сглаз, но в памяти ребенка навсегда остались ее слова: «Никогда не хвались и не гордись, ибо после оплюют тебя с головы до ног». Глубина этого рассказа-философской притчи намного больше его небольшого текста.

Переходим к рассказу «Варенье 42 года». Это история из тех, что читаются с прерывающимся дыханием.

«Я помнил, как у нас в Краснополье в конце лета стоял сладкий запах варенья: его почти одновременно варили во всех дворах, и этот запах, смешанный с дымом, растекался по местечку, как сказочная сладкая река с кисельными берегами».

Оказавшиеся в эвакуации, вечно голодные, мальчик и девочка уловили запах малинового варенья, принесённого с фабрики, на которой работали их матери. И тогда дети придумали шалость. Девочка просто окунула ручку в пенку варенья, и ребята облизывали эту руку по очереди. За это пришла несоразмерная расплата. Цену их свободы установил сосед, забравший единственную семейную ценность — тулуп отца мальчика.

Выбор в пользу ребенка всегда однозначный — это еще один секрет, который приоткрывает автор. У рассказа феноменальная концовка: «и я больше никогда не ем малиновое варенье».

Так, во всех историях прослеживается общая мысль, объединённая темой детства и непростым выбором в пользу человечности и добра. И вот здесь как раз проявляется один из моментов, по которым эти и другие истории из детства можно соотнести в один ряд, выявить некую закономерность. Последняя фраза в этих рассказах является смысловым завершением, и как в притче поднимает эти истории на очень большую высоту.

Хочется обратить внимание еще на один нюанс — с необыкновенной теплотой (особенно в рассказах от имени ребенка) вспоминает автор запах еды, аромат блюд, описывает священнодействие бабушки на кухне, и тот вкус, который ощущается и самим читателем. Заметим, что в рассказах описаны блюда на каждый день. Ими редко восхищались, но их повседневность, незаметность лишь подчеркивает неразрывность связей, и создает мир, где исчезновение этого нехитрого уюта становится огромной потерей. Позже автор будет часто использовать эту неразрывность как приём в своем «Кулинарном романе в рецептах».

Анализируя «энциклопедию жизни Краснополья», останавливаешься на историях, рассказанных бабушкой героя. Их много, этих историй, но они все неуловимо связаны. Это истории о мечте и борьбе за то, чтобы мечта осуществилась.

***

как будто будет свет и слава,

удачный день и вдоволь хлеба,

как будто жизнь качнется вправо,

качнувшись влево.

Иосиф Бродский

«Гликелэ», что в переводе с идиша означает «счастье» — это тоже рассказ о мечте. О девушке, которая благодаря своей доброте и вере в людей обрела, счастье. В этой простой, на первый взгляд, сказке заложен глубокий смысл. Героиня одновременно олицетворяет образы двух женщин — это и Золушка, стоящая крепко на земле, и женщина-странница, парящая высоко и ищущая свое предназначение. «Счастлив тот, кто рад собственной судьбе» — вот финальная фраза этой сказки-притчи. Таких добрых историй у Баскина много, они повествуют о всегдашней мечте еврейского народа о лучшей жизни.

Отдельно стоят истории, объединенные одним горьким эхом — «Великой Отечественной войне посвящается».

***

блуждает выговор еврейский

на желтой лестнице печальной

Иосиф Бродский

Память – это те истории, где волной по читателю проходит боль, и он не в силах сдержать слезы.

Рассказ «Трубадур и трубадурочка» начинается вполне мирно — с красивой любовной истории. «Каждое еврейское местечко имело скрипача». Но трубача у них не было, пока в Краснополье не вернулся Моня. Вернулся он с трубой, и каждое утро краснопольцы просыпались под звуки этой трубы. Моню прозвали Трубадуром, а его любимую жену Ханночку — Трубадурочкой.

«Я думал, что пошёл воевать за то, чтобы мой татэ жил, как Мойша Брагин, а вышло, что воевал за то, чтобы Мойша Брагин жил, как мой татэ. А надо было ли за это воевать».

С самых первых строчек автор дает понять, что главный герой рассказа — человек непростой судьбы. А потом Моню сослали, как врага народа по доносу. Ханночке осталась его труба и наказ мужа — играть на ней по утрам. В этом символическом наказе вся мудрость народа – жизнь должна продолжаться. Но утром началась война, и евреев переселили в гетто. Ханна взяла трубу с собой и несла ее в руках вместе со своим новорожденным сыном. Она играла, идя к месту своей казни, и звук этой трубы был слышен. Он донесся до Мони, который спас жену и сына. «Больше не играла труба в Краснополье, но еще долго от ее звуков просыпались среди ночи».  И мощный голос этой трубы слышен сегодня всем, читающим рассказ.

Среди текстов Баскина о войне особняком стоит повесть «Дом с крыльцом» — история о судьбе и выборе, о извечной боли еврейского народа. Рассказ снова ведется от имени ребенка, от чего усиливается драматический сюжетный накал.

«На крыльце дома в ненастную погоду укрывались дети, и им всегда выносили тазик печенья хозяйка дома или ее работница». Так необычно начинает эту историю автор, и читатель сразу проникается этой необычностью.

О Двосе в селе никто никогда не говорил, она появилась в местечке вместе с мужем Хаимом — сыном местного ребе. Все возвращались в местечко с войны.

И вот нам открывается еще один секрет, еще одна замечательная черта еврейского народа. Автор прекрасно построил на этом начало сюжета — сработала природная смекалка и интуиция. Хаим заранее, ещё в Германии сделал им с Двосей свидетельство о браке. Любовь водила рукой Хаима, а мудрость любящей женщины ради покоя и счастья мужа сделало жену Двосей. Она мечтала о доме с крыльцом — таком, который стоял у брата ее отца, когда она еще была немкой Дагмар.

Перед нами — сложнейшая по своей глубине история. Здесь есть и неприятие родителями Хаима его жены, ведь в ней подсознательно чувствовали чужачку, и отрицательное отношение к ней всей мишпухи. Читателю демонстрируется анатомически точный срез отношений, царивших в замкнутом мирке. Но приходит время беды, высылка родителей героя, и всё меняется. Перед лицом горя Двося становится дочкой этих людей, и последний взгляд родителей мужа перед дальней дорогой направлен именно в ее сторону.

Посыл страшный в своей правдивости, и в нем — предвиденье всех бед еврейского народа. Но народ живет надеждой.

«А еще мы говорили про дом с крыльцом. Двося никогда не имела дома ни с крыльцом, ни без. Ее домом был бродячий цирк и приют. Дом с крыльцом был у брата ее отца».

В тот день, когда рождается их сын, названный Дмитрием, Хаим строит крыльцо их дома — такое, о каком мечтала жена. Крыльцо становится символом будущего и общей надежды.

А утром началась война. Война — всегда выбор. Двося помнила, что она немка и верила в то, что немцы ее не тронут. Но у всех было только два пути: гетто и дорога ко рву за школьным забором.

Хочется вернуться к тому, почему эта история стоит особняком. Здесь четко прослеживается главный критерий выбора всех героев наших историй — ребенок прежде всего. Ради жизни сына Хаим достает старый паспорт жены, и ценой собственной жизни заставляет ее признать себя немкой.

Вот здесь и встает перед читателем вопрос внутреннего выбора. Каждый решает его сам.

«Хаим тихо закончил свои уговоры, вталкивая ей паспорт в руки: — Меня уже нет. Ты пойми! Меня нет! Ты осталась одна с нашим сыном. И ты должна его спасти. Ты не Двося, ты — Дагмар».

Выбор — всегда в пользу ребенка. И много лет она будет ждать на крыльце своего сына, держась лишь мыслью о том, что он жив. И всегда будет стоять на крыльце тазик с печеньем.

Время притупляет все, кроме памяти. Один из самых страшных рассказов Баскина — «Кот, который все помнил».

***

«По полю, как по золе, по полю

Ветер гуляет, лицо в пыли,

Задохнулась немотными воплями,

Думы душу живую выпили.»

В. Гандельсман

Хоня Кремер жил в этом доме до войны. Все его родные погибли в гетто, только кот Лантух ждал его дома. Так и жили они вместе — он, кот и память

«Прямо за домиком начиналось поле, вдали за полем виднелся лес, и улица переходила в проселочную дорогу, которая вела в этот лес. А перед лесом был ров, в котором убивали евреев, в котором лежала и вся Хонина мишпоха».

Страшные в своей обыденности слова. А по соседству стоял дом, где в войну жил пособник фашистов Трофим, виновный в гибели Краснопольских детей и Хониной семьи. Никто не верил, что Трофим вернется домой после суда, но он всё-таки вернулся.

Читателя ждет описание встречи на вокзале и слова убийцы: «И в вашей религии говорится, что покаявшийся грешник — не грешник».

«Неужели зло не будет наказано?» — вот вопрос, витающий в воздухе. Здесь автор мастерски прибегает к аллегории, и символом возмездия становится кот. Трофим, задумавший извести ненавистного кота, погибает.

«И придет день, и каждый получит по заслугам его».

Острый психологизм держит в напряжении до самого конца этой драмы, но, забывая, что перед тобой вымышленный мир, проживая жизнь вместе с героями, хочется поклониться автору за главный кинематографически точный момент истории — взгляд Хони в сторону рва, где остались лежать все его близкие. Время притупляет все, кроме памяти.

Говоря об уникальной прозе Марата Баскина, хочется вернуться к его самым лиричным историям – о любви.

Перед читателем — рассказ «Вайделотка».

«Назвали Есика по деду Иосифу-Мотлу, гуляке и выпивохе, каких надо поискать».

Но, получив имя деда, внук совсем не стал на него похож. Честно работал скромным учителем в школе. Семья решила свести его с Лилькой-матроской, женщиной легкомысленной. И тут произошло чудо – внезапно любовь накрыла с головой их обоих.

«Знаю, — сказала Лиля, — понимаю… Но я не знала, что бывает такая любовь… Не знала…»

Пламя этого «огня любви» из древней легенды о хранительницах огня вайделотках с необыкновенной нежностью показал автор. Ради этого огня мужчина готов перевернуть мир и искать свою любимую, пока не найдет. Этот огонь дает мужчине силы жить. И слова Есика можно считать финальной фразой притчи. «И не могу я без этого огня. Не могу»

…Почему, чем больше историй Баскина мы читаем, тем чаще из памяти выплывают зримые образы картин Шагала? «Париж-ты мой Витебск», — говорил художник.

Неужели для меня, как для читателя, важным фактором является то, что знаменитый художник жил в Витебске, совсем рядом с Краснопольем и его героями? В этом ли главная причина такого сопричастия?

***

«Картины Шагала, как водная поверхность,

в которой всплывают островки памяти»

М.Шемякин

Большому художнику удается запечатлеть этот миг, этот взгляд, который уже никогда не повторится, когда он быстро берет краску и подходит к холсту. Остановится — и снова, штрих за штрихом.

И в самых глубоких рассказах Баскина есть этот взгляд, этот миг, ради которого полотно было написано. И читатель чувствует затрудненное дыхание, как перед картинами Шагала, когда ты не можешь перейти через слово, через слог и останавливаешься, чтобы выдохнуть.

Такое чувство возникает, когда ты вдруг, глядя на картину Шагала «Скрипач», слышишь мелодию скрипки. И в этой музыке слышна и печальная еврейская серьезность, и радость, и боль целого народа. Пусть в Краснополье был свой скрипач, но необыкновенная энергетика картины и динамика рассказа видятся одинаково. И этот звук трубы Мони перекрывает всё. Ты, читатель, слышишь её, и у тебя от этого звука замирает сердце.

Как возникают эти ассоциации и почему картина Шагала «Над городом» — это те самые домики, и лестницы, и заборы, и даже козел в огороде, о которых мы читаем в рассказах?

А странник в картине «Над Витебском» — не дедушка ли Шеел из баскинской одноименной новеллы? Именно про него сам автор говорил: «надеюсь, что вдруг из глубины веков придет разгадка, такая же невероятная, как жизнь»

Может быть, в этих интуитивных аллюзиях и есть попытка найти ответ, почему образы Шагала и многие образы героев рассказа сливаются воедино.

Кажется, что этот «огонь любви» вайделоток – и есть свечение на знаменитых полотнах Шагала. Но разве может читатель объяснить эти необыкновенные собственные ассоциации только тем, что писатель и гений кисти вышли из одного местечка?

Главная тема прозы Марата Баскина – это память. Та, что заставляет читателя склонить голову и перед героем рассказа «Кот который все помнил», и перед героями повести «Дом с крыльцом, и перед героями всех историй, что нашли свое место в скорбной книге памяти. Эта же память переносит тебя к самой знаменитой картине Марка Шагала о войне.

Ведь именно картина «Белое распятие» преследует тебя, читающего эти истории. Это память о миллионах убитых, среди которых и герои рассказов Баскина — убитые во рву за школой, и расстрелянные на кримчевской дороге. Все из этой «энциклопедии жизни еврейского местечка», которую можно перелистывать долго. Их многочисленные имена возникают образами от только что прочитанного. Это их имена — зарубки в твоей душе и памяти. И здесь же ты видишь взгляд героя рассказа в сторону этого страшного рва

Эпическое полотно передает боль с чудовищной силой, в его сюжетности смешано всё: и отнятые жизни, и поджоги, и уничтожение святынь, и еврейский народ в центре — в виде распятого Христа, висящего над миром, который открыл объятия злу и насилию.

Но все-таки в самой главной картине Шагала о войне есть надежда, извечная надежда многострадального народа на счастье. Она видится нам в лодке, заполненной людьми, и в человеке, спасающем священные книги. И даже в самых страшных рассказах Марата Баскина о бедах, несчастьях и убитых в Краснополье тоже есть надежда, что их дети и внуки, успевшие спастись, оказались в той самой лодке с одной из самых известных в мире картин.

Поэтому ответ на вопрос, почему картины Шагала так связаны с историей Краснополья, даёт читателю сам автор:

«Мое Краснополье такое же реальное, как нынешний Витебск и Витебск на полотнах Шагала. Это было, но как говорил мой папа, «немножко не так».

Римма Нужденко

Ссылка на авторскую страничку Марата Баскина в американо-израильском «Новом Континенте»

https://nkontinent.com/marat-baskin/