София Шегель | ГОША или СОБАЧЬЯ ЖИЗНЬ

Об авторе

Давайте знакомиться, меня зовут София Шегельман, в девичестве Быстрицкая, литературный псевдоним София Шегель.

Я родилась много лет назад в Киеве. Потом дорогами судьбы попала в Литву, окончила среднюю школу и следом историко-филологический факультет Вильнюсского университета. Моя первая публикация датируется 1952 г., это был какой-то стишок в молодежной газете.  А потом было много десятков лет работы в книжном издательстве, сначала в Белоруссии, туда меня занесло по семейным обстоятельствам, издательство «Вышэйшая школа», затем снова Вильнюс, можно сказать, возвращение блудной дочери. С 1989 года живу в Израиле. Здесь работала в редакциях русскоязычных газет – «Наша страна», она тогда была единственной на русском языке, потом «Новости» (она же со временем стала «Новости недели»). Занималась параллельно переводами с литовского и польского языков, в редакции несколько лет вела страницу фельетонов под рубрикой «Агиц-ин-паровоз». Несколько лет публиковалась в литературном издании «Иерусалимский журнал» – переводы произведений классика литовской литературы Ицхокаса Мераса, других интересных авторов, а также моя публицистика, новеллистика.

Издала три книги прозы – публицистика, рассказы, повести, и один томик стихов. Все издания осуществлялись методом самиздата, т.е. не поступали в продажу.

У меня большая и дружная семья: муж, сын с женой, две взрослые внучки и трое правнуков, пусть все будут здоровы и счастливы!

Все еще понемногу пишу, очень ценю отзывы читателей. По сегодняшней всемирной ситуации во всех случаях главное – будемте все здоровы!

ГОША или СОБАЧЬЯ ЖИЗНЬ

Песня московского гостя

— Мама? Алло, мама, ты меня слышишь? Послушай, мама, — голос Павла звенит и прерывается, то ли телефонными помехами, то ли слезой, и от этого у Даны горло перехватывает, под коленками слабость расплывается – так на нее всегда испуг действует.

— Говори, сыночек, что? Ты здоров? У тебя что-то случилось? Неприятности в институте? Ты ни во что такое не вляпался? Говори же, я волнуюсь!

— Ну что ты, в самом деле, что со мной может случиться? Что за привычка всегда сначала плохого ждать! Все нормально со мной. Жив-здоров и даже без хвостов. Тут совсем другие дела.

— Ну, говори уже, не томи! Что стряслось?

— Да ничего не стряслось. Пока. Но может. Я все тебе сейчас расскажу, только сначала ответь мне на один вопрос: если бы от тебя зависела чья-то жизнь, как бы ты поступила?

— Прости меня, сын, вопрос твой не просто глупый, но и обидный. Я думала, ты обо мне более высокого мнения.

— Так я потому тебе и звоню, что высокого. Я уверен, ты не допустишь чьей-то гибели, когда возможно спасение и оно в твоих руках!

— Ладно, говори, что предстоит моим рукам и что случилось с тем, о ком ты хлопочешь. Только сразу учти, и я, и отец – мы оба работающие люди, все, что необходимо и в наших силах, мы готовы будем сделать, если это позволят наши служебные обязанности и, разумеется, в рамках закона. Это не обсуждается. В остальном можешь на меня рассчитывать. Говори, кому и в чем я могу помочь, я готова.

— Тогда слушай. Помнишь, ты еще в том семестре приезжала ко мне, мы тогда с тобой кролика жарили на всю нашу компанию, а тут пришел наш комендант общаги Виктор Николаевич и ворчал, что запах на всю Москву, и как это мы можем есть труп беззащитного кролика. Помнишь? Мы потом еще его угостить хотели, так он только рукой на нас махнул, как на пропащих, и ушел к себе.

— Помню, конечно, такой странноватый человек, длинноволосый и тощий, на монаха похож или на художника. А глаза жгучие такие, цыган наверное, да? Так это с ним случилось несчастье? Чем же я могу..?

— Ну, если честно, у него тоже неприятности, но ему ты как раз ничем помочь не можешь, дело не в нем. Дело в том, что ты все правильно поняла, он действительно странноватый и на монаха похож. Насчет цыгана не знаю, но он в самом деле художник, очень даже хороший. Я видел его работы, мне понравились, яркие такие, праздничные. Вернее сказать, он не совсем художник, скорее, богомаз. У себя в комнате в подвале нашего корпуса устроил мастерскую, занимался реставрацией картин и в особенности икон. На том и спалился. Сегодня четверг? Выходит, три дня назад, в понедельник, его забрали…

— Обжегся? Обварился? Куда забрали, кто и зачем? И кто все-таки жертва преступления? Ты меня вконец запутал.

— Забрали в милицию. В смысле арестовали. Он там для этих икон какое-то золото использовал. Вроде бы незаконно. Но это все присказка, а сказка, мама, в том, что у Виктора Николаевича много разных увлечений: охота, рыбалка, немножко фарца, стрельба по тарелочкам, даже стихи пишет.

— Ничего себе разброс интересов! И что?

— И то, что при всем этом он там у себя еще и собак держал. Охотничьих. Когда его увели, остались четыре собаки: такса, фокстерьер, бигль и курцхаар. Трех маленьких мы уже пристроили, добрые люди разобрали, а курц большой, никто не берет. Он уже трое суток сидит у меня под кроватью, я даже на лекции не хожу, стерегу, как бы чего не вышло.

— Ну да, ты в своем амплуа, я еще помню, как ты крысенка принес домой спасать от кошки и уверенно так мне рассказывал, какой он чистоплотный, все время умывается, ты еще говорил «чистоплодный». Я тогда дня три в ванную комнату войти боялась, пока твой отец не унес его, наконец, из дому вместе с трехлитровой банкой, ты там ему гнездышко устроил. А потом еще ты принес мокрого новорожденного слепого котенка и построил инкубатор из синей лампы и ватного одеяла с дыркой после твоих экспериментов с лупой.

— Но я же его выходил, выкормил, сначала из пипетки, потом из соски, а потом уже он, то есть, она, сама лакать с блюдца научилась. Вспомни, такая рыжая красавица получилась, мы еще ее Марфочкой назвали!

— Но тогда тебе лет семь было, а теперь уже девятнадцать.

— Мама, ты должна понять, у нас же серьезный институт – медицина. Если что, его без разговоров в виварий заберут! Мы с тобой должны спасти эту собаку. И если бы ты видела, какой это красавец! А какой умный, с ним даже поговорить можно! Он, конечно, говорить не умеет, но зато как поет! Да ты сама все увидишь, если согласишься взять его!

— Подожди, я ведь здесь не одна, посмотрим, что папа скажет.

— Ну уж папа собаку спасти точно не откажется, ты же его знаешь, сколько у нас собак было, притом охотничьих! Если ты согласна, значит, решено.

— Допустим, решено, только как же это все осуществить на практике? Кто перевозить будет? Какие нужны документы и где их брать?

Мы все разузнаем тут, а ты там у себя тоже поинтересуйся. Только я тебя прошу, ты ведь уже взрослый человек, научись, наконец, определять, что важнее. Тем более, ты сам первый сказал, что у вас институт серьезный. В смысле не пропускай лекции, а особенно практические занятия, чтоб последствия не оказались более плачевными, чем у твоего питомца хвостатого! Как его, кстати, кличут, чтоб знать?

— Кличут его по-королевски: Карл-Генрих-Георг, это, конечно, для официальных дворцовых приемов, а так, пока дворца нет, а королевское ложе под студенческой кроватью, вполне откликается на кличку Гоша. Мама, так мы точно договорились, вы его берете?

— Точно-точно. Когда я тебя подводила, сын? Давай, за дело! Решено, значит, не стоит время терять, надо поторопиться!

И понеслось. Вечером Дана с Дмитрием обзванивали всех друзей – может, кто подскажет, как доставить крупную взрослую собаку из Москвы, какие нужны документы, сколько это может стоить, с какого конца начинать.

Друзья-охотники сказали, что понятия не имеют, собак хватает на месте.

Друзья-журналисты сказали, что поспрашивают у коллег.

Друзья-врачи сказали, что нечего дурью маяться, надо поехать и забрать.

Друзья-соседи… просто выразительно промолчали.

Уже ночью Дана вспомнила, что у ее сотрудницы муж в аэропорту работает. Сам он не пилот, техник, но, наверное, всех там знает. Оказалось, с этого и надо было начинать. Нашлась стюардесса, бойкая такая барышня, платиновая блондинка по имени Виргиния, прямо почти американский штат, большая энтузиастка Общества защиты животных, и как раз любовь крутит с первым пилотом, так что ей он точно не откажет.

— Доставим в лучшем виде, контрабандой, без документов. Но только ночным рейсом, только с субботы на воскресенье и только с условием: если по любой причине вас не будет у трапа, когда мы прилетим, я этого Гошу-Генриха-Вильгельма-Карла-Иванпетровича себе заберу, и это не обсуждается. Готовьтесь, не расслабляйтесь.

Сообщили сыну, начали готовиться. Из антресолей спустили собачью посуду – последнюю по времени собаку, любимца-спаниеля, шоколадного с крапом кобелька, по ошибке названного женским именем Джой, уж очень хотелось, чтоб радость с ним рядом бегала, во время прогулки кто-то сманил прямо во дворе, в машину усадили и увезли, найти не удалось. Со спаниелями это бывает, очень они доверчивы, всех любят. Горевали, клялись больше собак в дом не брать, но тут такая драматургия, как этот узел разрубишь? Спальник устроили на том же месте, где Джой спал, только вдвое больше. Почитали у Сабанеева все про курцхааров – охотничья короткошерстная легавая, размером сопоставима с пойнтером, но полегче в экстерьере.

И вот наступила та самая ночь с субботы на воскресенье. То есть, пока вечер, но пора в аэропорт, опоздать ведь нельзя, лучше подождать там.

Балтийские зимы переменчивы, погоду на полдня вперед не угадаешь. И эта ночь исключением не стала. Февраль, темнеет рано, в девять уже давно вечер, а когда тучи на голову ложатся, вообще тьма кромешная. В десять начался ливень, как весной. А в одиннадцать вдруг небо очистилось, в один момент звезды вспыхнули, словно кто-то выключатель повернул на спящем небе, и температура начала стремительно падать. За какой-нибудь час деревья, дороги, крыши домов – все покрылось ледяной коркой.

— Скажи ты мне четко, это как называется – гололед или гололедица? — Дана сотни раз за свою жизнь задавала этот вопрос, но так и не запомнила разницы, не научилась отличать одно от другого.

— Тут, похоже, слово роли не играет, ясное дело, мир покрылся льдом, называется это скользкая дорога, добираться до аэропорта будем не полчаса, а часа четыре. Кто ж мог знать заранее, как видно, собака достанется этой барышне с именем американского штата…

— И как теперь смотреть сыну в глаза? Я же ему пообещала!

Дмитрий покряхтел для порядка, но Дана знает, он не из тех, кто от своего отступается, она смотрит на него с мольбой во взгляде, но в глубине души она уверена в своем муже, как в самой себе. И он не подводит:

— Ладно, поехали, знаешь правило: делай, что можешь, — и будет, как будет. – И Дмитрий осторожно трогается с места по зеркальному ледяному шоссе.

Это путешествие по льду надо описывать отдельно, но не здесь. Все в конечном счете прошло благополучно.

Не было бы счастья, да несчастье помогло: в Москве из-за зимнего густого тумана объявили нелетную погоду! Самолет вылетел на три часа позже и к месту прибыл с тем же опозданием. Успели! Часам к шести утра благополучно добрались домой, привезли красавца. Прав был Павел, никогда не надо наперед плохого ждать, кликать на свою голову неудачу.

Гоша оказался, действительно, красив, как на картинке в книжке Сабанеева «Охотничьи собаки». Мастью – шоколад с серебряным крапом, немножко на утерянного Джоя похож, экстерьером – классика породы, изящный, поджарый, только с морды его долго еще не сходило выражение затравленности, в глаза смотреть не хотел, корм и воду принимал равнодушно, съедал подчистую все, что давали, и невозможно было понять, когда он сыт, когда голоден, сколько еды ему нужно на самом деле. Дана сразу стала покупать свиные уши, коровье вымя, и Гоша охотно уплетал геркулесовую похлебку на этих суб-деликатесах. Конечно, с морковкой, зеленью. Похоже, получалось не так уж плохо, потому что однажды приятель и сослуживец Дмитрия попросился переночевать (по какой-то причине не успел на электричку), а утром покаялся:

— Я ночью проснулся, есть хочу так, что в глазах зеленеет, а на плите кастрюля с кашей, еще теплая. Ну, я немного оттуда поел. Так вкусно!

Посмеялись, конечно, но честно рассказали, с кем гость трапезу разделил, он, вроде, тоже с юмором отнесся.

Так что с кормежкой у московского гостя с самого начала проблем не было. Другое дело моральный климат в доме. Гулять его обычно Дмитрий водит, еду Дана готовит и в миску кладет, к ветеринару ни разу не обращались – не было надобности, здорова собака, не жалуется, и ладно.

Чувств своих собачьих Гоша никак не проявлял довольно долго. Кормят – ест. Поводок надевают – идет гулять. Велят на место – идет к своей подстилке. В общем, удобно. Но без души. И так продолжалось немало времени, потому что к тому памятному дню уже весна наступила. Теперь и не вспомнить, давно дело было, почему в этот раз выгуливать собаку вышла Дана – то ли Дмитрий в отъезде был, то ли занят, да и какая разница! Только вышли из подъезда, только Дана в очередной раз восхитилась ароматом любимой своей сирени – куст прямо напротив входа, почти впритык к большой клумбе, обнесенной кирпичным остроугольным ограждением, как все клумбы во все времена, а тут из соседнего двора ракетой вылетает огромная, больше Гоши овчарка, взлохмаченная, с черным загривком, с ощеренной пастью и, как выпущенный из орудия снаряд, с басовитым лаем несется прямо на них. Дана только и успела, что встать на пути несущегося зверя – главное не допустить, чтобы собаки сшиблись, непременно друг друга рвать начнут, это ужас, еще крови только не хватало! Столкновения удалось избежать, овчарка слету ткнулась в бок Дане, свалила ее с ног прямо на острые кирпичи в ограде клумбы. Пока Дана, постанывая от боли, поднималась с земли, Гоша объяснил псу-налетчику, кто здесь хозяин, и лохматая овчарка, повизгивая и оставляя розовые капли на асфальте, затрусила в сторону своего двора. А Гоша, рыкнув еще вслед для порядка, вернул на место свой вздыбившийся загривок и обернулся к Дане.

— Ладно, собакер, пошли, спасибо за помощь, — вздохнула Дана, морщась от боли, и прихрамывая двинулась в сторону подъезда: какое гулянье, когда от нее, как от поверженной овчарки, тоже розовые следы на земле остаются.

А Гоша, этот равнодушный и невозмутимый Гоша, двинулся вслед за хозяйкой, все пытаясь лизнуть ее ушибленный бок, а потом, уже на лестнице, носом как бы поддерживая, подталкивая ее сзади в уверенности, что помогает идти. А как переступили через порог, схватил, зажал зубами свою алюминиевую миску и пошел вихлястой легкомысленной походочкой от стены к стене, при этом издавая протяжные звуки, но это точно был не вой, а как бы подобие мелодии, напоминающее звуки волынки, даже чуть похоже на мурлыканье, какое Дана себе позволяет на кухне, если никого нет дома. Так вот что Павел имел в виду, когда говорил, что собака петь умеет!

— Ух ты, Карузо отдыхает!

И тут этот красавец изобразил что-то вроде поклона: припал на передние лапы и наклонил голову. Такое Дана когда-то на конкуре видела, лошади это умеют. Оказывается, не только лошади.

С того дня из Карла-Генриха-Георга он окончательно превратился в домашнего Гошу, стал настоящей семейной собакой, преданной и любящей, ну, еще вдобавок и верным помощником Дмитрия на охоте.

И все было бы замечательно, в любви и согласии, если бы не трудное Гошино детство. Ну какие могут быть манеры у собаки, если она все детство провела в студенческом общежитии? Кто ей там варил кашу из свиных ушей? Ясное дело, никто. Иной раз хозяин корку бросит, а то, глядишь, и забудет. Так что со щенячьих времен сыт был пес тем, что найдет в безалаберных студенческих закромах. И этот навык остался у него прочно чуть ли не на рефлекторном уровне. Потом, после содеянного, несчастный воришка, как застенчивый Альхен из любимой книжки Даны, искренне раскаивается, прямо на брюхе ползает, но учуять и не взять – это выше его сил. Все съедобное, что оставлено в зоне досягаемости, становится его добычей. В конце концов Дана с Дмитрием поняли, что сопротивляться бесполезно, и привыкли ничего не оставлять в доступных местах.

Но тут вмешался случай.

Все друзья знают, что лучшая в городе травяная аптека стоит прямо напротив их дома. Все привыкли, приходя к ним в гости, по пути заглядывать в аптеку, а если уж выбрались за лекарствами, травками, микстурами, непременно заглядывать на чай. Иногда даже специально из ближних городов приезжают. В один из таких визитов кто-то купил среди прочего ягоды жостера – мощное слабительное средство с довольно приятным ароматом.

Пока чаевничали, Гоша, изобразив свой коронный вокальный номер, скромно удалился, а когда гостям пришло время прощаться, в прихожей обнаружилось, что растерзанный пакет валяется на полу, от травок и ягод остались воспоминания в виде пыли на паркете, а Гоша изображает покаяние в своей испытанной позе Альхена – повинной головой припал к передним лапам и виновато поскуливает.

Во что он превратил квартиру за ближайшие несколько часов – лучше не рассказывать. Отмывали паркет Дана с Дмитрием в четыре руки. Амбре убирали с помощью кипячения уксуса, возжигания ароматических свечей, разбрызгивания сандалового экстракта и прочих хитростей, наверное, целую неделю.

Но!

Сутки после этого безобразия Гоша вообще ничего не ел, от миски нос воротил активно. Потом его несокрушимый аппетит вернулся, но зато с этого момента и до конца своих дней он никогда ничего нигде не стащил. Его проверяли с помощью жареной курицы, печеной форели, сливочного крема, шоколада, даже копченой колбасы! Все выдержал и устоял. Более надежного в смысле самодисциплины существа, чем эта собака, на планете Земля после этого было не найти!

И жизнь покатилась по своей колее.

Приехал на каникулы Павел, Гоша скакал вокруг него, как козленок, помнит, кому жизнью обязан. А может, просто щенячья преданность, парень ведь с ним с самого начала его жизни возился от всей души.

Профессия по рождению

А потом каникулы кончились, пришла осень, принесла сезон охоты на уток. Дмитрий долго готовился к началу сезона, договаривался с друзьями, когда поедут, куда, на чьих машинах. Сто раз проверял свое ружье, высокие сапоги, брезентовую куртку. Вот только на Гошу посматривал с большим сомнением:

— Понимаешь, порода – это, конечно, хорошо, но собака росла в большом городе, этот хозяин-богомаз просто не мог успеть его натаскать, мы же его получили – ему еще двух лет не было. И я у Павла спрашивал летом, он точно сказал, что пес в поле ни разу не был. Не будет из него охотника, опоздали мы с этим.

— Смотри, Дима, не попробуешь – не узнаешь. Терять в этом деле нечего, все фифти-фифти, или сможет, или нет. Ты один раз возьми его, проверь. – Дана понемногу заводится, начинает кипятиться, — мы же его не для охоты к себе взяли, не выйдет – меньше любить не будем. А вдруг!

Уговорила, конечно. Уехали еще до рассвета, дорога до дальних озер неблизкая. Вернуться обещали через два дня, и эти два дня Дана чувствовала себя дважды Пенелопой – мужа ждала, как всегда, с опаской, она так и не привыкла за всю жизнь, что охоты бояться не надо, помалкивала, а про себя опасалась – мало ли? А тут еще и за Гошу волноваться стала – выдержит ли экзамен, а если нет, как будет потом себя вести? А что Дмитрий скажет? Дана как раз из таких, ее хлебом не корми, дай только поволноваться, бывает, что и на пустом месте.

Вернулись охотники в назначенное время, на другой день к вечеру, живые-здоровые. Гоша бодренько шел впереди хозяина, на сворке, только переступил порог – кинулся к своей чашке и долго, смачно пил воду, Дана загодя поставила. Потом брякнулся на свою лежанку, закрыл глаза, хвост под собственный бок упрятал, свернулся калачиком и до следующего утра только всхрапывал иногда, чего прежде за ним не водилось.

А Дмитрий, наскоро приняв горячий душ и переодевшись в махровый халат (откуда у него эти сибаритские привычки? – привычно подумала на ходу Дана), получил свою большую кружку чая, умостился в любимом кресле и хитренько так начинает к жене подкатываться:

— Ну, ты же, наверное, хочешь знать, как прошел экзамен?

— Хочу, наверное, – от нетерпения у жены даже голос дрожит.

— В общем, ничего особенного, — Дмитрий растягивает слова, театрально держит паузу, дразнится, как может.

— Ладно, не хочешь – не говори, это ваши дела, я в любом случае всего лишь Дана, не Диана, не охотница, зачем мне? – И Дана отворачивается, делает вид, что хочет уйти на кухню или еще куда.

— Да нет, я как раз очень хочу рассказать. Никак не ожидал такого зрелища. Представляешь, утка поднялась, я бабахнул навскидку, даже сам в первое мгновение не поверил, что попал. Но оказалось – подранил. Она еще немного пролетела и в воду упала. Я даже рот открыть не успел, как наш Гоша пустился вплавь, вытащил птицу из воды, подошел и положил к моим ногам.

— Жареную, на блюде? – Дана не могла отказать себе в удовольствии съехидничать.

— Чтоб ты что-нибудь понимала в охотничьих делах, это же классика породы! Его не учили этому, он этого не видел. Это гены, инстинкт. Добычу хоть приготовишь?

Сколько еще уток Дмитрий с Гошей привез домой за осенний охотничий сезон! А ближе к зиме, когда уже морозы прочно поселились на земле, после особо удачной охоты привезли довольно большой мясной трофей – лицензию на отстрел кабана покупали вскладчину, дружным коллективом единомышленников по охотничьему азарту, и Гоша в этой компании был не из последних.

— Неплохо, ребята, как раз запаслись к новогоднему столу, — встретила добытчиков Дана, привычно уложила куски пахнущего лесом и диким зверем мяса в фанерный ящик и выставила на балкон – никакого морозильника не надо и места с избытком, только укутать покрепче – от ворон и соседских кошек, дело знакомое.

Похоже, именно после этой охоты Гоша окончательно определился в своем выборе, а может, просто утвердился в давно принятом решении: хозяин в доме, разумеется, Дмитрий. Нет, он не стал меньше любить Дану, она ведь кормит! Но все свое обожание пес сосредоточил на хозяине, и надо было видеть, с какой преданностью он заглядывал Дмитрию в глаза, как укладывался по вечерам у его ног, когда наступал час телевизора, как послушно мчался на первый зов.

Кузен. Привет из прошлого

Перед Новым годом Дмитрий привез с базара невысокую, но пушистую живую елочку, Гоша готов был участвовать в установке и украшении, но по первой же команде тихо уселся в углу и во все глаза смотрел, как хозяева священнодействуют, превращая душистое дерево в праздник.

А когда прилетел Павел, какая была встреча: Гоша обнимал своего спасителя, шумно дышал ему в ухо, ночевал на голом полу у его постели, иногда с песней приносил ему свою миску, родители шутили, что это он угостить хочет, а Павлик убежденно доказывал, что это никакая не шутка, все так и есть.

Зима в тот год выдалась трескучая, морозы держались жестокие, то самое время, когда хороший хозяин собаку не выпустит. Дана даже порадовалась: в такую трескучую погоду сын не уйдет с компанией, пусть лучше к себе всех зовет. Так и получилось, собралась большая и шумная молодая компания, Дана с Дмитрием со своих студенческих лет такого новогоднего праздника не помнят, всю ночь ребята приходили – уходили, кого-то еще приводили, кто-то дремал в углу, кто-то в другом углу радио слушал, целоваться убегали в кабинет. Потому, когда глубокой ночью, можно сказать, ближе к утру Дана услышала невнятный стук в дверь, только удивилась: может, кто-то на радостях перебрал со спиртным, стучит, звонка не находит. Но за дверью стоял, крупно вздрагивая, огромный пес с уныло обвисшей бородой и ледяными сосульками на ушах. Весь его облик говорил о несчастье, бедный зверюга явно промерз, устал и, наверное, проголодался.

Гоша как-то радости не выразил, скорее, наоборот, стал глухо рычать и точить когти о паркет, чего за ним прежде не водилось. Пришлось его увести подальше, закрыть в спальне. Пришельца пустили в прихожую, он оказался таким громоздким, что едва уместился от стены до стены, тяжело лег, голову положил на пол. Дали воды – лёжа жадно выпил и благодарно прикрыл глаза. От усталости бедняга даже голову с пола поднять не мог, от еды отказался.

— Ну и что мы с ним делать будем? Двоих нам не потянуть, да и Гоша не согласится. А кто знает, что это за порода?

Праздник получил новое дыхание, все стали радостно играть в этот детектив.

— Интересно, а почему он постучался именно в эту дверь, ведь ниже по крайней мере еще четыре квартиры!

— Может, он стучался, а люди не открыли, я бы точно не открыл в третьем часу ночи.

— Так кто знает, что это за порода, огромный такой?

Тут сын блеснул эрудицией:

— По породе это нашему Гоше кузен – дратхаар называется. Немецкая жесткошерстая легавая. Отличный охотник и сторож неплохой. Ребята, кто знает, у кого такой пес мог быть? Надо попытаться найти хозяина, ясно же, что это не бродячая собака. Что делать будем?

— Дать объявление в газету!

— Обратиться в охотничье Общество!

— Сообщить всем знакомым, сарафанно-тапочное радио еще никого не подводило!

К утру гости расходились в приподнятом настроении, все получили задания искать хозяев найденыша. Павел и Дмитрий уснули сразу, Дана еще попыталась убрать со стола, да поняла, что сил не осталось, тоже прилегла, убедившись, что Гоша устроен надежно.

Нет, Дана ошиблась. Гоша, наверное, вспомнил свое трудное детство, потому что странные звуки неслись из кухни, дверь из спальни была нараспашку, а обе собаки, сопя и отталкивая друг друга, ели овсянку со свиными ушами из одной большой Гошиной миски. И пока миска не опустела, никакой вражды, как на африканском водопое в рассказах Киплинга.

— Интересно! Овсянка, сэр! – сама себе сказала Дана, но, вспомнив ночную лекцию сына, сама себя поправила: — Нет, они ведь немцы, какой сэр, скорее, герр! И что мне с ними де…

Телефонный звонок прервал ее смятение:

— Доброе утро, с Новым годом! – голос показался знакомый, с легким кокетливым грассированием, но кто это, Дана вспомнить не смогла.

— Здравствуйте, и вас с праздником! Только, извините, не узнаю.

— Да нет, мы не знакомы. Мне сказали, к вам собака приблудилась. Наверное, моя, в нашем районе он один такой, а у меня пропал ночью, можно я приду, заберу?

— Да, конечно, пожалуйста, а то у нас большая проблема – как у Боливара.

— Значит, я у вас буду через два часа. Извините, раньше не получится, мне брата встретить надо, придем вдвоем.

— Ну хорошо, как хоть вас зовут, чтобы знать?

— Я Георгий, можно Юра.

— Очень приятно, — вежливо отозвалась Дана, а про себя подумала, хорошо, что не Гоша, что бы я делала?

Звонивший спросил адрес, еще раз извинился и пообещал скоро появиться.

В дверь позвонили ближе к обеду. Пока Дмитрий поднимался с кресла и шел открывать, мохнатый пришелец уже стоял на задних лапах, передними упершись в дверь, скулил тонко и всячески демонстрировал нетерпение. За дверью стояли двое мужчин примерно одного возраста, похожие друг на друга, как негатив и позитив одного и того же объекта. Один из них был блондин-блондин, другой – брюнет-брюнет, а в остальном никаких различий.

— Проходите, пожалуйста, — пригласил Дмитрий.

Гости прошли в комнату, где Дана лихорадочно пыталась прикрыть следы ночного празднества. Она разгладила плед на диване и обернулась к пришедшим, да так и застыла, прижав руки к груди.

— Димка, это действительно ты? Или это новогодний фокус?

Дмитрий в изумлении повернулся к жене, но она даже не взглянула в его сторону. А гость, вымученно улыбаясь, кивал головой и протягивал к Дане руки. Они обнялись, постояли так мгновение, отстранились и стали внимательно друг друга рассматривать. Все остальные превратились в соляные столбы, Дмитрий на всякий случай притянул к себе Гошу, Павел вообще стоял, боясь выдохнуть. И тут эта странная пара оглянулась на всех.

— Нет, этот пес не просто так постучался именно к нам, это он специально хотел Димку к нам привести. Скажи, собака, ведь я права? Как его, кстати, зовут? – обратилась она к пришедшим.

— Зовут его Барри, — отозвался брюнет и обернулся к окаменевшему Дмитрию: — Вы извините, неловко получилось. Дело в том, что мы с Даной вместе в школе учились. Меня зовут Дмитрий, а это – мой младший брат Георгий, мы были в десятом классе, а он в восьмом. Теперь, видите, сровнялись. Сколько же мы не виделись? Наверное, лет двадцать, с тех пор, как я после института уехал по распределению.

И братья, перебивая друг друга, рассказали свою грустную историю. Оба они живут где-то далеко, родители – на соседней бывшей элитной улице, в коттедже.

— Дана, ну ты, наверное, помнишь, наш отец когда-то министром был, сколько раз мы у нас во дворе всей компанией собирались! Вот там мама с папой и остались жить.

— Помню, конечно, а где теперь твой отец?

— А теперь он уже третий день как на кладбище. Умер он у нас, прежде болел долго. Вот Барри с горя махнул через забор, благо у нас он невысокий. Спасибо, к вам пришел. А то как искать!

И потом еще несколько часов Дана и этот Дмитрий брат Георгия оживленно щебетали на тему «а помнишь?», второй брат терпеливо молчал, а Дмитрий с Павлом успели чай подать с остатками новогоднего пиршества, а потом еще и со стола убрать.

И только Гоша грустно лежал у входной двери, всячески показывая, что никакие двоюродные ему ни к чему, и без них все хорошо, он любимая и любящая собака, член семьи. А Барри, в свою очередь, старался дать понять, что никто из хозяев этого дома ему с горы не нужен, терся мордой о ноги обоих братьев, в глаза им заглядывал, а по мохнатой его морде время от времени скатывалась настоящая слеза. Старый он очень был и горевал о своем хозяине.

Когда эти гости из прошлого увели с собой несчастную собаку, так и осталось тайной, кто больше обрадовался – хозяин дома Дмитрий или верный Гоша.

Это был первый день нового, 1977 года. Сколько воды утекло, а как вчера все было!

Смысл жизни

И потянулась привычная жизнь с привычным бегом времени и его отметинами – ожидание лета, коротенькие выезды на природу – праздник души для всего семейства. Каникулы Павла, выезды Дмитрия на охоту или рыбалку – это вместе с Гошей, иногда командировки – это Гошины страдания: как в доме без хозяина?

А уж у Даны и вовсе рутина, ни охоты, ни командировок, разве что поговорить по душам с умным псом. Чего лучше – никто так не выслушает, как он, никто так свято не сохранит любую тайну. Когда Павел в очередные каникулы привел свою подружку Асю – глаза да кудряшки, Дана даже голоса ее не услышала в тот первый визит, и потом сын все заглядывал матери в глаза, боясь задать вопрос, а она с нетерпением ждала возможности поделиться новостью с Гошей, выговориться о своих переживаниях.

— Вот и сыночек стал взрослым, что поделаешь, Гоша, это жизнь. Все Павлик да Павлик, и не заметила, как Павел Дмитриевич нарисовался, девушку на смотрины привел. Какая она будет? В душу к человеку не влезешь, тем более, если он, то есть она, на семь замков все свои щёлки заперла. Да и ее понять можно, страшно же в первый раз, может, это перед будущей свекровью, мало ли как отнесется. Она ведь не знает, что я помню свой опыт и никогда не допущу, чтобы невестка почувствовала с моей стороны ущемление! – раздумчиво рассказывает Дана, вспоминая, каково ей самой приходилось поначалу с матерью Дмитрия. И она, делясь со своим молчаливым другом, искренне ему признается: — Уж я, знаешь, собаченька моя, костьми лягу, только чтобы моя невестка никогда не испытала того, что мне доводилось.

Дана всей душой верит, что так и будет. Как будто это возможно.

Гоша только энергично взмахивает бровями, трется мордой о ноги Даны и на всякий случай сочувственно вздыхает, знает, шельмец, сочувствие – лучший антистресс.

А потом Ася уже пришла насовсем, стала членом семьи. Не то, чтобы Гоша как-то проявил недовольство, нет, все же королевская кровь обязывает. Но при этом и особых восторгов он не выразил, даже стал позволять себе некоторое высокомерие: как бы разрешает вывести себя погулять или как бы без особой заинтересованности принимает от молодой хозяйки еду, а на морде его при этом довольно явственно написано:

— Много вас тут разных, на всех любви и преданности не напасешься. Погуляет, поест – и опять в свой угол, на свой спальник красный в белый горошек. Дескать, у вас свои проблемы – сами с ними и разбирайтесь, я тут ни при чем.

А умничка Ася ни разу не дала понять, что собак боится, как ее папа, никогда с ними близко не соприкасалась и желания такого не имеет. Когда ее родители приходят, Гошу просят выйти на балкон и дверь за ним закрывают, так всем спокойнее. Он не сопротивляется, но с нетерпением ждет, когда дадут свободу.

А потом вдруг все враз изменилось: сначала Дана стала вести себя совсем непонятно, нервно, зачем-то открыла дверцы шкафов, серванта, всех тумбочек и даже кухонных шкафчиков, куда звонила, потом куда-то увезла Асю и вернулась одна. Стали мыть, чистить, драить весь дом. Потом они вместе с Дмитрием как-то то ли торжественно, то ли испуганно ушли из дома, а вернулись вместе с Асей и еще принесли сверток бело-розовый, душистый и кружевной, а оттуда слышались странные звуки, как будто кто-то совсем крохотный песенку напевает:

— Ля-ля-ля, ля-ля-ля. – потом водички попьет или мама покормит и опять, – Ля-ля, ля-ля, ля-ля-ля.

Гоша такого никогда не слышал. Да что Гоша! Дана с Дмитрием – своего сына вырастили, племянники вон растут. Все плачут как нормальные дети, кто выводит «уа-уа», кто позаковыристей – «ау-уа» или еще что-то детское, но чтоб песни петь, не успев на свет появиться, – такого прежде не видывали.

Как назвать такое дитя? Назвали, ясное дело, Лялей – она сама так распорядилась – «ля-ля, ля-ля-ля». А красивая родилась, как ангелочек, с льняными кудряшками, глазастенькая, вся в маму!

Вот только теперь взрослый, можно сказать, не очень молодой уже пес Гоша породы курцхаар, по специальности охотник, понял, зачем он родился, зачем живет на этом свете и в чем его предназначение. Он стал рабом Ляли. Добровольно. Проявилось это в первый же день, как ее привезли. Счастливые дедушка с бабушкой, родители Аси, пришли поздравить дочку и сватов, познакомиться с внучкой.

Гоша сел у двери комнаты, за которой спала девочка, еще не Ляля, еще без имени, и не сходя с места тихонько зарычал.

— Кто вы вообще такие, чтобы подходить к нашему ребенку? – можно было услышать в негромких его горловых руладах. И кто сказал, что я вас к ней допущу?!

Уговоры не подействовали, пришлось гостей выводить на балкон и дверь за ними закрыть плотно.

Потом, позднее, этот конфликт как-то рассосался, решился мирно – после того, как Гоша, вернувшись с прогулки, увидел Лялю на руках у пришедшей в гости бабушки. Понял, что все имеют право. С того дня стал позволять ребенка вместе с коляской беспрепятственно вывозить из дому на прогулку, а сам он торжественно дефилировал рядом.

После прогулки расстилали на полу теплое стеганое одеяло, и Ляля получала на нем полную свободу в пределах 2х1,5 метра – по размерам одеяла, Гоша пристально следил, чтобы границы свободы не нарушались, если что, носом подталкивал малышку под попку, возвращал на место. Это всё попозже, когда маленькая принцесса уже начала ползать. А характер у девочки оказался очень необычный. Никакие «баюшки-баю», никакой «серенький волчок», «усталые игрушки» и даже бабушкино «шлоф же, иделе» на нее не влияли, уложить ребенка спать по часам или уговорами оказалось невозможно. Да просто заставить лечь – никому не удавалось, даже патронажной сестре. Ляля могла смежить глазки, прикрыть длиннющими ресницами, как крыльями, только посреди бодрой игры, что называется, в бою. Вот только-только она бросала в Гошу игрушку, а он добровольно отдавал ей обратно, чтобы получить снова, так могло длиться час или дольше, потом девочка круто пыталась открутить у пса ухо, вынуть из пасти зуб, вообще разобрать своего раба на запасные части. Он не сопротивлялся. В какой-то момент девочка падала головкой на брюхо собаки, поворачивалась на бочок и мгновенно засыпала, ее курносый прелестный носик утыкался в жесткие шерстинки. Гоша, млея от счастья, мог лежать неподвижно, боясь вздохнуть поглубже, чтобы не нарушить покой своего божества.

А когда Ляля научилась вставать на ножки и ее поставили в манеж, верный хвостатый рыцарь не отходил от нее ни на полшага, терпеливо подавал сквозь решетку игрушки, малышка брала их и снова выбрасывала. Гоша часами участвовал в этих играх, не проявляя и тени недовольства.

И в детские санки его запрягали, он не сопротивлялся, таскал свою повелительницу, оглядывался посмотреть, удобно ли ей в санках, и в глазах его светилась такая любовь, на какую способны только собаки. Ходить тоже он Лялю научил, сначала она делала первые свои шажки, держась за его холку, а потом – переходя от него к дивану и обратно, и пес прямо-таки с человеческим пониманием каждый раз отходил на шажок дальше, давая возможность девочке удлинить дистанцию.

Ляля росла здоровенькой, крепкой девочкой, никогда не жаловалась на отсутствие аппетита, скорее, наоборот, аппетит обгонял потребность. Ложку научилась держать месяцев десяти от роду, когда мама еще ее грудью кормила. Но Гоша, разумеется, не мог допустить, чтобы его божество не получало всего желаемого. Потому приводил малышку на кухню, к своей миске, и они всласть ели его овсянку из одной тарелки, без всяких ложек. Справедливости ради надо сказать, что если Лялина плошка с творожком или кашкой оказывалась в доступной близости, ее неразлучная парочка тоже опустошала сообща.

Дана, когда застала их за этим преступным занятием, аж задохнулась от ужаса, и гоняла собаку, и наказать пыталась, стала следить пристальнее, не допускать подобной возможности.

Дмитрий философски заметил:

— Ну все ведь живы, никто не умер и даже не заболел. Значит, не смертельно.

— Ты хоть сам себя слышишь? – вскипятилась с пол-оборота Дана. – Мы ведь говорим о твоей внучке! Можно подумать, ты сам в хлеву вырос, в школе никогда не учился, а о микробах и гельминтах вообще впервые слышишь!

— Зря ты все это! Я же не говорю, что так должно быть. Но уже случилось, назад не вернешь. Впредь следи повнимательнее, вот и все.

Ася, как ни странно, тоже трагедии делать не стала, даже попыталась посмеяться, хотя и с натугой.

Может быть, именно из-за этого эпизода и родилась идея, что пора разъезжаться, разменивать жилье. Как ни странно, вопрос решился довольно легко и быстро. Разъехались.

Оз с перепелками

Дана с Дмитрием переехали в новый район, получили симпатичную двухкомнатную квартирку в новом панельном доме, на первом этаже. По утрам к самым окнам приходил в вперевалочку перепелиный выводок, еще какой-нибудь год назад здесь городом и не пахло, проще говоря, была глубокая деревня. Раздолье для любителя девственной природы, тоска для горожанина. Гоша эту первозданность бытия принял без энтузиазма, перепелок наблюдал не как дичь, а как деталь пейзажа. Он тосковал. Дане с Дмитрием и вовсе не до любования, не до тоски по шумному ритму центра города. Конечно, немного не хватает привычной красоты: новенькие и вполне удобные дома – как инкубаторские цыплята, все на одно лицо. Соседи, кажется, тоже – некогда их рассмотреть, на работу стало далеко ездить, много времени на дорогу уходит. Зато – оз. Для Даны что оз, что гололед с гололедицей – темный лес, все равно не запомнишь, что это. Но не поленилась, поискала в энциклопедии, выяснила: это такая особая форма рельефа, древняя, и, как все древнее, сильно ценная. На практике это просто гряда дюн. Чуть в отдалении от их новой улицы, названной по имени исчезнувшей под натиском цивилизации деревни, там, где есть еще незастроенные территории, вдоль шоссе тянутся песчаные дюны, негусто поросшие колючей скупой растительностью. Вот их и называют высокопарно – оз.

Гоша по понятной причине обошелся без энциклопедии, обследовал этот самый оз долгими своими пробежками по песчаным холмам. Порой казалось, что он не просто так носится по дюнам, старается нагрузками заглушить свою тоску по Ляле. Все, как у людей. Иногда пес стал убегать во время прогулок, приходилось бегать, искать. Но он всегда возвращался домой, Дмитрий уже и не слишком волновался, теряя собаку из виду, знал, что вернется.

Только все в этой жизни бывает когда-то в первый раз. Однажды Гоша не вернулся. Ждали сутки, ходили по холмам, искали – никаких следов.

Правда, кто-то на дороге сказал, что видел такую собаку, ее позвали из машины, груженой капустой, собака и вскочила в кабину.

– Я еще подумал – зачем собаку мучить целый день в машине, думал, хозяин такой жестокий. Что ж вы не смотрите, как следует? Такая красивая собака, а вы без присмотра отпускаете…

Еще сутки ушли на то, чтобы узнать, какое хозяйство капусту возило в город. Потом – выяснить, кто персонально мог быть на дороге в то время, когда Гоша пропал из виду. Это только Дмитрий с его методичным характером мог довести такой розыск до финала. Он нашел имя водителя, узнал, что тот прежде служил надзирателем в тюрьме и был уволен за излишнюю жестокость, узнал название деревни, где этот монстр жил, нашел его адрес. Нашел и его самого, похитителя, – угрюмого мужика, испуганного, злого. Только Гоши не нашел. Не выдержало собачье сердце. Разорвалось.

София Шегель