Дмитрий ГАРАНИН | О поэтах и поэзии

О поэтах и поэзии

Поэтом можешь ты не быть

Недавно мне объяснили, что поэт – это не просто тот, кто пишет короткими строчками и в рифму, а высокое звание, которое ни в коем случае нельзя присваивать себе самому. Нельзя называть себя поэтом. Надо подождать, когда другие тебя так назовут. В крайнем случае, когда уже слишком долго ждёшь, подговорить друзей. Но если это простые люди, сами не поэты, тогда их мнение недорого стоит, и они должны брать количеством. А большого количества друзей обычно не бывает. Настоящих друзей, готовых называть тебя как тебе угодно, и при этом настаивать, несмотря на возражения врагов и сомневающихся, всегда не хватает. Поэтому надо заводить друзей, которые тоже хотят называться поэтами, и называть их в точности так. Тогда они тебе ответят взаимностью, и из ничего возникнет группа поэтов-единомышленников. Возможно, даже целое направление в поэзии. Это называется «перекрёстное опыление».

Если у тебя какая-нибудь невпечатляющая профессия, типа кассира, страхового агента, социального работника, натаскивателя отстающих школьников, кожемяки, даже дизайнера рабочей одежды, хорошо вместо этого называться поэтом. В этом больше чести, хотя, за очень немногими исключениями, поэзия денег не приносит. Конечно, жалобы на жизнь и страх перед будущим, заканчивающимся неминуемой смертью, которые можно найти в абсолютном большинстве хороших лирических стихов, могут вызвать живой отклик у многих читателей, которые чувствуют так же, но не могут выразить это на бумаге. С другой стороны, у этих бедных людей нет денег, чтобы платить поэтам за их труды. А люди успешные, денежные, поэзией не интересуются. Примитивные натуры!

Если у тебя хорошая профессия, типа директора банка или, по крайней мере, профессора физики, тогда ни у кого не повернётся язык назвать тебя поэтом. Тут уж, как говорится, рифмуй иль не рифмуй, а классовое чувство берёт своё. И называют тебя никак не «поэт», а «референт» или, например, «физико-химик». Примерно как «высокоблагородие», чтобы подчеркнуть социальную дистанцию. И в этом есть какой-то высший смысл. Зачем занижать свой статус, пытаясь заслужить звание или титул поэта? Лучше, действительно, быть профессионалом, пишущим ещё и стихи. Кажется, такое про Бродского говорили. Но только вот не помню, какая у него была профессия. Наверное, учитель русского языка и литературы.

Хотя, постойте, ведь это же неприлично, самому про себя говорить, что пишешь стихи! Стихи – это особый и высокий вид текстов, доступный лишь поэтам. Если ты говоришь, что пишешь стихи, это всё равно, что самому себя называть поэтом. Нехорошо это, нескромно. Тут надо опять мобилизовать друзей. Или просто говорить, что пишешь тексты короткими строчками. Ещё можно туманно добавлять «про это» или «поэтому». Умные люди догадаются, куда вы клоните…

Или вообще стать прозаиком. До прозы пока ещё не добрались, не додумались. «Прозаик» пока ещё не звучит гордо, как «поэт». Ассоциируется с зайками или заиками, ничего эксклюзивного. Ещё можно себя так идентифицировать, не оскорбляя ничьих чувств. Но писателем называть себя все же наглость, хоть ты, может быть, и пишешь. Ведь писатели – инженеры человеческих душ! Пока друзья не назвали тебя писателем или поэтом, лучше, скромнее, назваться просто автором. Автором текстов.

Хотят или не хотят

Одна поэтесса мне сказала, что неважно, где ты публикуешься, а важно, кто тебя знает. По собственному опыту могу сказать, что меня вроде бы и знают, и в то же время как бы и не знают. Наверное, не очень-то хотят знать. Или знают нехотя. Поэтому я переформулировал бы это мудрое изречение так: Важно, чтобы тебя хотели знать. Но, с другой стороны, это может быть вне сферы человеческого контроля, а просто от бога – кого знать хотят, а кого нет. Возможно, правда, что в основе всего феромоны, а через интернет они не проходят.

Если же поэтессу понимать, как «важно, кто тебя признаёт», то в этом больше смысла. Но тогда возникает вопрос, признаю ли этих людей я сам. Если они пишут лучше или хуже меня, я их никогда не признаю. А людей, которые пишут как я, просто нет на свете. Это мне напоминает вопрос о референтной группе, которую мне задал один поэт. Знаешь ли ты, мол, свою референтную группу? А я о таких вещах никогда не слышал. Он мне объяснил, что это коллеги, с мнением которых ты считаешься. И тогда оказалось, что никакой референтной группы у меня нет и с мнением коллег считаться я не могу, потому что коллеги крепко молчат.

Лонг-лист

Пару месяцев назад решил послать стихи ещё на один конкурс. Типа «не догоню, так хоть согреюсь». Подготовил подборку, внёс емэйл конкурса в адресную книжку gmail. Написал в комментарии в группе этого конкурса на Фейсбуке, что подборку послал. Всё сделал чотко! И стихи хорошие, душевные. Ну вы знаете… Единственная закавыка, что отослать подборку-то я забыл! Но был полностью уверен, что отослал!

Позавчера читаю опубликованный в группе лонг-лист. Там аж сто человек, ищу себя. А меня-то и нет! В списке много хороших поэтов, которых я знаю, ещё больше незнакомых имён, а меня нет! Ужасный позор! Если я сейчас не вхожу в список из ста человек, это значит, что надо продолжать упорно трудиться, работать над словом, записаться на мастеркласс к известному поэту, и тогда лет через десять начну входить в длинные списки, а лет через пятнадцать и в короткие. Или уже сразу всё бросить и стихи сжечь, как Гоголь сжёг вторую часть своих «Мёртвых душ»? Хотя как их сожжёшь, если они уже расползлись по интернету? Травить их, как тараканов…

Как ведут себя большие поэты, не прошедшие в лонг-лист? Особенно, если в листе сто человек? Конечно, они напиваются в сиську! Может быть, ломают стулья, бьются головой об стену. У каждого свой неповторимый творческий почерк. Но переживают всегда только в одиночку, чтобы никто об их позоре не узнал. Престиж подрывать нельзя! Они делают вид, что на конкурс и не подавали. А у меня никакого престижа, никакого статуса нет, от претензий на него я давно отказался. Поэтому честно, с чувством просветления, пишу в группу: «Рад за всех, кто дальше понесёт знамя, выпавшее из моих слабеющих рук». Прямо туда, где счастливые длиннолистники друг друга поздравляют и благодарят оргкомитет. Меня ободряют смайликами.

А через день координатор конкурса туда пишет: «А разве Вы на конкурс подавали?». Не фига себе! Прочёсываю свой gmail и ничего там не нахожу! Выходит, что я не пал в бою, а дезертировал с фронта! Такого со мной ещё никогда не случалось! Всегда бывал честно сражён. Хотя, может быть, я и в другие места забывал отправлять? Думаю я сейчас. Разобраться в этом нет никакой возможности, потому что все подборки неудачных стихов и все емэйлы я давно уничтожил.

В общем, координатор конкурса коротко посовещался с оргкомитетом, и меня было решено в список всё-таки включить. Наверное, прозвучало, что автор этот заслуженный, на конкурсах бьётся с младых ногтей, давайте его уж хоть разок допустим до рассмотрения жюри! Одним больше, одним меньше… Когда там сто человек, это уже незаметно. Сообщаю туда же, в группу, что и меня включили в длинный список, хоть и задним числом. Жду поздравлений. Но все молчат, даже те, кого я знаю. Жмутся, что ли?

А конкурс этот особенный, как выяснилось. Дали специальный приз последнему приславшему стихи перед закрытием приёма. Он достался неизвестной мне поэтессе из глубинки. Ах, если бы это было известно заранее, я бы ждал с отправкой до самого конца и цокнул бы мышкой на завершающей секунде последнего дня! Хотя погодите, я же и так последним в длинный список попал! Пишу в группу, что надо этот специальный приз у поэтессы забрать и перевручить мне. Никто ничего не пишет в ответ, не возражает.

И тогда я туда ещё пишу, что очень рад быть в такой замечательной компании коллег-поэтов и считаю это за честь. Хотел бы оставаться с вами, дорогие друзья, и в коротком списке! Поэтому прошу оргкомитет сделать короткий список подлиннее, чтобы и мне в нём место нашлось. Сделайте отсечку как раз по мне, чтобы у всех в коротком списке балл был выше моего. Я не гордый и знаю, что в конкурсе много замечательных поэтов! Написал, а в ответ опять гробовое молчание. Никто моего юмора не понимает. Нет даже смайликов. Приходит лишь несколько насупленных красных рожиц. Все от тех, кого я не знаю. А кого я знаю, они меня тоже знают и уже ничему не удивляются.

Как я работал над стишком

Вчера вечером решил записать на видео последнюю нетленку – стиш про искусство, сидящее на заборе. Там разломанный размер, который я сам, без помощи стиховедов, пока не могу отнести ни к какой категории стиха. А может быть, это и в принципе невозможно. Перефразируя известный анекдот, двумя руками уже в верлибре, а двумя ногами ещё в силлаботонике. Поэтому захотелось творение вслух прочесть и записать, показав, что оно, несмотря ни на что, звучит.

А вчера у меня голова как раз побаливала (возможно, от текилы накануне) и под вечер плохо соображала. Все стихи на запись я читаю наизусть, и всегда они уже стройно сидят в голове, а тут выяснилось, что не могу текст запомнить. Гляжу на него, и он меня просто подавляет! Поскольку размер нечёткий, одно и то же можно сказать и так и этак, и как оно на самом деле, запомнить не представляется возможным. Чуть взгляд от экрана отрываю и произношу – всё не так! Ошибаюсь каждый раз.

В общем, страдал я, бился впустую, и решил подправлять написанное таким образом, как это у меня неправильно само собой выскакивает, когда пытаюсь наизусть прочесть. Стать, по Бродскому, орудием языка. Раз уж я сам не могу решить, как лучше, то пусть за меня язык решит, который у меня во рту болтается. И начал я текст переправлять, заменять хорошее на лучшее. Только где-то заменю, и в книге, и на Фейсбуке переправлю, как что-то ещё надо заменять. Одно тянет за собой другое, и нет этому конца.

Так почти всё и переписал. Если бы это была «настоящая поэзия», которую невозможно пересказать прозой, тогда получилось бы просто другое произведение. Но с меня что взять? До уровня «настоящей поэзии» дорасти не могу. У меня всегда есть ещё и смысл. По нему и угадывалось, что это, всё-таки, то же самое, хоть и в несколько ином обличье. Хорошо ещё, что ни к силлаботонике, ни к верлибру не свелось – это был бы уже полный конфуз. Как был размер разломанным, так и остался. За этим я проследил. Чтобы у стиховедов хлеб не отнимать.

После переписывания запоминаться стало несколько лучше. Если раньше не мог одну строчку по памяти прочесть, то теперь читал уже отдельные катрены, какие-то с большим, а какие-то с меньшим усилием. На всё стихо меня явно не хватало – всё время приходилось подглядывать в экран. Наконец, решил перестать убиваться и позаписывать. Во-первых, хотелось послушать, как творение звучит, если оно вообще как-то звучит. Во-вторых, на худой конец можно было записать несколько раз, пусть и с ошибками, а потом, вырезав ошибки и сопровождающий их мат, смонтировать правильный вариант из частей.

Выжатый усилиями, как лимон, я понуро вступил в кадр моего Айпэда и начал читать – голосом тише обычного. Экономил силы, потому что знал, что всё равно ничего не получится. Читаю, а что впереди – как в тумане. Вижу только тот катрен, который читаю. А полагается двойным зрением видеть и следующий. Но, каким-то неведомым образом, следующий катрен всплывал из тумана как раз в тот момент, когда кончался текущий. И так да самого конца. Я не верил своим глазам или, может быть, слуху. Это была мистика. Во всём тексте сделал лишь одну ошибку: вместо «средь» сказал «среди». Если бы это была силлаботоника, то надо было бы переписывать. А тут, при раздолбанном размере, как бы и ничего! И то и другое подходит. Поэтому запись, сделанную с первого раза, так и оставляю. Потому что в следующий раз без ошибок не получится.

Следующие стихи буду писать силлаботоникой – она запоминается наизусть без проблем, можно смело делать видео. Верлибры же записывать не буду – запомнить их наизусть нет ни малейшего шанса.

Встреча с поэтом

Вчера на прогулке в парке мы с женой видели профессионального поэта за работой. Он предлагал сходу напечатать стихотворение на любую заданную тему. Прямо по-старинке, на пишущей машинке. К нему стояла небольшая очередь, и печатал он не останавливаясь. Мы прошли мимо. Но потом я стал думать, что надо было заказать ему работу и при этом поучиться у профессионала. Правда, по части темы или идеи стихотворения в голове была полная пустота. Ничего не мог придумать, кроме явной ерунды и банальности. Тут бы длинная очередь помогла собраться с мыслями!

Постепенно я пришёл к выводу, что в стихотворении идея – это главное, и если она есть, то написать текст — дело техники. Поскольку никаких новых идей не было, я решил, что в таком случае можно было бы просто взять идею из уже написанного мной стихотворения и посмотреть, как её воплотит профессионал. Но свои стихи никак не мог вспомнить, чтобы из них идеи вычленить. Даже если в памяти и всплывали отдельные строки, уловить в них идею не удавалось. Одна музыка. Наверное, так и должна звучать настоящая поэзия. Хорошо помнилось только самое последнее из написанных мной стихотворений, которое я ещё не успел благополучно забыть. Идея там ещё какая была, прямо-таки выпирала, чего в высокой поэзии быть не должно.

Стал я эту идею обсасывать, не прекращая движения по парку. И неожиданно она обросла новым стихотворением, выпирая из него ещё сильнее, чем из предыдущего. В общем, через некоторое время стих был напечатан. Правда, не на пишущей машинке, а на айпэде, который для этого всегда под рукой. Поскольку мы с женой не так уж далеко успели отойти, решил я вернуться к поэту, чтобы показать ему своё творение. И, может быть, заказать ему написать на ту же тему для сравнения. Но его уже и след простыл – улетел на своём Пегасе. Или он мне только привиделся, как поэтическая фантазия?

New York, 2015 – 2021

Дмитрий Гаранин