Андрей Васильев | «Пять»

— Ну?…

— Жрать не идешь?…

— Неохота.

— Замрешь…

— Ничо…

— Так принести?…

— Чо?…

— Пайку?…

Солдат посмотрел на солдата, в горле вновь запершило…

— Мне?…

— Брезгуешь?…

— Нет…

— Не западло…

— Принеси.

Дневальный вышел, солдат шмыгнул, встал, отвернулся, гавкнул вдогонку :

— Пока, блядь, не вылижете казарму, наряда не приму!…

***

Настроение, рванувшее было ввысь, оборвалось, словно оступилось.

Участие постороннего человека, не друга, не брата — солдата, которому нет, не должно быть дела ни до кого, оттого, что сам он есть у себя и значит самому ему о себе заботиться нужно и должно, царапнуло и пребольно. Так, вероятно, царапает пуля, мгновенно, бесстрасстно, как бы помечая, чтобы следующая ударила точней.

Воротничок был подшит только наполовину. Солдат закурил, руки его, пальцы его сами собою сжались в кулаки, что-то томило его, давило, ослабляя выстроенную за годы, защиту. Черт его дернул с этой пайкой!… Здесь нельзя!…

Это солдат знал и знал наверное – нельзя здесь допустить внезапных нежностей, ни даже простого участия, потому что несут они с собой человечье тепло, потому что человечье тепло, как вода, попавшая в трещину морозной ночью, разорвет камень, потому что, ослабнув, нельзя станет жить в густом, настоявшемся вареве армейской жестокости, потому что станет жалко себя, другого, всех, и жалость эта, пополам с беспомощностью и неумением, с невозможностью все изменить, может убить и убьет. Если ее не заткнуть, не задушить, если не убить ее раньше.

Солдат курил одну за другой, пока во рту не сделалось отвратительно, черно.

Ему было жаль себя, вопрос, который отлетел, не получив ответа, вернулся, зашипел : за что, за что?…

Пропади ты пропадом!… Солдат с треском оторвал подшиву, плотную, бумажную ткань, разорвав на мелкие куски, натрудив пальцы, бросил. Пальцам сделалось больно – чуть легче солдату. Боль снимает спазм слабости, ожесточает, боль — лекарство против проклятых слез.

Глядя в окно, солдат привалился к стене – недостаточно боли — боднул головой стену раз, другой, нет, не больно, развернувшись к стене, отведя локоть за спину,  ударил, что есть силы, кости руки взвыли, закровил сбитый казанок…

Вот так… Так-то оно лучше… Веселей.

Рука онемела, сломал, дурак?… В умывальне, сунув под ледяную воду, постоял, наблюдая, ожидая опухоли что неизбежно покажется ежеле там перелом. Боль пульсировала, ударяя изнутри мягким молотком, вспыхивая в момент удара, затихала, повторяясь, спадая.

Ничего…

Солдат встряхнул, вытер руку о штаны, вышел, вновь принялся за подшиву, боль в руке, унявшись было, застучала, отвлекая от вредных мыслей, настраивая на привычный лад.

— Служба!…

Дневальный откликнулся сразу.

— Где этот, блядь, устав?!…

— Здесь!…

Дневальный вынул из тумбочки знакомую книгу.

— Найди-ка там то место…

— Сам найди!…

— Что?…

Солдат удивился, наткнувшись на сопротивление, обрадовался.

— Ничего.

— Ты чо, военный?… — солдат вышел из бытовки, чтобы взглянуть на наглеца, дерзившего злому дембелю.

— Я на службе…

Солдат подошел близко, близко, как только мог, он хотел что-то сказать – болевшая рука сама собой ударила прежде, чем нашлось слово. Дневальный сделался белый, как полотно для подшивы.

— Службы не знаешь, пойдешь со мной дневальным, я тебя научу…

— Не пойду.

— Пойдееешь…

— За что?…

— За все.

Развод проходил в штабе, в темном узком коридоре собрались новые наряды всех пяти рот. Дежурный по части, старший лейтенант с красивым, девическим, румяным лицом, медленно и придирчиво осматривал каждый наряд от волос до сапог, переходя от одних к другим, делал замечания, казался недовольным, говорил отрывисто, будто плевал.

— Подтянуть ремни!…

Солдаты принялись расстегивать ремни, укорачивать…

— Заправиться!…

Старший лейтенант был нетерепелив и раздражен.

— Ну!… Чо встали!…

Солдаты спешили, скорее, однако не получалось.

— Живей, ну!…

Защелкали пряжки застегиваемых ремней.

— Дежурные, шаг вперед шагом марш!… Крууугом!…

Дежурные вышли.

— Осмотреть наряды!…

Дежурные безучастно смотрели каждый на трех дневальных солдат, которых предварительно осматривали уже в роте.

— Ремни на яйцах, сапоги не чищены, службы не знаете!!!…

Дежурные вздохнули, кто-то поправил повязку на рукаве, кто-то поиграл желваками – в эту минуту они ненавидели старшего лейтенанта, старлей платил им тем же.

— Встать в строй!…

Дежурные вернулись на место.

— Обязанности дежурного по роте наизусть, без подсказки, живо мне, ну?!…

— Дежурный по роте обязан следить за точным ну… выполнением распорядка дня в роте, — заикаясь, забубнил крайний сержант, — знать место, ну… нахождение роты, наличие в роте, это… людей, количество находящихся в наряде, больных, арестованных…

— Ну-ууу… — передразнил стралей.