Эмилия ПЕСОЧИНА | Запах книги

Запах книги

О пока еще не вымершем племени нюхателей бумажных книг

Читать меня научила моя прабабушка Анастасия. Она окончила до революции два класса церковно-приходской школы, знала только старославянские буквы и читала по слогам. К тому же, была туга на оба уха. Однако мы с ней отлично понимали друг друга. Дело было зимой. До моего четвертого дня рождения оставалось полгода. Мама и папа — преподаватели английского языка — работали с утра до ночи и не заметили, что процесс обучения их собственного ребёнка грамоте идёт полным ходом. Буки-аз — ба, добро-есть — де, глаголь-он — го… Букварём служили листки отрывного календаря. Так прошло пару недель. Я уже начала потихоньку воплощать полученные от бабы Насти знания в жизнь. В одно из воскресений мама обнаружила, что дитя глядит в календарик и бормочет нечто невнятное. Прислушалась и поняла: вслух воспроизводится старославянский алфавит.

Переобучение на современный лад потребовало изрядных усилий обеих сторон, поскольку мне очень приглянулись все эти буки и веди. Но всё же к четырём годам я уже нормально читала первые детские книжки. Тогда же был создан первый поэтический шедевр:

«Дятел дерево долбит.
Дятел в дерево стучит.
Видно, на ужин
Жук ему нужен.»

Не знаю, возможно, это был плагиат. До сих пор не уверена. Следующий стих посвящался пластмассовой кукле африканского вида, одетой в российскую розовую косоворотку (что символизировала это констелляция, мне и ныне не ясно). Это выглядело так:

«Негра-негра, ты одет.
Ты залез на табурет.
Там ты пел и танцевал,
Малых деток развлекал.»

Родители очень скоро поняли, что, если ребенку дать в руки книжку, то его можно оставлять надолго без присмотра, ничем не рискуя. Дитя полностью отключалось от реальности, не реагировало на внешние раздражители и читало, читало…

В пять лет я впервые попала в библиотеку неподалеку от нашего дома на Холодной Горе (так назывался район моего родного города, в котором родились четыре поколения моих предков). Я держалась за мамину руку и нюхала… Мне очень понравилось, как пахнут много книг сразу. С тех пор я оценивала книги на нюх, а походы в библиотеку превратились в праздники волшебных запахов, которых я ждала с неизменным волнением. Ещё не прочитанные книги казались таинственными, как незнакомый дом или неизвестная дорога.

В шесть с небольшим лет мы переехали в новый дом, «хрущёвку». Старая наша развалюшка пошла под бульдозер. Новый дом — новые книги в новом книжном шкафу. Я получила в свое полное распоряжение серию «Библиотека приключений». По совету мамы я начала с «Робинзона Крузо». Новый томик пах необычайно приятно. Я моментально приступила к делу. Непонятные слова меня не смущали, а, наоборот, привлекали своей загадочностью. Мама по ходу дела давала краткие разъяснения. Очень скоро Робинзона я уже считала чуть ли не ближайшим родственником. Поэтому взяла его с собой в больницу, где мне удалили миндалины (в просторечии это называлось «вырвали гланды» и очень соответствовало правде жизни). После экзекуции я валялась в палате, и Робинзон меня очень поддерживал.

Пришедший на обход врач задал мне абсолютно дурацкий вопрос: «А что ты делаешь с этой толстой книжкой?» Я посмотрела на него, как на слабоумного, и пояснила для особо бестолковых: «Я ее читаю». Будущий коллега не поверил. Тогда я сиплым послеоперационным голосом начала хрипеть абзац за абзацем, как маленький заведенный трактор. Впечатление было слишком сильным, и доктор ретировался в коридор.

Потом были «Дети капитана Гранта». О, у них был совершенно иной аромат! Я перечитала эту книгу раз двадцать и почти запомнила наизусть. Пампасы, кайманы, кондоры, пират Аэртон, любовь капитана Джона к прекрасной Мери Грант… Какой мир открыл мне Жюль Верн! Капитан Гаттерас и капитан Немо… Путешествие к центру земли и на воздушном шаре… От этой смены перспектив захватывало дух…

Примерно в это же время в доме появился многотомник Джека Лондона. Он пах первым снегом. Белый Клык и его драма открыли мне понятия жестокости и несправедливости. Я быстро взрослела и уходила в психологический отрыв от сверстников. Может, поэтому я и во дворе, и в классе была дичком-одиночкой. Но зато в подвальчике дома за пустырём находился маленький книжный магазинчик. Я входила и дышала, хотя книги там продавались исключительно скучные. А в школьной библиотеке вообще пахло только пылью и клеем. И путёвые книги там тоже не водились … До нашей родной холодногорской библиотеки было теперь далеко, как до Луны, поскольку она находилась на другом краю нашего огромного города.

Настоящая жизнь вернулась, когда мама стала преподавать в политехническом институте. Тамошняя библиотека была полна сокровищ, как пещера Аладдина. Мама теперь, возвращаясь с работы, тащила в одной руке портфель со всяческими учебными пособиями, а в другой — пищу для ребёнка-книгоголика, обычно штук десять-двенадцать увесистых томиков. Когда я уминала очередную порцию, мама отправлялась за следующей. Она относилась к этой каторге очень спокойно. Сама ведь такая была.

Мама рассказывала, что когда она в возрасте пяти лет самочинно пришла записываться в библиотеку (в ту самую, холодногорскую, рядом с нашим дореволюционным домиком расположенную!), то ей сказали: «Девочка, ты сначала в школу начни ходить, читать научись, а потом мы тебе уже книжки будем выдавать!» Девочка цапнула первое попавшееся под руку произведение и затараторила. Пришлось её записывать. Книги выдавались строго по одной. Дитя брало книгу, выходило из библиотеки, садилось тут же на ступеньку и читало. Через час оно появлялось снова и просило новую книгу. Библиотекари удивлялись, требовали пересказать прочитанное. Дитя пересказывало очень близко к тексту и получало желаемое. Потом тётям надоело, и они начали выдавать ненормальному ребёнку по пять книг.

Поэтому у нас с мамой на тему чтения был полный консенсус. Книги отнимались только на время еды (я боролась и нередко одерживала победу!) и на ночь (но потом и на это махнули рукой).

По мере моего подрастания я получала с маминой лёгкой руки доступ ко всё более серьёзной мировой литературе. Мамин выбор «моих книг» всегда был великолепен! Английских классиков сменяли французские, потом наступал черёд американских. Русская классика присутствовала бессменно. Одновременно я постигала и роскошь родной украинской мовы. Советский лозунг «Всё лучшее — детям!» мама преобразовала в девиз «Все лучшие книги — моему дитю». Меня бросили в этот бескрайний океан в уверенности, что я справлюсь. Нередко я тонула с головой в очередном романе, выплывала почти уже захлебнувшись. Помню потрясение от «Замка Броуди», «Отверженных», «Дэвида Копперфильда». Зачарованность стихами Леси Украинки. Смятение после встречи с Достоевским.

А потом… Потом я выросла и научилась добывать книжную пищу сама. Жизнь привела меня в залы научной литературы. Дома росла личная художественная библиотека. Это было самое большое семейное богатство.

Это была и самая большая потеря — мы улетали в эмиграцию, а книги оставались. Много позже, постепенно, мы всё же перетащили часть нашего сокровища через границы.

Нынче я читаю электронные книги. Многие из них хороши, отдельные — грандиозны. Но запах… Где он?! А впрочем, современные бумажные новенькие издания моему обонянию тоже не интересны. Наверное, нынешние технологии книгопечатания растеряли былые секреты книжных ароматов.

Но я по-прежнему, приходя в огромную, многоэтажную университетскую библиотеку нашего городка, тыкаюсь носом в тысячи старых томов на полках и по запаху отыскиваю близкие сердцу книги… А библиотекари относятся к моему странному занятию с пониманием. Они, наверное, тоже принадлежат к еще не вымершему племени нюхателей книг. А вы?..

Эмилия Песочина