…И с праздником!
А два года назад, тоже на Хануку, со мной случилось странное. Да, оно было, опосредованно, связано с ханукальной денежкой. Но еще – благодаря ей, всплыли самые первые воспоминания в Израиле. Самые. Я теперь, периодически, буду ставить на Хануку этот рассказ…
Ну ничего себе мне на праздник хануке гелт* подсыпали. Вот сейчас вернулась из банка, перевела на свой счет. Я забыла про эти деньги. Не говоря уже о том, что их было намного меньше. Эти деньги – моя корзина абсорбции. Те, что давали одиночке. А вот почему я их столько лет не трогала – это отдельный рассказ.
23 июля 1991 года я приехала в Израиль. Как я ехала – это интересная смесь разума и идиотизма. С одной стороны – я ехала, закончив ульпан «алеф». То есть – могла объясниться в простейших ситуациях. С другой – я совершенно не озаботилась такими вещами как, скажем, программа для молодежи, программа для одиночек, из Бен Гуриона приехала в Тель-Авив, в специальную гостиницу для новоприбывших, не желая обременять знакомых, уже живших в стране. На следующий день туда пришли работники министерства абсорбции, помогли нам открыть счета в банках для перечисления корзины, помогли записаться в больничную кассу. Потом всех стали развозить по их программам, в основном – по кибуцам, «Первый дом на родине», еще что-то. Но все это были программы для семей. А я была одна.
К вечеру гостиница опустела. И ко мне подошел портье, очень пожилой человек по имени Хаим, говоривший по-русски с прибалтийским акцентом.
– А за тобой когда приедут?
– А кто за мной приедет?
– Так, погоди. У тебя какая программа?
– Нет у меня программы…
– Тебе же в школу надо, нет?
– Какая школа еще! Я после института!
– Правда, что ли? Выглядишь, как школьница. И что ты собираешься делать?
– Мне нужен ульпан Бет.
– А Алеф? Не нужен?
– Алеф закончила уже…
Хаим перешел на иврит. Говорил очень медленно и внятно. Простыми словами. Я медленно, с ошибками, отвечала.
– Да, тебе нужен Бет. Подумайте, какой серьезный человечек, приехала с языком хоть каким-то. Где ты будешь учиться?
-Не знаю…
Хаим сказал мне: «Оставь мне теудат оле и иди погуляй», – и засел за телефон.
Он звонил в разные места, говорил на иврите, на русском, на латышском… Где-то напирал, где-то просил, где-то объяснял… Я шаталась вокруг его комнаты… Примерно через час он позвал меня и сказал:
– Ну, так. Все ульпаны с программами начинаются с первого сентября. Ты поедешь в мошав Нордия, это возле Нетании, там моя сестра работает, она тебя внесла в списки. На Бет было место.
– Ух ты! Спасибо! Значит – все в порядке?
– Да ты погоди, в порядке у нее все. Где ты будешь до первого сентября?
– Ну… Здесь, наверное, и буду…
– Ты с ума сошла? У тебя на гостиницу вся корзина уйдет!
– Ну, значит уйдет, что ж поделаешь…
– Так, иди еще погуляй… Я хочу тебя пристроить до шаббата, чтобы тебе не платить за гостиницу в выходные. Месяц она будет сидеть в гостинице, хорошенькое дело…
Хаим опять засел за телефон. А я опять пошла шататься по гостинице, размышляя о том, что эти взрослые вечно волнуются по пустякам…
Еще через час он меня позвал.
– Ну, значит так. Завтра с утра за тобой приедут из кибуца Наан. Завтра пятница, они хотели уже с начала недели, я настоял. Там тебя возьмут волонтеркой, жилье, еда. Четыре часа в день будешь там работать, где-нибудь. Где не тяжело. Там ничего платить не надо. А перед началом учебного года – переедешь в Нордию на учебу.
– Ух ты! Как все устраивается!
– Устраивается, когда устраивают. Слушай, я тебя тоже хочу попросить об одолжении. Чтобы ты меня выслушала внимательно, запомнила и поверила.
– Я слушаю же.
– Слушай. Я не просто так тут делал восьмерки в воздухе. Я хотел сберечь твои деньги. Тебе их дали, ты думаешь – потом еще дадут. Не дадут. Деньги в Израиле очень непросто достаются. Береги то, что есть. Это – на кусок хлеба, на крышу над головой. Это – твоя безопасность на крайний случай. Поняла? Нет, ты не понимаешь сейчас. Просто – поверь.
Хаим говорил очень серьезно, видно было, что он волнуется… И ему удалось меня убедить, не словами, а вот именно искренним волнением.
На следующее утро Хаим вытаскивал из гостиницы мой чемодан, впихивал его в кибуцную машину, усаживал меня в нее же. И, уже когда машина тронулась, крикнул вслед:
– Береги корзину! Второй раз не дадут!
Эти деньги лежали на счету долго, очень долго. Я сняла немножко на первый месяц аренды квартиры в Ариэле, в начале 1992 года, уже после ульпана. И больше я их не трогала. Даже когда строила свой первый дом. И денег вообще не было, одни долги… Просто вот сумел он до меня донести – это деньги на случай, когда нечего есть. Такого случая у меня не случилось…
Я положила на этот счет четыре тысячи шекелей. Корзину одиночки.
Две недели назад мне позвонила тетка, работник банка Леуми и сказала, что, поскольку на счету не было действий много лет, не хочу ли я их забрать. Я попросила перебросить их из Тель-Авива поближе к дому.
– Все 14 тысяч?
– Cко-о-олько?! Наверное, четыре! Это ошибка, слушай. Я их никогда даже не закрывала в сберегательную программу. Они были на открытом счету всегда.
– Если больше года нет действий – банк сам их закрывает. Или вкладывает в ценные бумаги. У тебя 14487 шекелей и 47 агорот.
– Ой!
– Да. Так я перевожу в Рош Аин?
– Ну, давай.
– Через неделю будут там. Подъедь с теудат зеутом** и забери. И с наступающим.
Хаим. Вот сейчас, через 27 лет, в этом мире ты, или в лучшем – спасибо. И не эти 14 тысяч мне важны сейчас. Это приятно, но не более того. Но ты дал мне первый в Израиле урок, и с ним я вошла в абсорбцию. А урок был не только о деньгах. Спасибо. И с праздником.
P.S. На фото я. Четыре дня в стране. Это меня в кибуце встречали с цветами.
* Хануке гелт – ханукальная денежка, на Хануку дарят детям.
**Теудат зеут – израильский паспорт
Виталия Белостоцкая