СОРТИРОВКА: Юрий Фридман-Сарид

«Вследствие исторической катастрофы, из-за того, что Тит, император римский, разрушил Иерусалим и народ Израиля был изгнан из своей Страны – родился я в одном из городов изгнания. Но я всегда воспринимал себя, как рожденного в Иерусалиме.»

...Господи, – говорю я, – Господи...
объяли воды до души...
выжить бы...

Иврит я выучил не в ульпане, а на работе. Через полгода с небольшим после моего приезда в Израиль (а приехал я в декабре 90-го, на пике «большой алии») меня взяли на работу инструктором в тренажерный зал фитнес-клуба «Jerusalem SPA» в гостинице «Hyatt», на Ар-а-Цофим в Восточном Иерусалиме. Иврита у меня не было никакого, но был приличный английский и высшее физкультурное образование, что и впечатлило главного инструктора, американку Рину. Зарплата, естественно, была минимальная, но я был счастлив: мало кому из наших удавалось по приезде получить работу по специальности. Кроме одного массажиста, я был там единственным «русским». Все уборщики были арабы из Восточного Иерусалима, и основы арабского мата я освоил вместе с основами иврита, если не раньше.

Больше десяти лет тому назад было. Я только что в Латвию свалился и понятия не имел, что надолго здесь застряну...

А у Всевышнего есть чувство юмора. Не знали? Я тоже – пока не довелось с ним познакомиться. Не со Всевышним – с чувством юмора Его.

Монолог
Промелькнувшая тень, незаметная дрожь по воде –
может, воздух сгустился, а может быть – так, показалось...
Кто Ты, вечный Никто, пребывающий в вечном Нигде?
Кто Тебе я? Наверное, волос в Твоей бороде –
уж прости мне метафору – точно такая же малость.
Посмотри на меня – я состарился и поседел...

...Господи, учишь меня, учишь – и все без толку.
Беру себя в руки – да руки, похоже, ослабли.
Ты же знаешь Сам: сколько ни корми волка –
А он опять наступает на те же грабли.

Первый в жизни урок мужской солидарности я получил, кажется, в возрасте лет четырех. Уже и не упомню, куда и откуда был я влеком взвинченной и раздраженной моей матушкой и в чем именно выражалось мое непослушание, но только было мне сообщено, что, если я немедленно не начну слушаться и делать то, что велит мама – меня сейчас же отдадут во-он тому дяденьке-милиционеру. Дяденька-милиционер, в дореформенной еще темно-синей форме, действительно внушительных габаритов, удачно нарисовался рядом.

Впервые меня вынесло в это состояние в двадцать четыре года. Это было уже очень давно, но я отчетливо помню каждое мгновение – кроме, разумеется, самого провала.

Живу я, как известно моим постоянным читателям – есть и такие! – в Шаараим, старом тайманском квартале города Реховота. Больших магазинов здесь нет, только маленькие семейные лавочки-маколеты да пекарни – тоже маленькие и тоже семейные.