Рита ГРУЗМАН | Микропроза. Пошла на букву…

Микропроза. Пошла на букву…

На букву А.

Аборт

Нина принялась разделывать селедку:  махом отрубила голову — глаза выпученные, рот застыл в безмолвном восклицании. Напоминает? Да, есть что-то.

Хоть придут одни «девушки», но водочку все равно придётся поставить, а уж для неё-то — точно. Сейчас заявится последней, сначала громко поведает про свою гипертонию/рефлекс/ артрит,  потом продемонстрирует наряд, в котором сзади мелькает голая  веснушчатая спина, а спереди — закопченная жёванная грудь. Ей просто необходимо, чтоб все ахали, а что у меня день рождения — это дело десятое!

«А вот и моя мамуленька! Любите и жалуйте!».

Ну, точно! Господи, хоть бы раз я ошиблась!

Вот оно: «… это мог бы быть потрясающий натюрморт — селёдка потеряла голову. Аплодисменты!»

«Даа, мамуля понимает — она ведь собиралась поступать на искусствоведческий. Не скучайте тут без меня, я мигом».

«Нинуля, но мы же за тебя ещё не выпили…я как раз начала произносить за  тебя тост». Рыхлые губы слипаются и подрагивают как студень от фаршированной рыбы.

«Ну тагвот… я узнала, что беременна и конечно хотела сделать аборт. Конечно! Но было уже поздно…»

На букву Б.

Бабушка

«Милочка-красавица» — так она иногда называет себя, оставаясь наедине с собой, когда не добирает за день положенных похвал и ласки. Худощавая, стильная, с безупречной смуглой кожей и такими густыми волосами, какие бывают только у индусок.

В свои шестьдесят Милочка  выглядит как красиво стареющая женщина — ни грамма жира, минимум морщин и пухлые губы. Все абсолютно натуральное. В каждой комнате, и даже на кухне, висит по зеркалу, и Милочка не может пройти мимо, чтобы не взглянуть на себя. «Я скучаю по себе», — распевает она , перефразируя любимую песенку.

В вагоне метро было, как всегда в эти часы, тесно, ей опять пришлось стоять, но зато она могла любоваться на своё отражение в чёрном оконном стекле. Перед ней сидела женщина с мальчиком лет десяти. «Наверное, моего возраста, а как плохо выглядит», —  подумала она. В этот момент женщина весело  засмеялась — мальчик сказал что-то. Она вскинула взгляд на Милочку и, увидев ее неодобрительный взгляд, ласково, но громко обратилась к внуку: «Петенька, пожалуйста, уступи место бабушке».

На букву В.

Ванная

В ванной одной из гостевых комнат стильного американского дома две мухи бьются в оконное стекло. Одна пожирнее, другая помельче.  Они живут там уже второй день. Вчера обе поблескивали ультрамарином на слабом осеннем солнце, суетились. А сегодня  одна, которая помельче,  замерла между пупырчатым стеклом оконной рамы и сеткой, а вторая совсем обессилела, приземлилась на батарею и безнадежно ползает по ней, видно ей сегодня каюк. Нет, смотри-ка, доползла таки до напарницы. Обе спрятались за белой алюминиевой рамой. Сейчас придут две спорые пятидесятницы  убирать дом и засосут мух в чрево ручного пылесосом с малиновой ручкой.

«А вы тоже ж евреи?» — уборщица, востроглазая Оля лучезарно улыбается. Ее старшая подруга Наташа, полная, медлительная: «Блахословенный народ! Та мы же ж вам сейчас скоренько. Тильки межу рамам этих хадов — во я в хамдипе чего купила! Как фокусник-профи вытаскивает она откуда-то блестящий баллончик. Иш  поналетали! Нее, отдельна  плата  нэ трэба».

На букву Г.

Грибы

Она сидит на ступеньке лестницы на второй этаж  в доме первой жены третьего мужа. Перебирает цепкими пальцами коричневые ворсинки коврового покрытия и смотрит на нас говорящим взглядом — мол, вот она я какая! Подол синего длинного, по моде, платья полностью закрывает широко расставленные ноги. Грудь, конечно, как всегда, на максимум — декольте, так декольте! Когда-то мы дразнили ее «Розка-сиськи». И ещё — «Розка-нос». Наш географ говорил: «С таким носом не пропадёшь». Розка обожала географию, особенно ориентироваться по компасу в лесу.

«Ничего у нас с собой не было, кроме паспортов», — загадочно ухмыляется Розалия и ставит одноразовый бокал с белым вином на мохнатую ступеньку. «Я еще пару шмоток в корзину запихала. Корзина? Так мы ж за грибами поехали! Резиновые сапоги, куртки, перчатки… даже компас прихватили, не придерёшься. Дааа… А о визах я заранее позаботилась. Даа… Для обоих. Очень рано утром выехали, за грибами ведь. А к вечеру, когда все спохватились, мы уже подлетали к Миннеаполису. Жены  его не было — она в это время лежала на сохранении. Седьмой месяц, ей даже не сообщили, мало ли что. Даа.. Все оформили дистанционно через адвоката. Ребёнок? Дочку-то он увидел потом, лет в семнадцать. Даа… Но тогда уже он был в свободном плаванье», — она рассеянно машет голой рукой с дряблой кожей на локтях в направлении входной двери. Бокал ещё долго лежит на боку в темной лужице белого вина.

На букву З.

Заинька

«Ну, Зай, ну чего ты? Обиделся? Да, ладно тебе, Зай!». Так она называет мужа. Говорит громко, отчетливо, на весь отдел слышно. «Заинька, купить хлебушка?». Или «Заинька, сегодня задерживаюсь. Ну, ладно, Зай, пока-пока». Во время этих разговорит стоит особая тишина в нашем отделе. Ронни затыкает рот, чтобы не прыснуть. Мири давиться глотком кофе. Новенькая вскидывает голову, взгляд застыл, неловкая улыбка. Амнон встаёт, развязной походочкой подходит к ее столу — якобы задать вопрос по работе — стоит и слушает, он, мол, в первом ряду. А долговязый умник, который сидит у окна, далеко от неё, беззвучно ржёт и считает количество «Зай», загибая пальцы. Она улыбается, как будто извиняясь за своё счастье и удачу. Ведь она только полгода в стране, а уже нашла такую замечательную работу. Полгода! Откуда ей знать, что «Зайн» на иврите — означает мужской половой член, пенис, и ещё – ругательство.

Больше всего народ недоумевает, почему она обкладывает своего мужа, да ещё с такой милой улыбкой.

На букву М.

Мейсис

Глаза закрыла — тепло и солнечно, даже слишком. Как пластмассовые уточки в тире проплывают сумочки, которые она видела в Мейсис. Вон та, розовенькая, приглянулась. Как раз, что надо: небольшая, но вместительная, крепкая, кожа толстая, и легкая к тому же. Золотые буквы выглядят классически, два слова и оба с большой буквы. Первая вроде М — не разберу что-то … Бежевая у меня уже есть, чёрных аж три штуки. Красные я вообще больше не покупаю, после того, как грязный тип в даунтаун пытался ее вырвать.  Зелёная тоже хороша, но цвет уж больно яркий, прям, вырвиглаз. Да и … зелёный к лицу … как смерть.

«Элинор, дорогая! К тебе гости!»

Опять эта Нелька. Снова будет приторно улыбаться. А Максик при ней как бобик. Опять машины гудят… Столько несчастных случаев! Хорошо, что у меня льготный проездной — на автобусах куда удобней. Вон я одним автобусом в Мейсис добираюсь — ни пробок, ничего.

А Нелька, наверное, сейчас  смотрит на меня зло, завидует! А говорит Максику, что волнуется… Ах, если б не морфин, я бы ей все высказала…

«К сожалению не удастся сегодня. Мы ее только что укололи. Завтра. Да, завтра —последний день, как мы и договорились. Нет, количество прощающихся не ограничено — приходите всей семьей».

На букву П.

Первый

Пришел невнятный август: то дожди, то парит.

На картошке она сначала целовалась с губастым парнем; ничего так: волосы — антрацитивые кудряшки, плечи  — нависают над ее головой. Но все как-то не то. Уже к концу картофельного срока подобрала себе жилистого мужичка-инженера. Сразу видно, опытный, руки цепкие, оберегает. Тоже — поцелуйчики, прижималочки, многозначительные намеки.

А когда вернулись в Москву, решилась. Он бедный долго возился. Тяжелая у мужиков доля, думала. Сколько от них требуется! По прямому назначению ведь надо исправно функционировать. Жалела она его. А ещё надо сочинять истории для жены — рыбалка, гараж, футбол…

На букву Р.

Ремень

Стало уже совсем темно. Я тащилась  пешком до троллейбуса, потом тряслась  в нем пять остановок, потом опять пешком! Олька ведь живет у метро Университет, а я — около школы, далеко это. Хлюпаю по снежной каше, шаркаю по прогалинам чёрного  асфальта, живот болит невыносимо, ноги отнимаются. О взбучке не думаю — нет сил. Может обойдётся, мама уже привыкла к моим выходкам: после школы к подружке, там балдеем допоздна, уроки не сделаны. Какие там уроки!? Вваливаюсь в квартиру — там, как в парной, дышать нечем.  Или мне кажется? Кидаю  шубу на пол, не снимая шапки — дурацкий этот шлем мохеровый, не расстегнуть — бегу в туалет. Липкие от крахмала простыни, развешанные в коридоре, хлещут по плечам. Уф! Слава богу наш коммунальный сортир не занят.

Выхожу — мама уже держит в руке ремень. А у меня в руках мокрые колготки, и по ногам кровь течёт. И тут мама как расплачется! Прямо навзрыд.

Рита Грузман

Фотоиллюстрация Натальи Волковой