ПРОИЗВЕДЕНИЯ

Жизнь часто посылает нам знаки. Большей частью мы не замечаем их, не читаем и проходим мимо. Иногда мы осознаем это задним числом: вот, был же знак, как мог я его не понять! И совсем уже редко даются знаки настолько отчетливые, что не прочитать их уже невозможно…

Жара  закончилась, и свечи сентября
Краснеют где попало, их  заря
Обламывает каждым божьим утром.
Ещё роса жемчужным перламутром,
Но ухищренья все эти зазря.

– Все мы остаемся детьми, пока живы наши родители. Или пока они функционально не превращаются в наших детей. Такое, поверьте, тоже бывает, – голос симпатичного доктора, немного похожего на портрет писателя Чехова, доносится глухо, как через подушку. Очень шумит в ушах и голова не перестает кружиться, хотя я стараюсь лежать неподвижно с той самой минуты, как добралась до постели.

Сквозь печаль

Это была двадцатипятирублёвая денюжка, далёким послесталинским летом. Небо над Арабкиром было синее- синее. Ничего нового про цвет вам не скажу, раньше небо было синее и баста!  Да, а земля летом пылала, асфальт плавился, все деревья в садах были плодовые, а годы – урожайные.

Под разным углом зрения

Чемодан, готовясь в путь,
Широко решил зевнуть.
Проглотил - не сплетни -
Гардероб мой летний!
А потом замками - ЩЁЛК! -
Ну, не чемодан, а волк!

Прозу Рады Полищук некоторые критики сближают с цветаевской поэзией. Не стану подтверждать это сравнение, не стану и опровергать. Передо мной сейчас не стихи Марины Цветаевой, а ее «Повесть о Сонечке», неожиданно давшая психологический ключ к трактовке «Романа-миража».

Гриша влюбился в вестерны ещё в детстве. Как посмотрел «Великолепную семёрку», так и влюбился. Ни о чём другом больше думать не мог, так что совершенно естественно дальше в новых ролях последовали немногословный Клинт Иствуд с брутальным Джоном Уэйном, красавец Гарри Купер с Юлом Бриннером с его неповторимой причёской, харизматичный Ли Ван Клиф с вечно щурящимся Чарли Бронсоном. И дальше, как в калейдоскопе – мустанги с бизонами, индейцы сиу, ирокезы, зуни и лакота, бешеные скачки на лошадях по прериям, кольты-винчестеры да скальпы со злодеев. И всё там было просто – ты должен выстрелить первым, ты должен ускакать дальше, и лошадь у тебя должна быть самая выносливая на всём диком Западе.

Карьера Рувена прервалась так же неожиданно, как и началась. А вообще, он сам её прервал и, похоже, ни разу по этому поводу не переживал. В отличие от своих непосредственных командиров, от комвзвода до комдива. Шутка ли сказать, лучший солдат израильской армии, которого знает вся страна, которому прочили блестящее будущее и должность начальника генштаба лет через двадцать, вдруг от всего отказывается и становится простым смертным.