Алексей МЕЛЬНИКОВ | «Головной мозг достался им по ошибке…»

«ГОЛОВНОЙ МОЗГ ДОСТАЛСЯ ИМ ПО ОШИБКЕ…»

КВАНТОВЫЙ НЕАНДЕРТАЛЕЦ

Нобелевская наука помогает сбивать с человечества излишнюю спесь

Очередная Нобелевская неделя принесла два любопытных сюрприза: две довольно перепутанные (в терминологии новомодной квантовой физики) награды — в физиологии и физике. Первая — за расшифровку геномов архаичных человекообразных и сопоставление из с геномами нынешних сапиенсов. Вторая — за принципиальную ограниченность этих самих сапиенсов (то есть — нас с вами) интуитивно постичь происходящее в природе, а именно: представить «телепатию», «телепортацию» (и бог знает что ещё в подобном роде) элементарных квантовых частиц,  никоим образом друг с другом не контачащих, но «чувствующих» присутствие «партнёра» не то чтобы «за три-девять земель», но и примерно за такое же количество вселенных…

Группа шведского физиолога Сванте Паэбо десятилетиями пыталась подтвердить или опровергнуть традиционную теорию  неродственности древних неандертальцев и нынешних людей. Героическими усилиями учёным удалось-таки извлечь из останков архаичных человекообразных образцы геномов и сравнить их с наследственным потенциалом нынешних обитателей земли. Результат оказался столь и блестящим и удручающим одновременно: между обезьяной и человеком место неандертальцам всё-таки нашлось — схожий  геном только что  узаконенного  предка человека тому свидетельствовал. Хотя устоявшийся имидж прародителя особого оптимизма от рассекреченной родословной не внушал — уж слишком малоинтеллектуальным успел прослыть этот представитель архаичной фауны. Но что поделать — как говорил неунывающий герой одного известного фильма, «такова селяви»…

И верно: человеческая данность не всегда способна обнадежить ее носителя, что вслед физиологам подтвердили и физики. Нобелевскими триумфаторами на этот раз стали как раз те, кто веско и зримо очертили границы человеческой интуиции, его способности представить то, что собой являет реальный мир. Целый интернационал корифеев квантовой механики — Джон Клаузер, Ален Аспе и Антон Цайлингер —  разрешили старинный научный спор о способности или неспособности так называемых «запутанных» частиц (т.е. исходящих из одного источника, но расходящихся потом по разным весям) взаимодействовать между собою, не взаимодействуя. Оказалось — взаимодействуют. Как? Лучше не спрашивайте… Ответ на это в своё время не получил даже Эйнштейн, так и уйдя в мир иной, свято веря в то, что такого быть не может.

Да, с позиции обычной человеческой логики — бред. Но, как только что показали шведские исследователи, носителем такой логики всё-таки является, пусть и дальний, но потомок неандертальца. А у него, как не трудно догадаться IQ был не на высоте. И вот теперь человек с этой родовой интеллектуальной травмой, видимо, вплотную соприкоснулся. А именно, как характеризуют эту печальную ограниченность нынешняя наука — с контр-интуитивностью. То есть — с принципиальной ограниченностью нашего мозга —  потомка неандертальца — адекватно представлять окружающий нас мир. А следовательно — и выстраивать адекватные этому миру действия…

«ГОЛОВНОЙ МОЗГ ДОСТАЛСЯ ИМ ПО ОШИБКЕ…»

О худшем порождении толпы — военной машине

В истории есть два сорта дат: даты-события и даты-предвестники. Первые изучают в школе и сдают по ним  ЕГЭ: скажем, день взятия Бастилии, сроки воцарения Петра, или момент сбрасывания атомной бомбы на Хиросиму. Иное дело – даты-предвестники. Им, как правило, не достаются лавры общественного внимания, и их никогда не гравируют на памятных досках у входах в музеи и парламенты.

Например, ничем неприметный с виду 1932 год: никаких великих революций, знатных побоищ, шумных коронований и судьбоносных смертей. Рутинное, вроде бы, прозябание в межсезонье   мировых войн. В мегапаузе  громких научных свершений. В зазоре между трагическим прошлым и разрушительным будущем. В том самом временном кармане, в котором тихо набирается капиталец будущих краеугольных дат, вполне годящихся для упоминания в настенных календарях и экзаменационных билетах.

1932 год тихо заложил в мире основы того, что громко потом в этом самом мире рвануло. И он же – этот самый 1932 год – вложил в руки людей сильнейшее противоядие против движения мира в сторону катастроф. Был открыт нейтрон,  и зажёгся зелёный свет для разогрева этими нейтронами будущей атомной бомбы. Были обнаружены первые античастицы, что заставило задуматься о том, что слово «мир» вполне может обзавестись приставкой «анти».  И это тут же свершилось: в 1932 году толпой были коронованы во властители главные в цивилизованном обществе уничтожительные  «антипартии» – нацистские. И сразу же получил широкое хождение сильнейший  антидот против глобального  цивилизационного истребления – пацифизм.

Именно 90 лет назад, в том самом звёздном для фашистов 1932 году, накануне старта человечества к главнейшей катастрофе XX века, чуткий Альберт Эйнштейн  срочно формулирует основы своего  мировоззрения, в отличие от чисто научных взглядов, не воспринимающего никакой относительности – сугубо безотносительной антивоенщины. Табу на истребление человека другим  человеком в принципе. И на орудия этого истребления – в том числе.

«В драме человеческой жизни, – писал в 1932 году великий учёный, – самым ценным для меня представляется не государство, а чуткая творческая личность, – лишь из таких происходят люди подлинно благородные и великие, а толпа сама по себе всегда неинтересна, и в мыслях, и в чувствах».  И худшим её порождением, признаёт великий учёный, можно считать военную машину. Эйнштейну она всегда была глубоко отвратительна.

«По мне, человек, который находит удовольствие в том, чтобы маршировать в строю под звуки оркестра, уже достоин презрения, – признается Эйнштейн. –  Головной мозг достался ему по ошибке; спинного было бы довольно». И негодующий против очевидной, казалось бы, бессмыслицы войн, великий гуманист провозглашает абсолютно неприемлемую для «марширующих» идеологию, до смешного утопическую для бесконечно убивающих друг друга «просвещенных наций» — непримиримого пацифизма. То бишь – отнятия права у этих наций умерщвлять в сражениях друг друга. А способом очень простым – отнятия у них вооружений. То есть, в понятиях узколобых «патриотов» – путём коварного ущемления государственных суверенитетов.

Впрочем, ничего нового со времён провозглашения заповеди Христа «Не убий!»  Эйнштейн не предлагал. А только лишь её в очередной раз напомнил. И как две тысячи лет назад был не услышан распоясавшейся толпой. А после – их кумирами. И если и не был распят фашиствующим большинством, как это произошло с его предшественником в Иудее, то по причине стремительного убытия ученого из пораженного фашисткой чумой Германии за океан. Правда, с солидным багажом проклятий от бывших соотечественников – вслед.  От всех хотящих войны безумных «патриотов» и её, этой войны, в конечном итоге вкусивших…

У всяких войн одна и та же особенность. Начало любой войны – это уже конец чего-то другого. Очень существенного.  И ничего – начало. Только – пустоты. Только – небытия. Только – молчания… И с каждым воинствующим  веком и каждым расстрелянным годом опасения, что это молчание может продлиться вечно, стремительно нарастают. И звуки оркестра для марширующих строем и впрямь могут оказаться последней симфонией из когда-либо услышанных разбазарившей собственный  разум безумной толпой…

Алексей Мельников