Эдуард БРЕСЛЕР и Зинаида ВИЛЬКОРИЦКАЯ | Когда вдохновение договаривается с жизненными трудностями

Когда вдохновение договаривается с жизненными трудностями

В гостях у «Нового Континента» – творческая личность, неординарная как по характеру, так и по таланту. Знакомьтесь: Эдуард Бреслер. Родился в Киеве, учился в Одесском театрально-художественном, работал художником-бутафором в Кировоградском академическом театре музыкальной драмы, с 1990-го года живет в Беэр-Шеве. Член Союза художников Израиля. Участник многочисленных выставок, в том числе нескольких персональных. Автор книги «По прерии стиха». Постоянный автор международного литературно-художественного альманаха «Новый Континент» (Чикаго, США – Хайфа, Израиль).

Беседу ведет редактор «Нового Континента» Зинаида Вилькорицкая.

– Шарль Бодлер сказал: «Настоящие художники не обращают внимания на современников. Они выпендриваются перед вечностью». Попробуем выяснить, как в этом плане обстоят дела у тебя. Не углубляясь в младенчество, школу и прочую зеленую юность, с чего начнем?

– С театра. Находясь на сцене, за кулисами, по другую сторону зрительного зала, я всегда испытывал трепет от причастности к театральному таинству. Одесское театрально-художественное училище – уникальное учебное заведение, где преподавали уникальные специалисты. Моя специальность – художник-бутафор. Фактически это несколько специальностей. Книг по этому предмету нет, каждый бутафор хранит свои секреты и неохотно их передает другим, но кадры готовили, как надо! Бутафор должен быть художником, скульптором, ювелиром, лепщиком, обладать хорошим художественным вкусом и чувством меры, а также разбираться в эпохах и уметь воспроизвести любой предмет любого века.

– Сделать из ничего – что-то, да так, чтобы поверили, – интереснейшая  профессия!

– Представь себе напольный светильник-скульптуру в человеческий рост. Женская фигура держит над головой плафон, в котором горит лампа… Все это сделано с имитацией под фарфор, а ты стоишь рядом, не ощущая бумаги, грунтовки и всяких бутафорских хитростей! Об этом можно говорить с утра до вечера.

– Для этого мы и встретились. Рассказывай…

– Когда ушел из жизни старейший преподаватель бутафории нашего училища, я участвовал в траурной церемонии. Войдя в его квартиру, был поражен увиденным. На стенах висит оружие, рыцарские доспехи, вокруг – старинные скульптуры, напольные вазы, светильники, часы… Для создания этой имитации использованы дерево, бумага, кожа, но когда заходит простой обыватель, первая мысль, которая ему приходит в голову, что он попал в квартиру миллионера!

– Масштаб профессиональных знаний, направленных во благо изобретательного студенческого коллектива, можно себе представить!

– Как же без этого? Отмечали студенты чей-то день рождения. Закончились «боеприпасы» (другим языком, спиртное). Деньги тоже закончились. Изворотливый ум бутафора в содружестве с коллегой из оформительского отделения дошел до дерзкой мысли – нарисовать десятку. За короткое время при помощи акварели и потертой бумаги изделие было готово. На привозе закупили легкую закуску и горячительное, все шло хорошо, но вдруг пошел ливень…

– И Золушка потеряла туфельку?

– Аналогия правильная. Денежная купюра в руках изумленной продавщицы превратилась в мятую бумажку. На вопли прибежал милиционер, но будучи неравнодушным к искусству, пощадил нарушителей.

– Как реагировали соратники-сподвижники на столь практичный взгляд на жизнь?

– От такой дерзости все училище гудело: половина радовалась нашим умственным способностям, половина помирала от зависти к нашему профессиональному мастерству.

– Учитывая грандиозную шумиху от авантюры на Одесском привозе, твой дебют на театральной сцене просто обязан был пройти триумфально. 

– Мягко говоря, он прошел не совсем гладко. В Кировоградском театре мне доверили изготовить парабеллум с кобурой. Такой, как носили матросы на поясе. Времени мало, делать практически не из чего, да и опыта маловато. По ходу спектакля актер выкрикивал одну-единственную фразу, обращенную к ненавистному белогвардейцу: «Я тебя пристрелю, контра!!!» Но поскольку по неопытности я сделал слишком тесную кобуру, актер во время спектакля не смог вытащить пистолет. И произнес на сцене следующее: «Этот бутафор с….., сделал ……пистолет….!!!!» После этого спектакля я всегда очень старался.

– Потом реабилитировался?

– О да. Второй моей работой был орден «Знак Почета». Понятия «интернет» в те годы не существовало, и я начал поиски внешнего вида этого ордена. Оказалось, что им когда-то был награжден бывший главный художник нашего театра, уже покойный. Я взял у вдовы под честное слово награду, у знакомого стоматолога отлил «Знак Почета» из мягкого металла и расписал под настоящий.

– Оценили?

– Несомненно. Пригласили участвовать в изготовлении бутафорских экспонатов для музея Брежнева. Помню, это было радио времен Отечественной войны, которое висело в те годы в довоенных и послевоенных квартирах.

– Хорошо, что радио было бутафорским и не смогло транслировать бессмертные изречения дорогого Леонида Ильича: «Дорогие товарищи империалисты! ….Наша армия мира является оплотом мира во всем мире когда наша армия мира находится во всем мире дело мира торжествует мирно!» (Из доклада XXVI съезду КПСС 1981 года).

– Если бы бутафорское радио такое выдало, мое самолюбие бутафора достигло бы высшей точки!

– Но ты пощадил соратников-сподвижников и после работы на генсековский  музей перешел на уровень королей. Вернее, королев.

– Однажды для исторического спектакля мне заказали корону для английской королевы. Корона должна была быть украшена драгоценными камнями, золотом, финифтью. Эта интереснейшая работа делалась для конкретной народной актрисы. Приходилось измерять размер головы данного объекта. Работать с этой актрисой мы не любили, поскольку она была страшно придирчивой и тошнотворной. Вечно недовольному человеку угодить практически невозможно. Драгоценные камни я делал из оргстекла, потом раскрашивал разными цветами… На дно подкладывал золотую или серебряную фольгу, что создавало блеск и переливание камня при попадании на него источника света.

– Как я понимаю, корона удалась на славу. Близостью к оригиналу она не уступала незабываемой десятке с Одесского привоза. В таких случаях ждут  подвоха… 

– Он произошел, но совсем с другой стороны. Народной актрисе прощалось все, связанное с характером, поскольку она была, чего греха таить, профессионалом. Обычно в каждом спектакле формируются два актерских состава, способных играть один и тот же спектакль в разных местах, обеспечивая тем самым прибыль. Неожиданно главный режиссер решил сделать еще и концертный вариант, введя свою протеже – слабенькую бездарненькую актриску. Та решила, что ей можно все и взяла корону из гримерки народной актрисы как свою собственную…

– Страшно представить последствия содеянного. Дух Людовика содрогнулся?

– И не говори. Именно так и было. Все произошло в духе Людовика. Я до сих пор не забыл ужас, испытанный от увиденного. Получилась накладка: все королевы оказались во время репетиции на одной сцене. Народная и начинающая актрисы сошлись для выяснения отношений. Прима использовала в споре явно неаристократический жаргон, но молодой актрисе для концертного номера позарез нужна была корона.

– Никто не хотел уступать? Королевы не сдаются!

– Конечно! Когда весь словарный запас истощился, народная королева пошла в атаку. Схватив соперницу за волосы, она силой сорвала мою бутафорию с преступной головы. Самое смешное, что все это время на сцене сидела актриса из второго актерского состава и с интересом наблюдала за выяснением отношений двух королев. Она не была ни народной, ни начинающей… Она была заслуженной артисткой Украины, она была умней… И у нее была своя корона.

 – Зато ты можешь смело утверждать, что за твои работы сражались театральные примы.

– Я даже могу утверждать, что лично знаком с актером Регимантасом Адомайтисом! Можно сказать, я лично с ним обедал. Правда, не за одним столом, а в одной столовой, но все равно факт остается фактом. Промозглым осенним днем во время обеденного перерыва звучный голос моего желудка привел меня на улицу Дерибасовскую, в логово диетического питания. Вид диетических блюд не вызывал никаких положительных эмоций. В дальнем закутке из блюдца ел кот. На блюдце лежала котлета. Она переливалась, искрилась и блестела, словно ее изваляли в битых елочных игрушках. Все бы было ничего, но вдруг кот начал икать. Котлета явно не пошла впрок. Тут я, конечно, должен был понять, что нужно выходить из огромной очереди голодающих и идти домой. Как-то не хотелось добровольно уходить из жизни…

– Эх… Тебя удержал Адомайтис?

– Вне всякого сомнения! В любом негативе есть положительный эпизод. Собираясь выходить из очереди, я столкнулся взглядом со звездой театра и кино. Не знаю, что испытывал Адомайтис, лично я испытал полный восторг. Тщательно, по-прибалтийски вытирая рот платком, Адомайтис доел то, что ел, и покинул дерибасовскую харчевню.

– А ты?

– Мой перерыв на обед заканчивался, времени совсем не оставалось. И я рискнул… Прислушиваясь к собственному голодному урчанию, я продолжил стояние в очереди. Взяв пару салатов и очень легкий десерт, я уселся за опустевший после Адомайтиса столик и стал насыщать свою утробу. Вечером произошло возвращение на грешную землю с обширным пищевым отравлением. Неделю я жил в изоляторе студенческого общежития, размышляя о превратностях судьбы.

– Для полноты счастья тебе явно не хватало Адомайтиса. Могли бы лежать на соседних койках и обсуждать радости советского общепита. (Улыбаюсь.) Судя по тому, что Одесская киностудия таки сняла фильм, где снимался Адомайтис («Трест, который лопнул» по О. Генри), желудок звезды оказался сильнее твоего. А может, любимому актеру восхищенный персонал столовой приготовил нечто посъедобнее?

– Чтоб я так знал. Порой очень многое сидит в памяти и ждет своего звездного часа. Зато я могу утверждать, что был «на дружеской ноге» с самим Адомайтисом. Сам Адомайтис этого не знает, но мой восторг от личности этого актера – до сих пор со мной.

– Лирическое отступление. Художник-бутафор – твоя вторая специальность. А какая первая?

– Перед армией я получил образование – техник-строитель (прораб, начальник
участка). Всем известно, что специальность строителя предполагает умение пить. Без этого умения ничего не делается. Не строятся дома, не укладывается кирпич, не красятся стены, не подписываются документы, никакие дела без алкоголя не делаются. Так вот, когда я попал на первую строительную практику, на вопрос: «Ну?» (в смысле, будешь пить или нет?), я ответил с комсомольской непоколебимостью: «Я не пью!» Удивленный бригадир сказал: «Учиться никогда не поздно!»

– По этому поводу метко высказался афорист Геннадий Малкин: «В коллектив вливаются через горлышко».

– Хорошо сказано. До сих пор у меня перед глазами – прораб с отвесом на вытянутой руке, нетвердо стоящий на земле под углом 30 градусов к уровню пола (как говорят строители). При таком строительстве параллельные стены возводимого многоэтажного дома могли пересечься уже на третьем этаже, но изворотливый ум строителя не знает усталости. Когда в строящемся промышленном здании случилась такая мелочь, как невозможность соединения двух противоположных стен, многоопытный прораб дал указание соединить стены гвоздями большого размера. Даже мы, практиканты, знавшие к тому времени немного, поняли, что такая стена обязательно должна упасть, но прораб сказал: «Не боись! Простоит года!»

– Слово прораба – закон. И сколько же простояла стена?

– Она изящно упала той же ночью. А следующий день мы сидели и очищали от прилипшего раствора каждый кирпич.

– В связи с этим я родила афоризм: «Трудовые подвиги – законное приложение к героическим будням».

– Как же без них. И без рабочих разрядов. На большой производственной практике необходимо получить второй рабочий разряд, а мне его не хотели давать. Ситуация была серьезной. Если я его не получу, меня оставляют на второй год. В то время я не мог понять причину неполучения. Работал я вроде бы хорошо. Появлялись навязчивые мысли о пятой графе… На помощь пришел знакомый моего отца, строитель с огромным стажем.

– Огромный строительный стаж подразумевает хорошее знание жизни. Тогда многое делалось «через бутылку».

– Иначе не получалось. Только так. Знакомый моего отца сказал, что мы о жизни ничего не знаем. Чтобы получить нужное, надо напоить коллектив до поросячьего визга. Узнав общее количество членов бригады, знакомый порекомендовал их число умножить на два, тем самым вычислив количество необходимого горючего. Буквально на следующий день я дождался решения своей участи. Через несколько часов все рабочие меня уже очень любили. Уровень удовлетворения поднялся до предела. Я понял, что спасен. Со словами: «Хороший ты парень, хоть и еврей», бригадир подписал долгожданный документ. Самая сильная фраза ожидала меня в конце застолья. Обняв меня за плечи и лукаво подмигнув, он вкрадчиво спросил: «А может, ты хочешь третий разряд?»

– Против коллектива не попрешь, а без бутылки – тем более. Как я понимаю, в этом плане ты безнадежен. Кстати, я тоже.

– Совсем безнадежен. Никогда не оправдываю ожидания пьющей компании.

После строительного техникума я попал в армейский стройбат, где насмотрелся попоек, брака, падающих кранов, изувеченных травмами людей. В один прекрасный момент я понял, что это не для меня. После армии решил не обременять себя этой специальностью и поступил в художественное училище, о котором мечтал с детства.

Это был 1980-й год. Одесское художественное училище встретило крайне неприветливо. Прочитав мою фамилию, секретарь учебной комиссии скривила лицо, дав понять, что шансы мои на поступление ничтожны. Такого явного напоминания о национальной принадлежности мне еще никогда не поступало. Вне себя от ярости, я хватаю документы, папку со своими работами, вылетаю из комнаты секретаря и, терзаемый чувством несправедливости, первым же поездом еду домой. Вечером тишину нашей уютной квартиры нарушает телефонный звонок от родственника-одессита: «Рано же ты сдаешься! Не пустили в дверь, лезь в окно. Через два дня жду тебя в Одессе. Будем брать штурмом театрально-художественное!»

Прием документов прошел гладко, меня допустили к экзаменам. Бытовой антисемитизм, конечно, присутствовал, но не так явно. В училище преподавало немало собратьев по пятой графе. Я сдаю экзамены по рисунку и живописи. И погружаюсь в тягостное ожидание. Прошел или не прошел? Волнение сменилось радостью лишь после того, как я обнаружил свою фамилию в списке поступивших.

– Что можно сказать? Ты понимаешь мою иронию… Это единственный случай, когда потенциальный прораб показал полную профессиональную непригодность и переквалифицировался в бутафоры.

– Я думал, что в искусстве все проистекает иначе! Однако, многие люди, связанные с театром, также были подвержены этой пагубной привычке. В мастерской пили каждый день, но работали хорошо, спектакли не срывали, поэтому проверок особенных не было. Для потерявших над собой контроль имелся стеллаж якобы для инструмента. На самом деле там лежал матрац «со всеми удобствами». Это называлось «реабилитацией». За шторой работник отдыхал, спрятанный от любопытных глаз. Все было предусмотрено…

– Короче, все на свете имеет оборотную сторону, противоположную лицевой.

– Уже в Израиле, разговаривая о жизни с одним математиком, преподающим в университете, мы затронули алкогольную тему. Он рассмеялся и произнес: «Ты еще не знаешь, как пьют профессора математики – уроженцы нашей бывшей родины!»

– Восхождение в Эрец Исраэль было неминуемо. Неужели советская родина так легко с тобой распрощалась?

– Она не хотела со мной расставаться. Документы, заверенные центральной синагогой Киева о полной идентификации имен, посчитала недействительными. Добиться справедливости удалось посредством трех судов и трех хрустальных ваз. Затем были забракованы фотографии, вклеенные в мамин паспорт: одна – в летнем наряде, другая – осенне-зимнего сезона. Увидев это безобразие, совершенное не по нашей вине, начальник ОВИРа изрекла: «В таком виде ехать в Израиль вы не можете!» Когда эта нелепость была исправлена вместе с чередой ошибок и опечаток в документах, выяснилось, что отсутствовала еще одна очень важная бумага. Обращаясь к 85-летней бабушке, начальник ОВИРа произнесла: «Вы должны принести документ о том, что ваша мама не возражает против вашего отъезда в Израиль!»

– Преодоление трудностей – одна из тем твоего творчества. Давай наконец покажем читателям пару твоих картин. Они говорят сами за себя, но высказаться автору не помешает. 

– Да. Тема эта крепко сидит в моём сознании и периодически пытается вырваться наружу. Вот картина «Кукловоды». Человек всё время вынужден что-то преодолевать, чтобы чего-то достичь. Нити обстоятельств запутывают его, мешая взлететь к солнцу. Это похоже на нашу сегодняшнюю жизнь. Так нами управляют кукловоды. Но источник света в картине присутствует, значит, и есть надежда…

– Мне кажется, эта работа перекликается с твоей картиной «Театр марионеток. Уход от мастера».

– В основе сюжета – две марионетки, уходящие от своего создателя «в свободное плавание». Вдалеке лежат ножницы. Нити, связывающие с кукольником, отрезаны. Их создатель дремлет… Как пришла такая идея в голову? Пожалуй, ответ – в моем стихотворении.

В МАСТЕРСКОЙ

Мастерская спала, погрузившись во тьму,
Вдруг повеяло ветром несмело.
Бог приклеил на небо большую луну,
Освещая пространство умело.
В кресле мирно сопя, повернувшись на бок,
Избегая житейского бума,
Сладко спал человек, как уставший сурок,
Утомившись от бренного шума.
Краски пахли и веяло лесом слегка
От шуршащих древесных опилок.
Отдыхал инструмент и вздыхала пила
Среди лаком пропахших бутылок.
Свет луны пробивался сквозь мрак темноты,
Куклы тихо о жизни шептались.
Голоса вырывались из пустоты,
Но рассеять её не решались.
Мастер спал, нафталиновой пылью дыша –
На натянутых нервах висела душа…

– Имея такой творческий потенциал, ты репатриировался в Израиль…

– Я пытался устроиться на работу в один из израильских театров, но после вопроса «Знаю ли я, что такое масштаб?» – мне очень захотелось уйти.

– Ушел? И куда пришел?

– В первый год моего пребывания в Израиле я познакомился с владельцем небольшого салона по продаже картин и стал выполнять за копейки его заказы. Владелец салона понял, что для быстрой реализации я не могу с дикой скоростью поставлять свои картины. И начал приносить иллюстрации из каталогов. Работа была построена очень просто: утром – иллюстрация, вечером – готовая картина. Я дошел до автоматизма, мог из сюжета дневного сделать ночь и наоборот. В таком режиме я работал девять месяцев, не имея времени отметиться по безработице!

– Конвейер, да и только!

– Получал я тогда смешные деньги. В каньоне Беэр-Шевы хозяин салона не постеснялся сделать выставку-продажу из ста пятидесяти картин… А потом исчез вместе с выручкой, прихватив какое-то количество моих работ, и разъезжал с ними по стране. Это был еще тот махинатор. Через год я вышел на его следы при помощи частной фирмы и через суд взыскал часть денег.

– Почему часть?

– Когда его нашли, он был якобы неплатежеспособен. Обложился липовыми справками по поводу своей болезни, нищеты, ужасного морального состояния… Как говорил мой остроумный дядя Жора, с него ничего невозможно взять, кроме анализа мочи… (пардон…пардон…пардон…). Самое смешное то, что сейчас, по прошествии лет, имея большой опыт, мне очень трудно достичь такого сумасшедшего темпа.

– Эдик, так ты познал иго эксплуатации?

– Да в полной мере! А однажды меня даже пытались втянуть в криминал. Это было в 1990-м. Мой первый год в стране, когда я работал в «Керен Каемет» на полях по яростному искоренению сорняков. Нас, олимов, окружало огромное количество арабов. С ними мы и трудились под палящим солнцем. Наша братва была разношерстной – от интеллектуалов-врачей, кандидатов наук, литераторов, инженеров до темных личностей – алкоголиков и сидевших в тюрьме. Кого там только не было…

Человек, о котором я хочу рассказать, был из «наших». Узнав, что я художник, он практически все время добивался аудиенции. Он был этакий весельчак, раскованный, с потрясающей речью… Такого языка и таких выражений я не слышал ни в Одессе, «ни у ва Львове». Во время обеденного перерыва он подошел ко мне и со словами: «Давай отойдем от братанов», – отвел меня в сторону. Разговор начался с дальним прицелом: «Я думаю, землячок, шо мы не поссоримся… Ну, признайся честно, тяжко быть художником? Усё время надо искать ЦУЦУ?»

– Хорошее начало разговора. Заковыристое и загадочное.

– Я призадумался, что искать. «Ты шо, не знаешь, шо такое цуца? Ну, ты даешь. Цуца – это бабки! Я знаю, тебе нелегко. Все время приходится виртуозить по тяжелой… Пойми, старик, бабули нужно ковать и пачками ложить на кешеню! Мне нужен специк, шо может руцями делать чудо! А шо? Чем черт не шутит? Соглашайся! Обогатимся! Потом будем лежать на кровати и плювать на усех!»

– Интересная заявка…

– Дальше было еще интереснее. Он наклонился ко мне и шепотом произнес: «Будем клепать документы!»

– Ого. Каких экзотических «наших» к нам понаехало! Чтить уголовный кодекс завещал сам Остап Бендер…

– Я это понял и обещал подумать. Думал я долго… Специально долго. Иврит у всех работников был слабый, но мой новый знакомый разговаривал с израильтянами на проверенном, неведомом мне киевско-печерском диалекте. Когда он говорил, все молчали, настолько это было театрально. Во время перерыва он развлекался тем, что мог подкрасться к отдыхающему работнику, дать щелчок по уху, потом быстро сесть, поднять голову вверх и как ни в чем не бывало насвистывать какую-нибудь мелодию… В общем, резюмируя изложенный факт, ответа моего он так и не дождался, так как через две недели нас всех расформировали.

– Иногда слишком долго думать – полезно для нервной системы.  

– Зато я постоянно пополнял свой уровень: и профессиональный, и фольклорный. Открою страшную тайну – у меня есть диплом татуировщика. Официальный, на гербовой бумаге, заверенный печатью. Да-да, я учился татуировке и даже подавал надежды. Мастер c тридцатилетним татуировочным стажем был доволен моими успехами, утверждая, что я всех заткну за пояс в славном городе Беэр-Шеве… Но, увы, не судьба.

– В Израиле тебя потеряли театры, торговцы картинами, уголовные элементы, недотатуированные клиенты… 

– А еще я закончил восьмимесячные курсы преподавателей искусства для клубов (по-русски звучит смешно). В моей израильской жизни было много курьезных ситуаций, связанных с профессиональной деятельностью. После одной из моих выставок (ни одной картины не приобрели, но прошла выставка прекрасно, отзывы в прессе, фотографии с автором, вздохи, восторги) ко мне на обучение выстроилась очередь. Потом эйфория прошла и пришло осмысление. Надо гробить зрение, процесс длительный и трудоемкий… И ученики испарились.

– Улыбаюсь. Без чувства юмора не выжить. Ты работаешь один или есть соавторы?

– Однажды я готовился к участию в выставке и наряду с другими графическими работами сделал карандашный рисунок. Работа над ним двигалась с большим трудом. Когда силы были на исходе, я потерял всякую надежду на завершение и повернул изображение к стенке, чтобы через некоторое время возобновить процесс со свежим взглядом. Я вышел из комнаты. Спустя некоторое время услышал какой-то шум, сопение и, заинтересовавшись, вернулся. Моему взору предстала следующая картина: мой маленький (в те годы) сын сидел на полу с моей работой и… тщательно стирал все изображение резинкой.

– Делюсь жизненным опытом. Когда дети хотят облагородить творения взрослых, мешать не стоит.

– В тот момент я так не думал. Вне себя от ужаса, я гневно выхватил свою многострадальную работу. Процентов двадцать стерто. Вначале я был очень зол, но присмотревшись, заметил, что это неосознанное стирание придало некоторый шарм моей работе. Исправлять уже не было времени, выставка на подходе, и я отдал работу в рамочную мастерскую. На открытии выставки в книге отзывов кто-то написал: «Особое внимание хочется обратить на карандашный портрет работы Эдуарда Бреслера, так тонко передающий душу портретируемого, его характер…»

– А всё потому, что без хороших соавторов нет высокого искусства!

– Согласен! У меня есть еще один соавтор. Вернее, соавторша. Через несколько лет я выполнял трудоемкую работу пером. Так же, как и в предыдущий раз, сделал небольшой перерыв. Через несколько минут я услышал глухой стук упавшего планшета. Моя собачка той-терьер сбросила рисунок на пол и грызла жирную суповую кость прямо на моей картине, тщательно облизывая упавшие кусочки по всей поверхности бумаги. Возмущенный такой наглостью, я накричал на бедное животное и прогнал. Несмываемая тушь растеклась вопреки инструкции. Боже мой, ведь завтра придет заказчик, а переделывать абсолютно некогда… На следующий день ровно в условленное время раздался звонок в дверь. Когда заказчик взял в руки работу, я покрылся испариной… «Какая интересная техника! – доставая кошелек, резюмировал заказчик. – Это место мне нравится особенно!» – сказал он, показывая пальцем на жирные пятна расплывшейся туши.

– Соавторша тебя простила?

– Удивленный и радостный, я потрепал ее за ухо и выдал причитающийся вкусный гонорар. Потом я долго еще размышлял об известности и об успехе. Оказывается, иногда надо удачно лизнуть свое произведение или стереть… И фортуна может приблизиться к тебе…

– Обычно людей творческих овевает опахало «романтизьма». Что находится «под маской клоунского грима», знают только они. И поэтому твоей картине «Успех» хочется сказать: «Браво!»

– Во мне уже начал зарождаться культ личности… Я потихоньку cтал ощущать себя Пушкиндом!

– Все твои работы имеют философский подтекст. Для понимающих это особенно ценно. Я своими глазами видела счастливое лицо человека, в частной коллекции которого находится твоя картина «Два клоуна».  

 – На эту тему много чего создано… Общеизвестно, что в обличии шута кроется существо ранимое и неоднозначное. Посредством зеркального отражения хотелось как-то подчеркнуть эту особенность. Я даже написал четверостишие:

Салфеткой снят слой клоунского грима,
Под ним сокрыта грусть и обречённость.
А жизнь порой – сплошная пантомима…
Улыбка, а за ней – незащищённость.

– Невзирая на пребывание в вечном движении, человеку всегда хотелось повернуть всё вспять, исправить многое, начать сначала…

– Да… Кому не хочется изменить свою жизнь, вернуть упущенное, исправить досадные ошибки? Но увы, время неумолимо. Нет ничего устоявшегося… На моей картине «Время вспять» это показано. Усилия людей на циферблате тщетны. Если удастся разглядеть, в правом верхнем углу – младенец, внизу – старик.  Так сказать, два полюса нашей жизни…

– Ты проиллюстрировал несколько книг, в том числе и свою собственную. Обложка и название «По прерии стиха» очень удачно совпадают с содержанием. В книге – лирика, ироническая поэзия, оды, пародии, акростихи, лимерики, тавтограммы, четверостишия, моностихи и фразы, подражания английской поэзии, Серебряному веку…

 – Сочинительством я занимаюсь давно. Пишу стихи и рассказы, а заодно иллюстрирую написанное. Это был первый опыт собрать воедино стихи разных лет. Некоторые из них родились по мотивам моих картин.

Я нарисовал эту картину по стихотворению, мною написанному. Само стихотворение родилось в подражание Николаю Гумилёву. Тема – моя… Поэзия Серебряного века – вечная слабость. Хотелось передать атмосферу и, быть может, стиль Гумилёва. Не знаю, удалось ли… Итак, два творения в одном бокале:

Замок

Пенный берег океана, как песок подвижный, зыбок,
За границей горизонта расплываются черты.
Волны бьют в скалистый берег, и на острове ошибок,
Разбиваются о скалы сокровенные мечты.
Одиозный старый замок выплывает из тумана,
Он стоит уже веками в бледном освещеньи лун.
Среди недр стихий шипящих, у подножия вулкана
В нём живёт хранитель бездны – мрачный и седой горбун.
Жизнь промчалась незаметно, ослепила и погасла,
Потому-то и невесел взгляд потухший из очей.
Может быть, и было что-то, но прошло оно напрасно
В тёмных анфиладах комнат и в мерцании свечей.
В бойницы унылых окон не струится даже ветер,
Не пробьётся на мгновенье свет из-за свинцовых туч.
На полу возле камина дремлет беспокойно сеттер,
Не имеющий надежды встретить утром солнца луч.

Эмоции меня одолевают разные, это отражается на моих работах. Несмотря на обилие мыслей, работа над картинами не всегда проходит на одном дыхании. Вот одна из моих иллюстраций.

Картина «Осенний ветер». А к ней – моё стихотворение.

***

Листья кружатся в танце осенней печали,
Поднимаются вверх, шелестя и шурша,
И рифмуются в грустные строчки вначале,
И летит вместе с этой печалью душа.
Несложившихся фраз неуклюжие звуки
Гонит ветер листву из несбывшихся снов,
И лежат на земле, умирая от скуки,
Мириады никчемных, не найденных слов…

– Ты занимался живописью, карикатурой, прикладным искусством…  Что самое подходящее для твоего самовыражения?

– Графика. Перо и тушь стали моим самым любимым инструментом. Будучи особым жанром, графика рассчитана на более узкий круг почитателей, нежели живопись. Как мне кажется, это особенное и даже драматическое искусство, призванное вызывать мыслительный процесс…

В основе идеи – притча о скрипаче, который не смог постичь вершин мастерства и от безысходности сломал смычок скрипки… Я изобразил его в виде ангела в обгоревшей одежде, не сумевшего долететь до солнца.

– Со своими работами трудно расставаться?

– Особенно трудно проститься с графическими работами. Видимо, в творческом процессе участвует душа…

– Мимо не пройдешь. Притягивает взор.

– С этим незамысловатым наброском я не расстался! На ней мое лучшее произведение – мой собственный сын в 13-летнем возрасте.

А вот с картиной «Верующий» я расстался из благородных побуждений. Вот она.

– Я бы назвала эту картину «Молитва», но в данном случае дело не в названии, а в ее магическом воздействии.

– Судьба этой работы интересна. Это часть из триптиха к книге «Берешит». Раз уж мы говорим о расставании с художественными детищами, эта картина была подарена школе с религиозным уклоном «Шуву», в которой учился мой сын. Растроганные преподаватели выходили из классов со словами искренней благодарности…

– Роскошный подарок… Счастливая школа «Шуву»!

– А кто изображен на этом говорящем портрете?

– По происхождению портретируемая – обладательница «гремучей смеси» отца-индуса и матери-полуеврейки. Приятно вспомнить – угодил. Увидев себя на бумаге, она бегала по комнате и кричала на иврите: «Так это же я!»

Я вспомнил изречение одного остроумного человека, которое гласит: «С каждым новым портретом у художника становится на одного друга меньше». Конечно, мысль эта мудра, поскольку вопрос сходства очень важен в портрете… Да и не только в портрете… Порой желания заказчика вызывают улыбку, а могут и довести до безумия.  Однажды ко мне пришел парень с просьбой сделать юмористическую картину к его свадьбе. Он предложил неожиданную идею этой картины. Представьте тонущий «Титаник». На борту корабля, на самой кромке, стоят, держась за руки, празднично одетые молодожены. Хорошо, что при разговоре с заказчиком присутствовала моя супруга. Глаза ее несколько увеличились в объеме. После паузы она осторожно заметила: «Но, если ты знаешь, почти все из них утонули…» На что заказчик тут же воскликнул: «А мы спаслись!» Надо отдать должное моей жене. Ей удалось уговорить его на небольшую прогулочную яхту. Работа, слава богу, удалась, заказчик был доволен.

– Если бы не твоя Валя, всех бы утопили. И даже самое дорогое – тещу!

– К разряду большой удачи я отношу ситуацию, когда картина или шарж нравится, и человек обращается к тебе снова или рекомендует тебя своим знакомым.

– А еще в твоих картинах часто звучит музыка… Она явственно видна.

– Мне очень хочется в это верить.

– В своё время наслушался Леграна, что послужило толчком к изображению… Заметил, что когда эмоции бушуют, лучше получается работа. Главное, чтобы жизненные трудности договорились с вдохновением…

– Когда вдохновение договаривается с жизненными трудностями, получается волшебство творчества. Примерно так и назовем наше интервью. Эдик, в реале ты потрясающе молчишь. А в виртуале – потрясающе говоришь. Мне нравится и то, и другое.

– Открою очередную страшную военную тайну. Я обычно молчалив при большом количестве народа… По мере снижения количества улучшается качество разговора… Но интервью – таки вещь. Еще раз выражаю глубокую признательность за оценку моего скромного труда!

– «Подлинный художник лишен тщеславия, он слишком хорошо понимает, что искусство неисчерпаемо». Автор этого изречения – Людвиг ван Бетховен. Как же он прав… Давай завершим нашу беседу виртуальной выставкой твоих картин и твоим рассказом о них. Начнешь с израильских сюжетов?

– Я тронут. Расскажу о картине «Сабра». Сюжет зрел в сознании давно… И в конце концов выплеснулся наружу.

Захотелось изобразить человека-первопроходца, вросшего в эту землю. Так появилась идея с морщинами, отображающими летопись жизни… Хотелось создать образ коренного жителя, созидателя государства. Отправной точкой послужили морщины. У меня они ассоциируются с пластами пахотной земли. Волосы сабры – цвет растений, взращенных на израильской земле. На лице отражены этапы человеческой жизни…

***

Картина «День скорби» ко Дню Независимости Израиля появилась на второй год моего пребывания в стране… А ведь оригинал хотели даже приобрести для какого-то музея…

 ***

Две картины из триптиха к книге «Берешит». Первая олицетворяет сотворение мира. Вторая картина посвящена теме преемственности поколений, бесконечности жизни… Обе картины выполнены гуашью.

***

В поисках завораживающих видов, абсолютно отвлечённо прогуливаясь по окрестностям Беэр-Шевы, забрёл в этот райский уголок. Доносящийся лай собак навёл меня на мысль дать название этой работе «Заброшенное имение Троекурова».

***

Работа очень старая, но душу греет до сих пор… Как мне кажется, в ней есть что-то жизнерадостное…

***

Графика – жанр, склонный к размышлению… И поэтому не всегда весёлый…

***

***

Что касается времени, которое уходит на работу – по-разному. Иногда на одном дыхании, а иногда мучительно долго. А иногда сам замысел занимает больше времени, чем исполнение…

Картина-настроение. Возвращение домой… Дверь на замке. Заросший бурьяном порог. Дождь… и нахлынувшие воспоминания…

***

Неожиданно потянуло в средневековье. Глубокого смысла тут не прослеживается. Так сказать, бытовая сценка. Видимо, лавры «Декамерона» не дают покоя…

***

Кошки наматывают на клубки старушку, сотканную из ниток…Чего только не рождает больное воображение!

***

Навеяна, если мне не изменяет память, немецкими сказками. Периодически возникает желание окунуться в этот волшебный мир с лесными обитателями и замысловатыми переплетениями ветвей… Видимо, ощущения сказки живут в человеке в течении всей его жизни…

 ***

Вроде бы непритязательное творение… Люблю мелочи… Как ни странно, из них всё складывается…

***

В основе – мечта шута, желание освободиться от гнёта, стать свободным. Я постарался расширить рамки темы. Шут пытается перепрыгнуть на игрушечном коне через пламя… Тут и король, и инквизиция, и человек, раздувающий мехами огонь…

На этом торжественно умолкаю…

– В заключение – «Всадник на драконе» с пожеланиями в легком полете преодолеть все трудности!

– Да будет так! Еще раз благодарю за интересную беседу. Здоровья, вдохновения и новых замечательных произведений всех жанров!

Зинаида ВИЛЬКОРИЦКАЯ

Эдуард БРЕСЛЕР