Надежда Исмайлова | Четыреста синонимов беды

Эмин лежал на старом проваленном диване, разглядывая трещины на потолке. Вставать в такую рань не хотелось. За тонкой стеной приглушенно ссорились родители.

— Ты на календарь смотришь? Осталось две недели до начала занятий, — это мама и раздраженный голос отца:

— А что я могу сделать? Тарлан обещал предложить натюрморты кафе «Зогал», сегодня отнесу.

Эмин наизусть знал эти утренние диалоги. Сейчас мама скажет, что не позволит и дальше морочить ей голову: то он отнес картины, то собирается, то хозяин в командировке, то скончался. И нечего кивать на кризис в культуре. Вон Халык, папин коллега, устроил персональную выставку, продал картины, купил джип, потому что не ждет у моря погоды, не ждет, когда кто-то к нему постучится, а сам стучится во все двери. Волка ноги кормят. Папа возразит, что он — не волк, а — художник. Мама напомнит, что он еще и отец, который обязан дать сыну нормальное образование. И если до конца месяца он не достанет эти несчастные пятьсот долларов на плату за семестр, она будет вынуждена пойти на крайний шаг. Эмин знал, какой: сдать папину мастерскую в аренду под магазин.

— Никогда! — вдруг рассердился отец и сказал нечто такое, от чего Эмин скатился с дивана. — Хочет учиться, пусть зарабатывает сам. Я умываю руки, я банкрот, у меня нет денег. Кстати, никакие картины Халык не продает. Это блеф, джип и выставки финансирует его сын Маис. Между прочим, ровесник Эмина.

Ничего страшного, почти ничего, успокаивал себя Эмин, но слова отца задели его самолюбие. Надо принять душ, одеться и выйти из дома. Вот что надо сделать. Родители не знают, что все каникулы он проводит не на пляже, а подрабатывает, где придется. Хотел сделать им сюрприз, собрал восемьдесят два доллара, осталось — четыреста восемнадцать.

— Сынуля, ты проснулся? — ласковый голос матери застал его в передней. Он выскользнул на площадку, аккуратно прикрыв дверь.

С чего начать? На прошлой неделе Эмин оставил свой application в Торговой палате (он разослал их по 20 адресам). Возможно, что хмурый менеджер обрадуется его приходу, как раз ждет его, чтобы послать в Загульбу на международный семинар. Требуется перевод с английского. Три дня по З0 долларов. Но, увы! Менеджер мрачно сообщил, что никаких заявок на сегодня нет и до конца месяца не будет.

У входа в офис «Красного Креста» толпились ребята.

— Здесь без связей не пробьешься.

— Никаких вакансий до конца года не будет, какие-то проблемы с поставками гуманитарной помощи.

— «Евразия» набирает переводчиков с французского.

— Я оттуда, они набрали.

— Опять день пропал, — Эмин решил попытать счастье на рынке труда.

До перекрестка Низами-Пушкинская, где обосновалась уличная биржа, он добрался минут за двадцать. Тоже толпа и такое же нервное ожидание. Солнце загнало людей под маркизы, деревья и подворотни, но как только на горизонте появлялся некто, похожий на клиента, с криками и табличками: «Мастер на все руки», «Слесарь восьмого разряда», «Укладка кафеля по разумной цене», они кидались ему наперевес. Спрос явно превышал предложения. Эмин пристроился к группе плотников.

Мимо проехала красавица Ferrari Enzo, неожиданно резко затормозив, вернулась на угол. Соискатели заволновались, облепили машину, а она, рассекая толпу, рулила к Эмину. «Опять студента берут». «Везет же парню».

Владелец Ferrari, худой бледный молодой человек с темными волосами и надменным взглядом, ловким изящным движением распахнул дверцу: «Садись».

— Будь осторожней, мальчик, — шепнул Эмину старый плотник, — сейчас много пакостников кругом.

Машина с Пушкинской свернула на широкий проспект Гаджибекова, водитель прибавил скорость, но на повороте к морю замерла в автомобильном потоке.

— А ведь ты тот самый Эмин Гуламов.

— Что значит, тот самый?

— Ну, тот, что сам поступил на международное право. Круглый отличник, сам одолел английский, французский, испанский, читает Коран на арабском. Знает пять тысяч семьсот сорок семь синонимов слова «верблюд» и я забыл, сколько-то — «беды»…

— Четыреста, — рассмеялся Эмин.

— Четыреста синонимов беды — уже беда! Мои старики все уши прожужжали, какой ты продвинутый.

— А ты тот самый Маис Халык, который устроил отцу выставку и подарил джип, я не сразу тебя узнал.

— Старик этим хвастает? — удивился Маис, — вот дурак. А что ты со своими талантами делаешь на невольничьем рынке?

— Зарабатываю на учебу.

Трасса ожила, машина свернула на проспект Нефтяников. Маис поставил диск, салон заполнили тягучие ритмы Rosas Cantina Deep Purle.

— Нравится?

— Мрачновато для солнечного дня.

— Переведи, что они поют…вот это место.

— «Некоторые называют это самоубийством, я бы назвал это — рай…»

Перед Баиловским подъемом у фонтана «Бахрам Гур» снова попали в пробку… Зазвонил мобильный. Маис взорвался:

— Слушай, отстань, а? Нет, не надо, и приходить не надо. Мне ничего не нужно. А ты, в последнюю очередь», — закончил фразу соленым матерным словом. После паузы задумчиво спросил:

— Скольких телок ты уже т——л?

Смутившись, Эмин пробормотал что-то невнятное.

— А я неутомимый! — он произнес это сокрушительно, закончив фразу тем же соленым словом.

— Чем ты занимаешься? Где работаешь? — Эмин аккуратно перевел скользкий разговор на другую тему.

Брызнул дождь. Маис опустил стекла машины.

— Глобальный вопрос. Я профессиональный крупье. Немного игрок. Пожалуй, еще сутенер: я беру деньги с проституток, если устраиваю ангажемент. Немного вор, изредка гуляю по карманам пьяных клиентов. Да, еще женщины — меня очень и очень любят замужние дамы, — объяснил он с простодушием девушки, которой выпала удача родиться красивой.

Эмин не знал, как реагировать. В его жизни не было человека, который с такой откровенностью выставлял свои пороки. Его спросили. Он ответил. Коротко и ясно. Без размышлений и уловок. Кто этот тип? Кретин, позер, циник, герой нового времени?

— Ах, какой я безнравственный! Да? — рассмеялся Маис, заметив растерянность собеседника, — ну, что есть, я никогда не лицемерю.

— Тебе бы жить в средние века… тогда не знали нашего лицемерия. Грешников не стыдились. Просто ставили на колени и поднимали глаза к небу…

Трасса позволяла разогнаться, и Маис включил самую высокую скорость, но машина не раскачивалась, двигалась плавно и уверенно, и в салоне витал приятный ветерок, напоенный запахом моря.

— Мне подошло бы другое время, — c тоской вздохнул он. — Ты знаешь, что Заратустра жил в Баку?

— Почему ты вспомнил Заратустру?

— На прошлой неделе я возил московских гостей в Атешгях, какое-то время Заратустра жил в этом храме огнепоклонников.

— Одна из версий? — усмехнулся Эмин.

— Вот было время. Все ясно. Ни безработицы, ни казино, ни сутенеров, ни газопроводов. Природа и человек. У каждого свой путь, своя забота. Пастухи кормили народ, воины — защищали. Им было совершенно наплевать на мир, на образование, вернисажи, премии Нобеля. Им было важно знать, кто враг и кто друг. Где добро, где зло. Всего три молитвы в день Солнцу. Восход. Полдень. Закат. И райская жизнь на том свете!

— И семьдесят две прекрасные девы в награду!

Они рассмеялись.

— Я был бы хорошим огнепоклонником, — размечтался Маис.

— У них символов больше, чем синонимов у арабов, — сказал Эмин, -и все — за семью печатями.

Машина свернула с трассы на узкую улочку, ведущую к морю. Затормозив у решетчатых ворот и сунув купюру строгому охраннику, Маис въехал в прекрасный ухоженный сад, в конце которого в тени деревьев прятался двухэтажный дом.

— Выходи, — сказал он, внезапно изменившись в лице.

В конце аллеи их ждал некто в белом халате, с голосом на две октавы ниже человеческого. Эмин понял, что это врач, что он уклончив, прячет глаза, что какой-то важный анализ пока не готов, нет нужных реактивов, но во всех случаях надо начинать принимать препарат, который стоит кучу денег и творит чудеса.

— Медицина не стоит на месте, надо только набраться мужества и терпения, — проворным движением фокусника он выдернул из рук Маиса конверт с деньгами, который моментально переселился в обширный карман халата и, ободряюще помахав посетителям, пообещав позвонить, как только, так сразу, исчез так же внезапно, как появился.

— Не ожидал? Хороший ты человек, — разглядев ужас на лице Эмина, усмехнулся Маис.

— Где ты выкопал врача с таким голосом?

— О СПИДе нельзя говорить нежно, — он присел на скамейку, — знаешь, по дороге сюда, я чуть в штаны не наложил от страха… потому и тебя прихватил. Теперь отпустило: чему быть, того не миновать. Рановато, конечно… — и помолчав, — Какой из четырех синонимов беды подходит к моей ситуации?

— Поражение… испытание.

Маис вытащил тридцать долларов из заднего кармана брюк.

— Твой гонорар за потраченное время.

— Забудь, этих денег все равно не хватит, у меня поменялись планы.

— Неужели оставишь университет?

— Хочешь, я поведу машину? — предложил Эмин — поедем на берег, в Амбуране расслабимся.

— Ты почитаешь мне Коран на арабском?

— Неплохая идея, если ты нарисуешь тайные символы Зоро.

На следующее утро посыльный принес Эмину конверт: в нем было пятьсот долларов и записка: «Отдашь с первого контракта. Я дождусь. Маис».

Надежда Исмайлова

Иллюстрации Маргариты Керимовой-Соколовой «Тайные символы зороастризма».