Нина Косман | Как я перестала быть отличницей

Рассказы из моего советского детства

Когда мне было восемь лет, моeму папе разрешили поехать за границу — навестить сестру в Англии. Я никому в классе не говорила, что мой папа за границей, так как знала, что их родители не могут туда поехать, и я не хотела хвастаться своим папой, чтобы они не подумали, что моя семья как-то отличается от их семей, а мой папа — от их пап.

Папа привез из Англии много интересного — рулон мягкой туалетной бумаги, жвачку, банку кока-колы… Но его главным подарком мне были часы. Это были настоящие часы, не игрушечные; я носила их по воскресеньям, но в школу я их не носила, так как не хотела, чтобы мои друзья знали, что мой папа привез мне из-за границы то, чего у них нет: я не хотела отличаться от других. Но хотя я и не носила мои часы в школу, мои друзья вскоре о них узнали. Они восхищались ими.

Мои друзья стояли рядом со мной и наблюдали, как движутся стрелки. Они просили дать им поносить мои иностранные часы хоть несколько минут.

Раз уже все знали про мои часы, я стала носить их каждый день. Теперь каждый хотел сидеть рядом со мной и смотреть на мои часы, но все они не могли сидеть за моей партой. Вместо этого они то и дело оборачивались на меня и показывали пальцами на свои собственные запястья без часов: сколько времени осталось до конца урока? Если оставалось пять минут, я поднимала пять пальцев; десять минут — десять пальцев и т.д.

Раньше я была отличницей, но когда я стала носить в школу часы, я уже не слушала, что говорит учительница. Я была занята подсчетом минут.

Однажды директорша школы вошла в наш класс за четыре минуты до звонка, — как раз, когда я поднимала четыре пальца. Она подошла к моей парте и спросила, где я взяла эти часы. Я так её боялась, что не могла ничего ответить.

Учительница ответила за меня:

— Отец привез ей часы из-за границы.

Директорша взяла у меня часы и велела мне встать.

— Не так давно эта девочка была отличницей, — сказала она, положив мне руку на плечо. — Что же случилось с Ниной К.? Почему она стала хуже учиться? Почему она стала получать четверки вместо пятерок? Теперь мы знаем.

Директорша держала мои часы высоко, чтобы они всем были хорошо видны.

— Это, — сказала она, — и есть то, чем пользуются капиталисты; этим они портят наших советских детей. Строят у себя там специальные фабрики, на которых делают такие вот часы для наших детей. Когда эти часы попадают в руки советского ребенка, ребенок меняется, хороший ребенок становится плохим, перестаёт слушать учительницу, плохо учится. А им того-то и надо! Посмотрите на Нину. Она думает, что она лучше всех. Она думает, что она особая только потому, что у нее есть то, чего нет у других. Но в глубине души она не хочет быть особой. Она хочет быть, как все. Не так ли, Нина?

Комок в горле не давал мне говорить, из глаз текли слезы. Я чуть кивнула. Я была с ней согласна.

СЕКРЕТ

Моя школа была далеко от дома. Раньше папа возил меня в детский сад на троллейбусе, а когда я стала побольше, Дора Михайловна стала возить меня на трамвае в школу. Когда Доры Михайловны не было, я немного по ней скучала. После школы мы ходили за продуктами. Мы стояли в одной длинной очереди за маслом, в другой — за мясом, в третьей — за овощами. Люди в очередях выглядели усталыми, и мне было скучно стоять в очереди. Но с другой стороны мне это нравилось, потому что пока мы там стояли, Дора Михайловна рассказывала мне всякие истории.

Один раз, когда, наконец, подошла наша очередь, Дора Михайловна не могла найти кошелек с деньгами. Этот кошелек дала ей моя мама. Она перерыла свою сумку, выпотрошила все карманы, но кошелька не было. Она выглядела такой несчастной, я думала, она сейчас заплачет.

— Как я посмотрю в глаза твоей мамы? Что она подумает?— Я надеялась, что мама на неё не будет сердиться, но я не была в этом уверена.

— Что если она подумает, что я украла эти деньги?

— Я скажу, что вы не виноваты, Дора Михайловна! Я уверена, что мама на вас не рассердится.

Но я понятия не имела, что мама подумает. Может, она захочет, чтобы кто-то другой возил меня в школу и стоял в очередях за покупками. Я решила, что если мои родители наймут кого-то ещё, я вообще не буду в школу ходить.

Но я напрасно волновалась. Когда мама узнала, она поверила Доре Михайловне и ничего не сказала.

Однажды, когда мои родители были на работе, Дора Михайловна вытирала пыль и зацепила рукавом папину «Спидолу». «Спидола» свалилась на пол. Дора Михайловна подняла её, включила… Но звука не было.

— Ну вот, — сказала она грустно. — Когда твой папа узнает…

— Дора Михайловна, — сказала я. — Я скажу, что это я сделала. Тогда он не рассердится на вас.

— Спасибо, Ниночка, но я не хочу, чтобы ты говорила неправду даже для того, чтобы мне помочь. Если твой папа рассердится и не захочет, чтобы я работала у вас, это лучше, чем говорить ложь.

Она оставила папе записку о том, что произошло. Мол, ей очень жаль, но что же ей теперь делать, разве только честно об этом ему сказать? Она закончила убирать пыль, разогрела обед, поставила передо мной тарелку с бульоном и, когда я окончила есть, ушла.

Я пыталась делать уроки, но все думала о записке и о том, что будет, когда папа вернется с работы. Как он будет жить без «спидолы»? Каждый день после ужина он слушал только одну радиостанцию — БиБиСи. Это была особая радиостанция: она приходила к нам из-за границы. Папа говорил, что ему надо слушать новости по БиБИСи, потому что наши советские радиостанции и газеты не сообщают нам о том, что происходит в мире.

Диктор БиБиСи был за границей, поэтому его голос был тонким и слабым. Папа говорил, что плохо слышно не потому, что БиБиСи так далеко, а потому, что советское радио глушит БиБиСи, чтобы советские люди не слушали заграничные станции. Он поворачивал радио налево, направо, опускал его на пол, поднимал, крутил его в руке, и иногда от всего этого голос БиБиСи становился чуть слышнее.

— В нашей стране только один способ узнать правду о том, что происходит в мире — только слушая БиБиСи. Вот почему я это делаю, Ниночка, — говорил он, держа спидолу на протянутой вверх руке или ударяя ее кулаком.

Он не включал радио на полную мощность и всегда проверял, закрыты ли все окна и двери, чтобы наши соседи не знали, что он слушает эту радиостанцию. БиБиСи было нашим секретом.

Мой брат и я не должны были говорить об этом в школе и в разговорах с друзьями. Я боялась, что могу вдруг сказать «БиБиСи» просто так, даже когда разговор был о чем-то совсем другом. Я сидела в классе и вместо того, чтобы слушать учительницу, всё думала о БиБиСи и чувствовала, что я храню важный секрет, и от этого секрета зависит судьба всего мира.

Вдруг раздавался голос учительницы:

— О чем размечталась, Нина К.?

— О Би… Ни о чем.

Каждый раз я во время сдерживалась и ни разу нe произнесла вслух запретные буквы.

Поэтому, когда Дора Михайловна сломала радио, я была и рада, и не рада. Мой папа не будет больше слушать БиБиСи, так что у нас не будет больше тайн, и я не должна буду бояться выболтать эти три запрещенные буквы. Я устала носить с собой эту тайну. Но если Дора Михайловна перестанет работать у нас из-за «спидолы», то это будет не так хорошо. Спидола была папиным сокровищем.

А что, если папа будет так расстроен, что он скажет Доре Михайловне никогда больше к нам не приходить, подумала я. Кто тогда будет водить меня в школу?

Я думала, может быть, лучше спрятать записку Доры Михайловны и сказать папе, что я сама сломала радио. Но тогда вместо секрета БиБиСи у меня будет секрет спрятанной записки, а ведь Дора Михайловна не хотела, чтобы я ради неё что-то скрывала. Пока я пыталась решить, что делать, настал вечер, и папа пришел домой.

Он прочитал записку и не рассердился. Он ей доверял — ведь любой мог бы уронить радио. Он починил свою любимую «спидолу» и продолжал слушать БиБиСи каждый вечер. А я продолжала носить с собой свою тайну. Каждое утро, сидя рядом с Дорой Михайловной в трамвае по дороге в школу, я напоминала себе: «нельзя говорить БиБиСи, нельзя говорить БиБиСи». Мне особенно хотелось произнести вслух эти буквы на уроке арифметики, когда в классе было совсем тихо — все молча решали задачки, а у меня от скуки вертелось в голове «БиБиСи — БиБиСи — БиБиСи.»

Нина КОСМАН