Виталия Белостоцкая | …И с праздником!

…И с праздником!

А два года назад, тоже на Хануку, со мной случилось странное. Да, оно было, опосредованно, связано с ханукальной денежкой. Но еще — благодаря ей, всплыли самые первые воспоминания в Израиле. Самые. Я теперь, периодически, буду ставить на Хануку этот рассказ…

Ну ничего себе мне на праздник хануке гелт* подсыпали. Вот сейчас вернулась из банка, перевела на свой счет. Я забыла про эти деньги. Не говоря уже о том, что их было намного меньше. Эти деньги — моя корзина абсорбции. Те, что давали одиночке. А вот почему я их столько лет не трогала — это отдельный рассказ.

23 июля 1991 года я приехала в Израиль. Как я ехала — это интересная смесь разума и идиотизма. С одной стороны — я ехала, закончив ульпан «алеф». То есть — могла объясниться в простейших ситуациях. С другой — я совершенно не озаботилась такими вещами как, скажем, программа для молодежи, программа для одиночек, из Бен Гуриона приехала в Тель-Авив, в специальную гостиницу для новоприбывших, не желая обременять знакомых, уже живших в стране. На следующий день туда пришли работники министерства абсорбции, помогли нам открыть счета в банках для перечисления корзины, помогли записаться в больничную кассу. Потом всех стали развозить по их программам, в основном — по кибуцам, «Первый дом на родине», еще что-то. Но все это были программы для семей. А я была одна.

К вечеру гостиница опустела. И ко мне подошел портье, очень пожилой человек по имени Хаим, говоривший по-русски с прибалтийским акцентом.

— А за тобой когда приедут?

— А кто за мной приедет?

— Так, погоди. У тебя какая программа?

— Нет у меня программы…

— Тебе же в школу надо, нет?

— Какая школа еще! Я после института!

— Правда, что ли? Выглядишь, как школьница. И что ты собираешься делать?

— Мне нужен ульпан Бет.

— А Алеф? Не нужен?

— Алеф закончила уже…

Хаим перешел на иврит. Говорил очень медленно и внятно. Простыми словами. Я медленно, с ошибками, отвечала.

— Да, тебе нужен Бет. Подумайте, какой серьезный человечек, приехала с языком хоть каким-то. Где ты будешь учиться?

-Не знаю…

Хаим сказал мне: «Оставь мне теудат оле и иди погуляй», — и засел за телефон.

Он звонил в разные места, говорил на иврите, на русском, на латышском… Где-то напирал, где-то просил, где-то объяснял… Я шаталась вокруг его комнаты… Примерно через час он позвал меня и сказал:

— Ну, так. Все ульпаны с программами начинаются с первого сентября. Ты поедешь в мошав Нордия, это возле Нетании, там моя сестра работает, она тебя внесла в списки. На Бет было место.

— Ух ты! Спасибо! Значит — все в порядке?

— Да ты погоди, в порядке у нее все. Где ты будешь до первого сентября?

— Ну… Здесь, наверное, и буду…

— Ты с ума сошла? У тебя на гостиницу вся корзина уйдет!

— Ну, значит уйдет, что ж поделаешь…

— Так, иди еще погуляй… Я хочу тебя пристроить до шаббата, чтобы тебе не платить за гостиницу в выходные. Месяц она будет сидеть в гостинице, хорошенькое дело…

Хаим опять засел за телефон. А я опять пошла шататься по гостинице, размышляя о том, что эти взрослые вечно волнуются по пустякам…

Еще через час он меня позвал.

— Ну, значит так. Завтра с утра за тобой приедут из кибуца Наан. Завтра пятница, они хотели уже с начала недели, я настоял. Там тебя возьмут волонтеркой, жилье, еда. Четыре часа в день будешь там работать, где-нибудь. Где не тяжело. Там ничего платить не надо. А перед началом учебного года — переедешь в Нордию на учебу.

— Ух ты! Как все устраивается!

— Устраивается, когда устраивают. Слушай, я тебя тоже хочу попросить об одолжении. Чтобы ты меня выслушала внимательно, запомнила и поверила.

— Я слушаю же.

— Слушай. Я не просто так тут делал восьмерки в воздухе. Я хотел сберечь твои деньги. Тебе их дали, ты думаешь — потом еще дадут. Не дадут. Деньги в Израиле очень непросто достаются. Береги то, что есть. Это — на кусок хлеба, на крышу над головой. Это — твоя безопасность на крайний случай. Поняла? Нет, ты не понимаешь сейчас. Просто — поверь.

Хаим говорил очень серьезно, видно было, что он волнуется… И ему удалось меня убедить, не словами, а вот именно искренним волнением.

На следующее утро Хаим вытаскивал из гостиницы мой чемодан, впихивал его в кибуцную машину, усаживал меня в нее же. И, уже когда машина тронулась, крикнул вслед:

— Береги корзину! Второй раз не дадут!

Эти деньги лежали на счету долго, очень долго. Я сняла немножко на первый месяц аренды квартиры в Ариэле, в начале 1992 года, уже после ульпана. И больше я их не трогала. Даже когда строила свой первый дом. И денег вообще не было, одни долги… Просто вот сумел он до меня донести — это деньги на случай, когда нечего есть. Такого случая у меня не случилось…

Я положила на этот счет четыре тысячи шекелей. Корзину одиночки.

Две недели назад мне позвонила тетка, работник банка Леуми и сказала, что, поскольку на счету не было действий много лет, не хочу ли я их забрать. Я попросила перебросить их из Тель-Авива поближе к дому.

— Все 14 тысяч?

— Cко-о-олько?! Наверное, четыре! Это ошибка, слушай. Я их никогда даже не закрывала в сберегательную программу. Они были на открытом счету всегда.

— Если больше года нет действий — банк сам их закрывает. Или вкладывает в ценные бумаги. У тебя 14487 шекелей и 47 агорот.

— Ой!

— Да. Так я перевожу в Рош Аин?

— Ну, давай.

— Через неделю будут там. Подъедь с теудат зеутом** и забери. И с наступающим.

Хаим. Вот сейчас, через 27 лет, в этом мире ты, или в лучшем — спасибо. И не эти 14 тысяч мне важны сейчас. Это приятно, но не более того. Но ты дал мне первый в Израиле урок, и с ним я вошла в абсорбцию. А урок был не только о деньгах. Спасибо. И с праздником.

 

P.S. На фото я. Четыре дня в стране. Это меня в кибуце встречали с цветами.

* Хануке гелт — ханукальная денежка, на Хануку дарят детям.

**Теудат зеут – израильский паспорт

Виталия Белостоцкая