«Новый Континент» Американский литературно-художественный альманах на русском языке
ЛИНГВИСТИЧЕСКАЯ МАСТУРБАЦИЯ
и её последствия
Скажу сразу — я ничего не имею против лингвистической мастурбации (далее ЛМ), она является вполне здоровым проявлением обычной графомании. К слову сказать, и графомания, на мой взгляд, не является пороком (при условии, если она не наносит вреда здоровью пациента и окружающих).
Опасность ЛМ в том, что её выдают за литературу. И не просто за литературу, а за особо интеллектуальную — литературу для избранных. А к избранным у нас пытается примкнуть всякий, кто ещё не избавился от привычки читать книги.
***
Портрет литератора, страдающего этим недугом, знаком каждому: он (или она) неприветлив до мрачности, на вопросы отвечает туманно, тон высокомерно-поучительный — так обычно разговаривают с детьми и дураками. Речь свою такой литератор украшает непонятными терминами и изысканными комбинациями слов, уместными в философских трактатах и инструкциях по использованию химических красителей.
Тем же манером автор придумывает и названия для своих книг, цель — не дать читателю информацию о том, что внутри, как это делалось на протяжении тысячелетней истории литературы («Одиссея», «Король Лир», «Преступление и наказание», «Мастер и Маргарита»); главная цель — озадачить читателя. Согласитесь, книга с названием «Анатомия воздуха», «Предместья памяти» или «Авгуриания», не говоря уже про «Онейрографию зла» или «Бибизонг» может быть про что угодно — от экзистенциальных упражнений слепого музыканта (или сантехника) до антиутопии в параллельной вселенной.
Откроем такую книгу: что же там происходит? А ничего. Писательское кредо приверженцев ЛМ — отрицание сюжета. Они вам уже сообщили, что в литературе существует всего 22 (или 36) сюжетных конструкций, которые были использованы миллиард раз. И что они не намерены тратить свой талант на нафталиновые экзерсисы, и что их цель — поиск новой формы, а метод — фиксация интуитивных эмоциональных турбуленций (последнее можно заменить любой абракадаброй). Такую прозу принято называть «завораживающей» и «таинственной», критики, не желающие прослыть невеждами, вовсю пользуются лексиконом ЛМ; их статьи набиты фразами «чуткий нерв повествования», «иллюзорная ткань текста», «внутренний диссонанс мысли автора с инфернальностью бытия. Они, критики, советуют не просто читать текст, в непременно в него погрузиться. Или наоборот — впрыснуть текст в свой кровяной поток, пустить его по венам и сосудам, прогнать сквозь все желудочки сердца.
«… в начале ещё можно сквозь расписные окна его поразительной прозы различить какой-то сад, какое-то сонно-знакомое расположение деревьев… но с каждым годом роспись становилась все гуще, розовость и лиловизна все грознее; и теперь уже ничего не видно через это страшное драгоценное стекло, и кажется, что если разбить его, то одна лишь ударит в душу черная и совершенно пустая ночь».
Непременная составляющая произведения ЛМ это глубинная философия. То есть, на поверхности её нет, но если ты обладаешь чуткостью, интеллектом и специальной подготовкой, то тебе непременно откроется закодированная мудрость. Озарение снизойдёт на тебя, как откровение на апостола Иоанна, что случилось со стариком на островке Патмос.
Ты поймёшь сразу всё — почему от чтения этой книги хотелось удавиться, отчего в поступках героев нет не только логики, но и здравого смысла, тебе станет ясно, что сюжет действительно не нужен, впрочем, как не нужен и финал.
Лингвистические мастурбаторы любят называть себя продолжателями творческих изысканий Джойса, Платонова и Гессе, слово «мейнстрим» они произносят с высокомерным пренебрежением, о Гоголе и Толстом говорят, как о престарелой родне — симпатичные старички, милые, но глуповатые, конечно, даже айфоном не умеют пользоваться. О своих коллегах, не практикующих ЛМ, избегают упоминать вовсе, как о чём-то не совсем приличном: «Это ж чтиво. Вроде Донцовой или, как его, Акунина».
***
Монополия, то есть отсутствие здоровой конкуренции при создании равных условий для всех участников, неизбежно грозит стагнацией. Застоем. Узурпация, к примеру, обувной промышленности приведёт к тому, что через несколько лет всё население страны будет ходить в одинаково уродливой обуви. Как в СССР, когда наших шпионов вычисляли за границей не по акценту, а по ботинкам марки «Скороход».
Монополия в сфере культуры грозит более серьёзной бедой — духовной деградацией нации. Книжная отрасль — самая важная, поскольку литература это не только книжки, это фундамент кино и театра, телевидения и журналистики. Представьте себе гипотетическую страну, назовём её Авгуриания, где царствует невежественный тиран, который раздаёт отрасли промышленности своим холуям. Причём, руководствуясь исключительно соображениями преданности ему лично. Тиран чужд культуре, сам он книжек не читает, да и другим не советует — любой тиран знает: в книгах могут быть мысли, а от них — от мыслей — всё зло и угроза стабильности.
Поэтому в Авгуриании всего одно издательство. Другие выполняют роль лилипутов в цирке и оставлены для потехи — они вместе выпускают в год пять книг общим тиражом двадцать три экземпляра. Это даже не ложка дёгтя, это — ложка мёда в бочке дёгтя. Суть тирании элементарна, она была обкатана в благостные времена светлого средневековья. Её квинтэссенция — вертикаль власти: наверху главный тиран — тиранище, под ним тиранчики, которым в свою очередь подчиняются тиранята.
Один из таких тиранят и руководит всей современной литературой Авгуриании. А чтоб не было сомнений у наивных, он даже назвал эту редакцию в свою честь. Невероятно, но факт. Кстати, быть даже мелким тираном невыносимо приятно: бытие выглядит осмысленным, ты окружён уважением, твоего гнева побаиваются мелкие млекопитающие; а если ты тиранёнок ещё и с чувством юмора, то вообще наступает перманентное удовольствие. Помните тех портных из сказки про платье короля? Как они издевались над придворными — помните?
Как тебе в рот смотрят придворные критики — слова твои золото высшей пробы. И для журналистов ты почти Дельфийский оракул, да и жюри литпремий у тебя на коротком поводке. Писатели — те так просто цепенеют от одного взгляда, ведь именно ты можешь назначить одного в гении, а других смести и отправить в литературное небытие.
А какое блаженство ощущать себя вершителем судеб — крохотным, но всё-таки божком на своём персональном — низеньком — но всё-таки Олимпе. Невольно хочется пошалить. К примеру, объявить недоучку и клоуна светочем современной прозы. Или раздуть неуклюжую книжонку в бестселлер национального масштаба. Инфантильные записки из жизни кроликов наградить титулом «Роман года» — да, у них в Авгуриании есть и такой титул. Их литературный процесс напоминает спортивные состязания, причём, правила меняются по ходу действия и зависят от одного человека — того самого редактора-тиранёнка. Не читатели решают, какие книги им читать, а он. И бедный читатель берёт книгу: он читает и зевает от скуки, стиснув зубы он продирается сквозь страницы, он пытается раскопать скрытый смысл и разглядеть тайные знаки — увы, их там нет. Закрадывается крамольная мысль, что это не литература, а словесная ахинея. Но как быть с премиями и экранизациями, с шквалом восторженных статей? К тому же критики уже намекнули, что роман этот не для всех, что чтение этой книги требует чуткой работы души, тонкой настройки естества на волну авторских турбуленций, погружения в ткань текста — говоря проще: если тебе не понравилось, то ты дурак. Быть дураком обидно и поэтому читатель просто перестаёт быть читателем. Он говорит себе — лучше я выпью пива и погляжу детектив. И подожду того мальчонку, который скажет, что король гол.
***
Авгуриания – страна вымышленная, автор уверен, что таких стран просто не бывает. В обычных странах, где живут люди, популярность писателей и их книг определяют читатели. Там существует антимонопольный закон, который не позволяет узурпировать книжную индустрию. Там издательства соревнуются друг с другом, причём, не только за читателей, но и за писателей. И платят этим писателям настоящие гонорары.
Возможно, вы удивитесь, но в тех странах тоже существуют лингвистические мастурбаторы. И их книги тоже издают. И у них есть свои читатели — их немного, но они есть. Окружающие их не осуждают и относятся толерантно, с пониманием, в конце концов, это же не какое-то опасное извращение. А национальными бестселлерами становятся книги, входящие в мейнстрим, в крепкую и добротную литературу, написанную не для собственного удовлетворения, а для людей. Для большинства читателей. Именно для них были написаны и «Анна Каренина», и «Идиот», «Мёртвые души», и «Великий Гетсби», «Гамлет», «Лолита» и тысячи других великолепных книг с живыми героями, захватывающими сюжетами. Книги, от которых невозможно оторваться и которые невозможно забыть.
Курсивом выделена цитата В.Набокова.
Валерий Бочков
Вермонт 2022 ©