Виктор Финкель | Трагическая шарада Булата Окуджавы

Шарада ночь и главных слов
С тобою мы никак не сложим
И что-то важное от нас все время
Ускользает прочь
М.Шуфутинский и К.Лель
Песня «Шарада-ночь»

А дальше — провалы, пролеты, разъезды, пути, фонари,
Ночные пространства, пустоты, и пустоши, и пустыри,
Дмитрий Быков «Сон о круге»

В серьезной книге Д.Л.Быкова «Булат Окуджава» о поэтическом стиле Булата Шалвовича Окуджавы написано следующее: «окуджавская рамочность», когда сказано все и ничего». «Окуджава создает «рамочные конструкции, в которые каждый волен поместить собственные картины — свою судьбу, память произвольные ассоциации. Это особенный метод, позволяющий сказать все, ни о чем не говоря напрямую.» И далее: «Ни время, ни место, ни характер действия не указаны, каждый вычитывает свое».

Зачастую, это именно так! Вместе с тем, нередко, ситуация совершенно иная. — В особенно серьёзных случаях, когда Окуджава стремиться передать Вам принципиально важный мессидж, но, в целях собственной  безопасности, не хочет, чтобы он был понятен власть предержащим, и использован против его, он оперирует совершенно иной методикой.

Заключается она в пропуске строк по древнему школьному принципу: «одну строчку пишем, две в уме». А при необходимости остаются в уме и три, и четыре, и пять. Но эти пропущенные строчки в уме Окуджавы. Что касается читателя, то он их не знает! При этом логика и последовательность мыслей теряется, как теряется и повод для преследования его властями, а эмоциональность стихотворения-песни сохраняется, благодаря целостности мелодии и рассеянным по сохранившемуся тексту подтекстам и намекам. Как правило, грустным. Почти как у Бориса Рыжего «Есть в днях осенних как бы недомолвка/намек печальный есть в осенних днях»

Таким образом, Окуджава сознательно делает свои стихи трудно расшифровываемыми ребусами. Прекрасные песни Булата Окуджавы — это неочевидная очевидность с мощным, безусловным, но сознательно затененным, затуманенным, подспудным, в сущности, зашифрованным смыслом.

Это природный стиль великого барда или…? Или! — Булат Шалвович Окуджава был мыслителем, мудрецом, а возможно, и провидцем, настрадавшимся в коммунистическом государстве за десятерых. Около двадцати лет он числился сыном расстрелянного предателя и врага народа! Достаточно сказать, что, находясь в армии, чтобы уцелеть, он несколько раз был вынужден доносить на себя самого («Сообщаю Вам, что я сын врага народа, чтобы вы знали, что я ничего не скрываю»!). Все это привело к формированию конспиративного характера мышления. Окуджава сознательно путает следы, чтобы его не могло преследовать злобное государство, тупая и ничего не прощающая партия, вездесущее КГБ, въедливые цензоры, бдительные и трусливые творческие объединения и прочая челядь и присные…. Вот откуда эзоповский стиль и нескончаемые умолчания, умолчания, умолчания…

Одной из таких, наиболее загадочных и явно закодированных песен, за которой стояло, безусловно, трезвое, определенно страшное и абсолютно неприемлемое для толпы и государства знание, является «Песенка о солдатских сапогах». Приведем её целиком и попробуем расшифровать.

Песенка о солдатских сапогах

Вы слышите: грохочут сапоги,
и птицы ошалелые летят,
и женщины глядят из-под руки?
Вы поняли, куда они глядят?

Вы слышите: грохочет барабан?
Солдат, прощайся с ней, прощайся с ней…
Уходит взвод в туман-туман-туман…
А прошлое ясней-ясней-ясней.

А где же наше мужество, солдат,
когда мы возвращаемся назад?
Его, наверно, женщины крадут
и, как птенца, за пазуху кладут.

А где же наши женщины, дружок,
когда вступаем мы на свой порог?
Они встречают нас и вводят в дом,
но в нашем доме пахнет воровством.

А мы рукой на прошлое: вранье!
А мы с надеждой в будущее: свет!
А по полям жиреет воронье,
а по пятам война грохочет вслед.

И снова переулком — сапоги,
и птицы ошалелые летят,
и женщины глядят из-под руки…
В затылки наши круглые глядят.
1957

Начнем с названия: «Песенка о солдатских сапогах». Слово «песенка» — это нечто лёгкое, мягкое, почти нежное. «Солдатские сапоги» — грубое, нечистое, пахнущее солдатским потом и нестиранными портянками, просмоленное, изготовленное из плохо звучащей кирзы… «Песенка» и «сапоги» не стыкуются, — почти оксюморон. Но, это лишь начало проблем этого подлинно заминированного названия. Приведу фрагмент из статьи «Обувь в Красной Армии 1940–1945 гг.»:

«В начале войны советские солдаты носили на ногах упрощенную и облегченную обувь — ботинки с обмотками. Военнослужащие использовали трофейную и подходящую гражданскую обувь. Пытались при любом удобном случае обзавестись хорошими сапогами. В итоге единственным незыблемым принципом остался только приоритет на выдачу сапог для офицеров. Остальные военнослужащие могли иметь разношерстную обувь в течении всей войны.»

Отсюда следует, что солдатских сапог в Красной Армии, да еще в самом начале войны, попросту, не было! В отличие от Красной Армии, немецкие войска были в сапогах поголовно. Все солдаты имели подкованные маршевые сапоги!

Вот выдержка из статьи «Немецкие солдатские маршевые сапоги»:

«Всю Вторую мировую войну немецкие солдаты прощли обутые в маршевые “Marschstiefel”. Шились сапоги из качественной коровьей кожи, покрашенной в черный цвет. Голенище сапог высотой от 35 до 41 сантиметра. Двойная подошва укреплена 35–45 гвоздями. По внешней кромке каблука шла металлическая подкова. Практически все военнослужащие нацистской Германии получали сапоги. В мирное время сапоги выдавались раз в полтора года».

Стало быть «Песенка о солдатских сапогах», да еще в начале войны, это песенка о немецких сапогах! «Песенка» и «немецкие сапоги» — это оксюморон и в литературном, и в политическом ракурсах в квадрате!

Для понимания подлинного значения «Песенки о (немецких) солдатских сапогах» расчленим текст Окуджавы на несколько смысловых блоков:

Первый блок:

Вы слышите: грохочут сапоги,
и птицы ошалелые летят,
и женщины глядят из-под руки?
Вы поняли, куда они глядят?

Совершенно понятно теперь, что речь идет о наступающих немецких войсках («грохочут «немецкие» сапоги»). Перед ними по всему фронту «птицы ошалелые летят». А еще подальше стоит женщина, понимай, «женщины». Между фронтом наступающих немцев и женщиной(нами) никаких советских войск нет. То есть мобилизация еще не объявлена, а, стало быть, речь идет о самом начале войны. Что может чувствовать в этих условиях незащищенная женщина? — Ужас, страх перед будущим, зыбкость и ненадежность существования. Окуджава спрашивает: «Вы поняли, куда они глядят?». Ответить на этот вопрос затруднительно, но думается, что они со страхом смотрят в сторону наступающих фашистов. Некоторые, пережившие и осознавшие кровавость сталинского режима (репрессии 1937 года, голодомор, коллективизацию, издевательства над кулаками и деревней в целом), возможно, надеются на «добреньких» немцев. Кстати, розовые мечты их не сбылись — на смену одному кровавому режиму пришел другой, абсолютно варварский. Режим, где за все «неправильное» полагался расстрел и только расстрел!

Второй блок:

Вы слышите: грохочет барабан?
Солдат, прощайся с ней, прощайся с ней…
Уходит взвод в туман-туман-туман…
А прошлое ясней-ясней-ясней.

«Грохочет барабан» — вы помните «Красный барабанщик»? — означает, что объявлена мобилизация и между женщиной и наступающими немцами появился взвод, т.е. советские войска. Взвод этот идет навстречу врагу, но ждет его «туман-туман-туман…». Что касается прошлого, которое «ясней-ясней-ясней.», то, возможно, это мысли ушедших солдат и, зачастую, таящаяся, гнездящаяся в них ревность, но вполне вероятно, это мысли женщин. С одной стороны, это могут быть обиды на ту же ревность, а не исключено и греховные мысли о долгожданной свободе от ушедшего на фронт мужа… А между тем, захваченная врагом территория растет.

Третий блок:

А где же наше мужество, солдат,
когда мы возвращаемся назад?
Его, наверно, женщины крадут
и, как птенца, за пазуху кладут.

А где же наши женщины, дружок,
когда вступаем мы на свой порог?
Они встречают нас и вводят в дом,
но в нашем доме пахнет воровством.

А мы рукой на прошлое: вранье!
А мы с надеждой в будущее: свет!

Этот блок является главным в стихотворении и в центре его — Женщина, но в разных ипостасях. Первые две строки означают, что взвод (советские войска) движутся от фронта к дому: «мы возвращаемся назад». Но это не окончание войны, а процесс отступления. И это будет очевидно в следующем блоке. Окуджава иронизирует: «А где же наше мужество, солдат,/ Его, наверно, женщины крадут/и, как птенца, за пазуху кладут.». Поскольку отступление началось не сегодня и не вчера, оно не добавляет уважения к солдатам со стороны женщин! И может, частично, объясняет произошедшее дальше. А дольше следует апогей, вызывавший негодование ханжей и лицемеров всех мастей и рангов, и идеологов, в мундирах и без:

А где же наши женщины, дружок,
когда вступаем мы на свой порог?
Они встречают нас и вводят в дом,
но в нашем доме пахнет воровством.

В чем, собственно, дело? Есть семьи, в которых верность является законом, но есть и другие, в которых она не соблюдается. Да, это не хорошо, да, это, конечно же, безнравственно, да, это грубое нарушение морали. Но это существует даже в мирное время. Безусловно, степень безнравственности измены растет в немереные разы в годы войны, когда муж рискует жизнью, находясь на фронте. Измену в военное время, конечно же, нельзя простить, но можно понять. Ведь рухнул мир, обвалились небеса, светопреставление наяву… Человек холодеет от страха… Забыться бы на день, хотя бы на час… Окуджава ничего не придумал — он просто отразил реальность в поэтической форме. Что касается строчек:

А мы рукой на прошлое: вранье!
А мы с надеждой в будущее: свет!

то, что может сказать вернувшийся солдат? Ведь он не вернулся с войны победителем! Нет! Он, пока что битый, забежал домой, отпросившись у командира отступающего и потрепанного в боях взвода. Забежал на считанные минуты повидаться… Более того, он должен был отступать и дальше, бросая жену, детей и родной дом…Он говорил пустые, успокаивающие, в первую очередь, его самого, слова. Боюсь, что говорил он их, не понимая глаз…

Четвертый блок:

А по полям жиреет воронье,
а по пятам война грохочет вслед.

И снова переулком — сапоги,
и птицы ошалелые летят,
и женщины глядят из-под руки…
В затылки наши круглые глядят.

Первая строчка означает, что советские войска («взвод» у Окуджавы) понесли серьезные потери и незахороненные солдаты и офицеры валяются по полям — добыча для хищных воронов — как известно, советская армия этим грешила (Полмиллиона солдат и офицеров до сих пор лежат на местах боев — 50 незахороненных дивизий). Между тем, вторая-четвертая строчки говорят о том, что война продолжается: «а по пятам война грохочет вслед./И снова переулком — сапоги,/и птицы ошалелые летят», немецкие войска наступают по пятам советских войск и линия фронта уже совсем рядом.

А вот и последняя, завершающая, коронная фраза Окуджавы: «и женщины глядят из-под руки…/В затылки наши круглые глядят.». Заметьте, когда взвод шел навстречу врагу, была фраза «и женщины глядят из-под руки?», но второй части этой фразы не было — была надежда! Сейчас, когда взвод (понимай, войска) отступают, они бросают своих женщин и детей на произвол судьбы! В спину им летят беззвучные крики боли, страха и негодования и, конечно же, проклятия! Но все это про себя — услышь отступающие — могут и застрелить. Женщины молчат, но… глядят, и глядят не совсем обычно: «В затылки наши круглые глядят».

Возникает важный вопрос: что значит «круглые»? Ответ грустен и прост: полные идиоты, полные дураки, полные кретины! Почему полные? Да потому, что один из синонимов слова круглый — это «полный, совершенный»! Что вы творите? Вы угоняете весь колхозный скот на восток, а родных, любимых людей бросаете? Подлецы вы! Трусы вы!

Ну что ж, нам осталось сделать последний шаг и понять, что, спустя полчаса-час, главная героиня Окуджавы — Женщина(ы), — оказалась на оккупированной немецко-фашистскими войсками территории

Вот куда привела нас, на первый взгляд, совершенно невинная «Песенка о солдатских сапогах»! Вот куда привел нас Великий Булат Шалвович Окуджава! Облик милой песенки, и подлинный замысел и подтекст — трагическая шарада Окуджавы — это день и ночь! Это разные миры! Б.Ш.Окуджава в 1957 году (!) поставил перед собой задачу — заставить нас задуматься над трагедией миллионов советских женщин, оказавшихся на оккупированной немецким фашизмом советской земле. И он выполнил её. Закамуфлировано, зашифровано, во имя собственной безопасности и безопасности своего сына, но выполнил! Теперь уточним, почему же все-таки он сделал это именно так. Дело в том, что во времена существования Советского Союза ситуация на оккупированных территориях считалась совершенно секретной и никогда не публиковалось. Здесь и сейчас полностью опускается страшная трагедия еврейского народа. Речь идет только о положении, в котором оказались женщины коренных национальностей. И жутковатая правда всплыла только с исчезновением СССР и упразднением цензуры. Судя по стихотворению «Песенка о солдатских сапогах», для Окуджавы все это секретом не было… Жизнь под ярмом немецкой оккупации для миллионов женщин была ужасной…

Для того, чтобы Читатель осознал ситуацию, приведем выдержки из статьи «Дети-немчики»:

«Немчики (иногда, фашистята, дети оккупации. В.Ф.) — так в Советском Союзе называли детей, родившихся от немецких оккупантов. В других странах были свои народные названия, но смысл их один и тот же — оскорбительный, отвергающий, презирающий. По самым скромным подсчетам, за годы Второй мировой войны на оккупированной территории от военнослужащих Третьего рейха родились почти 800 тысяч детей. …

К концу 1942 года под немецкой оккупацией оказалась почти вся европейская часть СССР — Прибалтика, Молдавия, Украина, Белоруссия, часть Карело-Финской ССР и тринадцать краёв и областей РСФСР. Под оккупацией осталось около 73 миллионов советских граждан, из них 65% женщин. В сухих цифрах статистики это значит, что почти 40% всех женщин Советского Союза находились на оккупированной территории. Ни во время войны, ни после, ни государственные органы, ни исследователи, вопросом рождения детей от оккупантов предметно не занимались. Американский историк Курт Блаумайстер заявил, что, по его подсчетам, в России, Прибалтике, Белоруссии и Украине в период оккупации родились 50–100 тысяч немецких малышей …

Историки предполагают, что около 80% женщин, имевших связи с немцами, избежали какого-либо наказания. Учитывая, что количество осужденных женщин в СССР в 1944–1946 годах за изменнические и контрреволюционные преступления увеличилось в 4 раза и ежегодно достигало в среднем 120 тысяч человек, можно предположить, что 25–30% из них было наказано именно за сожительство с оккупантами. Таким образом, очевидно, что количество рожденных немчиков, при десятках миллионов женщин, оставленных на оккупированной территории в несколько раз выше, заявленной американцем цифры…

Главными причинами беременности советских женщин от оккупантов, были насилие и страх…

Принято считать, что во всех случаях беременность от оккупантов была нежелательной, независимо каким путем была достигнута: добровольно или в результате изнасилования. … Достоверно можно утверждать, что далеко не все избавлялись от беременности. Некоторые не хотели, а некоторые не умели либо не смогли подручными средствами без врача сделать аборт. По рассказам очевидцев известны случаи, когда беременные женщины, особенно изнасилованные кончали жизнь самоубийством. Нередки случаи, когда родившихся младенцев сами матери лишали жизни. Чаще всего топили, как «котят». Опять же в силу христианского вероисповедания большинства населения, такие случаи не следует считать массовыми.

Родившая немчика женщина сразу же попадала под осуждения ближнего окружения: родственников, соседей, односельчан, коллег по работе… И это несмотря на то, что все они еще находились в оккупации. От недобрых взглядов, до открытых проклятий — все это доставалось роженицам, снова ж таки независимо от того каким путем забеременела — добровольно или была изнасилована. «Немецкая подстилка», «немецкая шлюха», «проститутка» — самые легкие прозвища, которые слышали роженицы в след…

Однако «настоящее счастье» для матерей немчиков наступило с момента освобождения оккупированной территории Красной Армией. Передовые подразделения красноармейцев по доносам партизан, подпольщиков и добровольных помощников из местного населения, на скорую руку истребляли пособников фашистов. Иногда им и попадались настоящие полицаи, из безобидных, ибо матерые живодеры всегда успевали дать деру с немцами. Но чаще всего доставалось «немецким подстилкам», особенно тем, что отказали доносчикам. Стреляли и их, и детей их малых без суда и следствия. Затем подтягивались «особисты» со временем превратившиеся в СМЕРШевцев. Эти «по-быстрому шерстили» выжившее под оккупацией население и «зачищали» его, но уже с применением правовых норм социалистической законности. Матерей отправляли в ГУЛАГ за пособничество фашистам, детей — в интернаты со сменой анкетных данных. После возвращения органов советской власти в свои права вступало НКВД. Чекисты «мелкой сетью» проходили по домам и дворам городов и сел, выявляя, в основном по доносам, сотрудничавших с оккупационными властями. Поскольку таковых всегда было мало, в их разряд добавляли «немецких подстилок», оформляли дело по изменническим или контрреволюционным статьям и делали показатели в отчетах. Сухая статистика НКВД за 1944–1946 годы показывает резкое увеличение количества осужденных женщин по этим статьям. Судя по ней, складывается такое впечатление, что 2,5 миллионов коллаборантов (полицаев, хиви, власовцев и прочей отечественной нечисти в штанах) на оккупированной территории вовсе и не было. Одни женщины, рождением немчиков, вредили социалистическому строю. За эти три года в тюрьмы и лагеря попало около 400 тысяч гражданок великой страны. Нельзя утверждать, что все они были роженицами немчиков. Очевидно, что несколько тысяч имели и реальные заслуги у фашистов. Но большинство то …

Чтобы вышеизложенные факты не казались голословными, обратимся к документам. Так в рапорте представителя гитлеровского министерства восточных территорий при группе армий Юг сообщалось о том, что в секторе Славянск — Барвенково — Краматорск — Константиновка (восток Украины) весной 1943 года, на следующий же день после освобождения этого района Красной Армией, представители НКВД провели массовые аресты. Задерживали, прежде всего, тех, кто служил в немецкой полиции, работал в оккупационной администрации или прочих службах. Женщин, имевших половые связи с немцами, беременных от оккупантов или имевших от них детей, убивали на месте вместе с малышами. В целом, согласно немецким документам, тогда уничтожили около 4 тысяч человек. А в одном из докладов Абвера, немецкой военной разведки, значилось: после неудачной попытки освобождения Харькова, предпринятой Красной Армией в 1942 году, за то недолгое время, пока город был в руках советской стороны, погранвойска НКВД расстреляли 4 тысячи жителей. «Среди них много девушек, друживших с немецкими солдатами, и особенно тех, которые были беременны. Достаточно было трех свидетелей, чтобы их ликвидировать», — говорится в докладе.

Еще раз отметим, что, по мнению историков, под каток репрессивной машины попало около 20% рожениц немчиков. Остальные сумели укрыться, выжить и не вспоминать былое. Несмотря на всю «падлючесть» народа на многих рожениц властям не донесли, особенно в сельской местности. Между собой презирали, обзывали, но в НКВД «не стучали». Многие женщины, предвидя преследование, сменили место жительства, прикрываясь статусом беженок, угнанных, погорельцев, жен партизан и т.д. Многие в документах, которые оформлялись после оккупации, указывали возраст детей, якобы родившихся еще до оккупации. Благо, изможденность детей не позволяла точно определить возраст по внешнему виду. Были еще десятки путей и возможностей прятать немчиков…

Большинство детей-немчиков, выросших у матерей, не попавших под репрессии, так и не узнали о своем происхождении. Женщины не только боялись сообщать об этом уже даже взрослым детям, но и всю прожитую жизнь стыдились этого сами. Судьба женщин-рожениц немчиков, попавших под репрессии, сложилась намного печальней. Многих сослали на поселение к Белому морю. Один из таких целевых этапов насчитывал около двух тысяч осужденных. А сколько их было всего? В 1945 году несколько десятков тысяч женщин получили 10 лет лагерей по статье «Сотрудничество с оккупантами», хотя сотрудничали они сугубо в постели. Из выживших женщин, практически никто уже не смог найти своих детей.

За все время существования Советского Союза тема немчиков никогда не поднималась средствах массовой информации или кино».

Об авторе

Виктор Финкель (1930). В эмиграции более 15 лет. Живет в Филадельфии, США. Опубликовал книги: ПОЭТЫ РУБЕЖА, ДИКИНСОН И ЦВЕТАЕВА-ОБЩНОСТЬ ПОЭТИЧЕСКИХ ДУШ, ПЯТЬДЕСЯТ ПЕРВАЯ КОМАНДИРОВКА, ВОДОПАД СМЕРТИ, ЛЮБОВЬ И СТАЛЬ, ПОРТРЕТ ТРЕЩИНЫ (На русском, английском, венгерском), МОСТЫ МЕЖДУ АМЕРИКАНСКОЙ И РУССКОЙ ПОЭЗИЯМИ, ШТРИХИ К ПОРТРЕТУ ТРЕЩИНЫ. Публикации в THE EMILY DICKINSON JOURNAL, RUSSIAN LANGUAGE JOURNAL, НОВОЕ РУССКОЕ СЛОВО, СЛОВО\WORD, ШАЛОМ, ЗАМЕТКИ ПО ЕВРЕЙСКОЙ ИСТОРИИ, 7 ИСКУССТВ, КРУГОЗОР, ГОСТИННАЯ, МЫ ЗДЕСЬ, ЛИТЕРАТУРНЫЙ ЕВРОПЕЕЦ, МОСТЫ, МАСТЕРСКАЯ, ЗАРУБЕЖНЫЕ ЗАДВОРКИ, ЕВРЕЙСКАЯ ЖИЗНЬ/ОБЩИНА, НАВИГАТОР, ФИЛАДЕЛЬФИЯ, ПОСРЕДНИК, НОВЫЙ КОНТИНЕНТ, ЧАЙКА. Выступил с десятью докладами по вопросам литературоведения на всеамериканских конференциях AATSEEL (American Association of Teachers of Slavic and East European Languages). В том числе, о творчестве Дикинсон, Цветаевой, Ахматовой, Пастернака. Одним из результатов исследований явилось обнаружение связи между поэзией Эмили Дикинсон, с одной стороны, и поэзиями Анны Ахматовой и Марины Цветаевой – с другой.