СОРТИРОВКА: проза

Вечером мая 1961 года на стене в рабочем кабинете профессора МГУ Дмитрия Иваненко появилась надпись следующего содержания: "Противоположности - это не противоречия, а дополнения".

Однажды отец приезжал к нам с фронта в Ташкент на побывку. Один день с семьёй плюс дальняя дорога. На память об этом у меня на всю жизнь осталась трещина на языке. Его я почти откусила, взывая ко всем прохожим военным, после папиного короткого пребывания с нами: "Папа!" При этом подбородок мой лежал на раме окна подвала, где мы обитали в ташкентской эвакуации. Пока язык не зажил, мама кормила меня только манной кашей.

Самую яркую и длинную секунду в своей жизни Михаил Дурнов навсегда запомнил чётко и объёмно. Только что уволенный с работы, злющий, как голодный медведь-шатун,  он вымещал настроение на собственном автомобиле и летел по вечернему городу, то и дело подрезая зазевавшихся водителей. До дома оставалось несколько минут езды, когда из переулка на проезжую часть выбежала лохматая собака, а за ней кинулась бабулька в  тёмном долгополом пальто и светлом пуховом платке.

Творчество — единственная божественная черта в человеке. Осознанная способность создавать то, чего раньше не существовало.

Гейне, Шелли, Китс, Тувим, Блок, Пушкин - это с глубоким погружением случилось в 13-14 лет. Но была поэзия и раньше.

2 марта родился Шолом Алейхем. Я плохо запоминаю всевозможные даты и вообще цифры, и папа посоветовал мне всегда цифру, которую мне надо запомнить, соединить с чем-то, что я хорошо помню. И день рождения Шолом-Алейхема я соединил с днем рождения мамы. Она тоже родилась 2 марта.

— Скажите, пожалуйста, — учтиво обратился щенок к Ворону, который с важным видом прогуливался во дворе, размышляя, очевидно о чём-то очень значимом, — где живёт еда?

Поздней осенью 1974 года, наслушавшись рассказов Ольги Седаковой о том, что в Питере неофициальная литературная жизнь буквально бьет ключом, я решил лично в этом убедиться. В те годы у меня еще не выработалось счастливой привычки откладывать задуманное в долгий ящик, и в промозглый октябрьский денек я добрался автобусом до Химок и вышел на Ленинградское шоссе ловить попутку.

Попутчица медленно начала разговор: «Много лет я не была в городе моей юности - Николаеве. И вот - командировка, гостиница "Украина", а рядом дом, в котором я жила и наши окна, которые выходили на Дворец судостроителей. Была осень, поздним вечером я решила пройтись и посмотреть на них. Как только я завернула за угол. я увидела маленькую женщину, которая железной палкой скребла асфальт...

Когда в Киеве вешали немцев, бабушка не пустила своего 9-летнего сына смотреть, хотя он очень хотел. Он пережил всю оккупацию с мамой и младшими сестрами, отец был на фронте, мой маленький дядя Вова мог погибнуть каждую минуту, поэтому хотел увидеть, как вешают немцев. А бабушка, которая пережила раскулачивание, голодомор, похоронила в мертвом селе первого мужа и двух сыновей, вырвалась из оцепленного села и добралась до Киева, где познакомилась с моим дедом, родила трех детей и пережила оккупацию, не пустила. Она ненавидела советскую власть, Ленина, Сталина, комсомол, коммунизм, Гитлера и пионерию, но не пустила. И как вешают немцев не дала посмотреть, и в пионеры вступать не разрешала.