Нимрод ЛИРАМ, Даниэль ФРАДКИН | Отчет

ОТЧЕТ

О политкорректности

Капитан резервистов Ицхак смахнул ладонью пивную пену с усов и с любопытством посмотрел на сидящую напротив него женщину в тщательно отглаженной форме подполковника. Его взгляд отражал уважение и удовольствие, он всем своим видом демонстрировал симпатию. Всё это казалось совершенно естественным и почти что хорошо отрепетированным.

«Как дела, Ицхак?»

«Хорошо. Как ты знаешь, я в прошлом году ушёл из армии. Двадцать лет службы — вполне достаточно. Мне уже 38. Имея почти 70 процентов военной пенсии, самое время начать другую карьеру. Мне предложили работу в фирме, которая тренирует — под государственным контролем — антитеррористические группы. Мы предоставляем свои услуги дружественным странам в Европе, в бывшем советском блоке и иногда в Центральной Америке. Я теперь, если хочешь, — официальный агент наемных служб», — ответил Ицхак с улыбкой. — «Но, по существу, я солдат. Трудно стряхнуть с себя привычное сознание. Несмотря на то, что у меня трое детей и я директор компании, я всё тот же.  Ты провела достаточно времени возле меня и моей команды, чтобы знать, из чего мы сделаны.»

Женщина кивнула в знак согласия.

«Но хватит обо мне. Для чего ты меня позвала, Яэль?»

Подполковник Яэль Леви немного подумала над тем, что Ицхак рассказал о себе, и ответила: «Год назад, примерно в то время, когда ты ушёл из армии, меня повысили с должности юридического советника и назначили старшим военным судьёй. В этой теперешней должности я курирую дисциплинарный суд. Я решаю, когда достаточно рутинного разбирательства, а когда те или иные действия военных требуют наказания. В некоторых случаях дело доходит до военного трибунала. Она остановилась и улыбнулась. «Я теперь на стороне «плохих» парней». Показав пальцем на свои погоны, она добавила: «Это звание тоже было аргументом убеждения».

«Титул судьи и звание идут тебе, — сказал Ицхак с широкой белозубой улыбкой, — ты, безусловно, самый красивый подполковник в армии».

Она положила ногу на ногу, и её глаза засветились в ответ на комплимент.     «Не забывай, что я достаточно стара, чтобы быть твоей старшей сестрой, — сказала она с налётом смущения. — Ты и сам  неплохо выглядишь. Похоже, что ты потерял немного мускулов, но не набрал жира».

«Справедливо, – ответил Ицхак, прекрасно понимавший перемены в требованиях к своей нынешней профессиональной карьере, и уже обратившийся к своему бывшему тренеру по физической подготовке с тем, чтобы тот составил ему подходящую для его нового положения программу тренировки, — но ты же не пригласила меня сюда, чтобы убедиться, что я не разжирел. Чему я обязан честью, оказанной мне кружкой пива?»

«Мне нужна твоя помощь в разрешении юридической проблемы, с которой я столкнулась», — ответила Яэль.

Ицхак чуть не окунулся лицом в кружку, счастливо избежав опасности втянуть пиво через нос. Приведя в порядок ноздри и горло, он посмотрел на Яэль испытующим взглядом.

«Забавно. Это всё равно, как если бы Майк Тайсон попросил бы совета у тренера детской команды».

«Не совсем», — ответила женщина. Она вытащила толстую папку из большого коричневого конверта с грифом «Совершенно секретно». Под этим грифом был порядковый номер и заголовок «Хевронская бригада. Операция  Бейт-Дахар 3 февраля 2002 г.» .

«Я помню об этой операции, но знаю относительно немного о её деталях, — сказал Ицхак. Я был в отпуске перед демобилизацией и никак в ней не участвовал».

Она спокойно ответила: «Именно поэтому я хочу, чтобы ты просмотрел эту папку. Ты объективен. Но причина не только в этом. Твой опыт несравним с чьим-либо. Ты прошел всю служебную лестницу – от солдата до сержанта, а затем и до офицера. Твоя армейская биография показывает участие в количестве подобных операций втрое большем, чем у других офицеров-резервистов.

Ты был одним из самых крепких, но и самых порядочных. Я была свидетелем большинства лет твоей карьеры, и я получила официальное разрешение посоветоваться с тобой, как с профессиональным экспертом. Этот случай очень не прост, как процедурально, так и юридически, и заключает в себе немалую моральную дилемму. Здесь нужно действовать осторожно и точно, и мне нужно твоё мнение».

«Хорошо, но прежде, чем вскружить мне голову, вспомни, что я всего-навсего солдат, у меня простой практический ум, и, определённо, не мозги  ученого. —  Ицхак остановился, чтобы глотнуть пива, — Юридические проблемы ускользнут от меня, — добавил он, — но что конкретно я должен сделать с этой папкой?»

«Прочти всё, у тебя будет время. Постарайся уложиться в несколько дней, и не оставляй это на столе, когда ты не читаешь. Когда закончишь, позвони мне. Мой шофёр заберёт папку. После этого мы снова встретимся и всё обсудим».

Ицхак согласился, с любопытством подумав, во что он ввязался.  Поболтав ещё несколько минут, он допил пиво, чмокнул Яэль в обе щеки, взял конверт и вышел.

Чтение материала оказалось интересным. Толстое досье включало в себя различные отчёты. Первым из них был отчёт военной разведки. Подписанный старшим офицером, он касался информации, предоставленной полевой разведкой, полученной как из района Хеврона, так и из северо-восточного Ливана. К этой части папки была приложена оценка, данная иерусалимским специалистом Главного управления разведки. Все эти документы относились к братьям, членам семейства Тукан из Бейт-Дахара. Старший из братьев, Ибрагим, двадцати трёх лет, отсидел несколько коротких сроков в тюрьме за кражу автомобилей и грабёж со взломом. Начальство тюрьмы сообщает, что он, находясь в заключении, был завербован в террористическую группу. Он также работал в иерусалимской фирме по уборке домов. Таким образом Ибрагим был знаком с рядом жителей Иерусалима, которые, не зная о его прошлом и криминальной биографии, пользовались его услугами.

Однако, самая интересная информация пришла из Ливана. Несколько отличных снимков с высокой резолюцией поймали Ибрагима в тренировочном лагере Хизбаллы в глубине страны, недалеко от сирийской границы. Одно из сообщений указывает на то, что он в течение трех месяцев тренировался в использовании легкого огнестрельного оружия и взрывчатки.

Младший брат Ибрагима, двадцатилетний Рафик, закончил школу в Вифлееме. Не так давно он стал очень религиозным, отрастил бороду и надел на голову белую вязаную шапочку, отличающую истовых мусульман. Теперь большую часть времени он проводил дома и в мечети. Разведка предполагает, что он принадлежит к радикальной мусульманской секте. Не исключено, что Рафик участвовал в попытках вербовки экзальтированных юношей, которые хотели бы стать «шахидами», т.е. самоубийцами, начиненными взрывчаткой.

Офицер, ответственный за эту часть расследования, рекомендовал арестовать обоих братьев для допроса, как только вся операция будет подготовлена. Его выводы ясно указывали на потенциальную опасность участия обоих в терактах, к которым они подготовлены и оснащены. «Бомбы с тикающим часовым механизмом» — так в отчете названы эти братцы.

Командование Хевронской бригады утвердило операцию, назначив к её исполнению специальную группу военизированной полиции по борьбе с террором. Возглавить операцию был назначен двадцатисемилетний лейтенант О.

Далее в папке был изложен устный отчёт, сделанный, как это принято, лейтенантом О. немедленно по окончании операции.

Его отчет был исчерпывающим, как это и требуется от командира операции. Сперва он вкратце отметил подоплеку событий и сведения о братьях, с чем он познакомился при подготовке к операции. У подразделения по борьбе с террором имелись очень точные снимки дома Туканов, сделанные со спутника. Имелась в их распоряжении и полная информация о распорядке дня и всех передвижениях братьев. Всё указывало на то, что оба в ночь на третье февраля будут находиться в этом доме.  Была сделана и компьютерная модель дома, основанная на информации, полученной от разведки.  Эта информация была тщательно, до стопроцентной точности, проверена с местными агентами, так что О. и его команда знали наверняка, где спит каждый член семьи, и где в этом доме можно столкнуться с каким-либо препятствием. Все лестницы, комнаты и коридоры трехэтажного дома в точности предстали перед глазами команды. Знали они и то, что где-то в доме спрятаны оружие и взрывчатка.

План О. состоял в том, чтобы всё было закончено задолго до того, чтобы кто-либо в доме успел добраться до тайника. Требовалось атаковать совершенно неожиданно, контролировать всех, находящихся в доме, схватить двух братьев, увезти их и исчезнуть, потратив на это не более трёх минут.

Ночь, назначенная для проведения операции, обещала быть холодной и с ливнями. Неприятная погода как нельзя лучше подходила, сводя к минимуму участие случайных свидетелей в два часа ночи.

Группа лейтенанта О. многократно репетировала предстоящую операцию на специально построенном макете, отрабатывая входы и выходы с тем, чтобы обеспечить максимум успеха в столь непростой ситуации. Парашютисты, входившие в состав группы, должны были оцепить дом и прилегающее пространство так, чтобы никто со стороны не попытался вмешаться в эту хирургическую операцию. Парашютистам было приказано исчезнуть через минуту после того, как солдаты подразделения по борьбе с террором выйдут из дома и займут места в машинах.

Все передвижения людей и животных находились под тщательным наблюдением несколько дней и ночей перед операцией, чтобы предотвратить любой сюрприз.

Ицхак внимательно изучал досье. За свою долгую карьеру он прочёл и написал десятки подобных документов, и у него сложилось ощущение, что О., которого он знал, как младшего офицера, провёл тщательную профессиональную подготовку.

Читая слова О., Ицхак почти что чувствовал запах козьих катышков, падающих на цементный пол подвала, находящегося прямо под гостиной. Удивительно, думал он, как арабские крестьяне могут держать своих вонючих животных всего на несколько ступенек ниже блестящих мраморных полов, огромных телевизоров и дорогих персидских ковров.

Какая разница между арабской и еврейской израильскими культурами, подумал Ицхак.

О. описал четкое, без помех, начало операции. Его команда, состоящая из восьми бойцов, вошла в дом, тихо открыв главную дверь и три окна. Внутри спало двадцать два человека, включая женщин и детей. До комнаты, где спали оба брата, они добрались за сорок секунд после того, как проникли через главную дверь. Бойцы приставили винтовки к их головам и велели встать и следовать за ними без всяких возражений. Братья, конечно, пытались протестовать, но им связали руки за спиной и завязали глаза, в точности, как это принято делать в подобных операциях. С командой по борьбе с террором не спорят, когда они производят арест среди ночи. Неподчинение приказам команды невозможно, иначе грозит немедленная смерть.

В тот момент, когда схваченных братьев вели через гостиницу к выходу, все обитатели дома были в наличии. Некоторые проснулись, кое-кто ещё спал, а кое-кто просто смотрел на происходящее. Вдруг отец семейства выскочил вперёд и прыгнул на О. Он схватился за ремень винтовки офицера, обвил им его шею и попытался задушить. О., который начал задыхаться, вытащил свободной рукой пистолет из кобуры, приставил дуло к голове нападавшего, и выстрелил. Тот упал на пол. О. велел быстро поднять раненого и вынести его. Затем приказал своим солдатам покинуть дом. Весь кровавый инцидент занял несколько секунд, и практически не задержал ход операции. Прочие члены семьи в ужасе замерли на месте.

Эхо от выстрела не успело смолкнуть, едкий запах пороха всё ещё стоял в воздухе, а вся команда О. была на улице и села в машины. Они исчезли с места быстро и организованно, добравшись до базы за каких-то две минуты вместе с парашютистами, оцепившими деревню.

Раненого поместили в амбуланс, стоявший наготове. Позже военный врач зарегистрировал его смерть.

Ицхак прочёл и отчёты других солдат команды лейтенанта О. Они были короче и в основном совпадали с отчетом их командира, добавляя или опуская некоторые детали в зависимости от их месторасположения во время операции. Три таких отчёта принадлежали солдатам, которые с близкого расстояния видели нападение отца на лейтенанта О. и фатальный выстрел.

Следующим докладом в досье Яэль было свидетельство медиков амбуланса. Врач докладывал, что сорокашестилетний мужчина был доставлен в амбуланс в 2 часа 6 минут пополуночи. Он страдал от тяжёлого ранения, нанесённого девятимиллиметровой пулей в левую часть черепной коробки. Была зафиксирована большая потеря крови и отсутствие пульса. В силу столь тяжелого повреждения головы и отсутствия признаков жизни, попытки вернуть его к жизни оказались бесплодными и были прекращены через несколько минут. Мужчина, опознанный, как Абдул-Рахман Тукан, был признан мёртвым.

Другая страница, подписанная хевронской службой скорой помощи Палестинского Красного Полумесяца, заключала в себе в себе отчет о  получении трупа утром 3-го февраля. Труп был доставлен офицерами связи ООН и Израильской армии на амбулансе Израильской медицинской службы. Все медицинские отчеты были снабжены фотографиями для последующего расследования.

Следующие два отчёта были написаны следователями ШАБАКа, которые допрашивали обоих братьев, Ибрагима и Рафика Туканов.  Как и ожидалось, оружие и взрывчатка были найдены в тайнике их дома, но, кроме того, братья привели следователей к другому тайнику, где были спрятаны готовые к употреблению жакеты, куда была вшита взрывчатка для самоубийственного теракта. Двое палестинских подростков, предназначенных для этого, были арестованы. Оба были завербованы для этой цели Рафиком, но их обучал и тренировал другой араб, которому их представили в мечети. Подростки были убеждены в том, что на небесах их ожидают семьдесят юных девственниц с сияющими глазами. Им дали денег и пообещали гораздо больше для их семей.

Ицхак пришёл к заключению, что всё расследование было проведено основательно. Информация, полученная от братьев, двух несостоявшихся самоубийц и ряда активистов мечети, привела к десятку арестов.

Оставшаяся часть бумаг состояла из переписки с различными группами по защите гражданских прав и палестинских социальных организаций.  Вся переписка состояла из жалоб и требований отдать под суд офицера, который хладнокровно убил безоружного пожилого человека. Тот факт, что группа по борьбе с террором ворвалась в мирный дом посреди ночи, рассматривалось, как «отягчающее обстоятельство».

Ни жакеты, начиненные взрывчаткой, ни тайники с оружием и боеприпасами в этих отчетах не упоминались.

Высшее командование поручило подполковнику Яэль Леви тщательно изучить это дело и дать свои рекомендации. Её мнение придаст существенный вес на двух уровнях: военный дисциплинарный суд и взаимоотношение армии с представляющими всевозможные претензии иностранными агентствами, связанными с органами ООН или Евросоюза, которые субсидируют палестинское социальное обеспечение.

Содержимое папки отражало высокую степень чувствительности события. Поручение, данное Яэль оказалось касающимся серьёзных последствий в плане судебном, в международных отношениях и в общественном мнении. Ицхак был поражён тем, как в столь тревожные времена норвежские, голландские или английские обозреватели полагают, что у них есть право учить израильтян, как защищать своих граждан, и предупреждать несомненные самоубийственные теракты большой мощности в Иерусалиме или Тель-Авиве. Но срочной проблемой военного командования, как почувствовал Ицхак, было отмести эти конкретные нападки, так, чтобы вся история не оказалась раздутой сверх всяких пропорций. Предотвратить свистопляску международной прессы и спасти израильскую армию от обвинения в убийстве невинного человека –безусловно, было немедленной задачей командования.

Односторонность позиции наблюдателей ООН и Евросоюза будет воспринята общественным мнением только до того момента, пока вся эта история не будет обнародована. Лучше предотвратить газетный цирк, чем улаживать всё это позже дорогой ценой, подумал Ицхак.

Изучив всю папку, Ицхак позвонил в офис Яэль. Её шофер приехал и забрал материал. Ицхак договорился по телефону о встрече с Яэль через два дня.

Они встретились на её рабочем месте, и она попросила разрешения Ицхака записать их разговор. Так они смогут, сказала она, говорить свободнее, без того, чтобы она записывала каждое слово. Ицхак согласился, и тут же приступил к делу: «Что бы ты хотела узнать?»

«Расскажи, какое у тебя сложилось впечатление о ситуации в начале 2002-го года? Что бы ты считал необходимым сделать, если бы был во главе антитеррористической кампании?»

«Мы жили под влиянием двух крупных событий, — ответил Ицхак, — ответил Ицхак, — первым была «интифада Эль-Акса», палестинское восстание 2000 года после того, как Арафат отклонил мирный план премьер-министра Барака. Это событие повлекло за собой, помимо прочих оперативных действий, необходимость противостоять кровавым самоубийственным взрывам, и прочим ничем не спровоцированным терактам. Арафат стремился начать свою войну за независимость, будь что будет. Вторым событием, разумеется, было 11-е сентября 2001-го года и его последствия. Меньше, чем через полгода после этого, в начале 2002-го все нервы были напряжены до предела. »

Яэль приняла его краткое объяснение ситуации. «Мне нужно понять, было ли правовое оправдание действиям О.  Их было девять, отлично обученных, вооруженных человек, включая самого О. Операция проходила в жилом доме, а не в каком-то военном помещении. Не было никакого оружия, кроме того, что было в распоряжении команды. При этих обстоятельствах, и учитывая степень его тренированности, не мог ли О. справиться с папашей Туканом голыми руками? Почему он не попытался сделать это перед тем, как стрелять? Или, может быть, стрелять ему в ноги, остановив тем самым нападение, не посылая того на верную смерть?»

Ицхак на секунду задумался, чтобы сформулировать свой ответ. «Прежде всего нужно принять во внимание, что Тукан схватил винтовку офицера. Это самая большая возможная опасность, которую никак нельзя допустить. Оружие в такой операции заряжено обоймой, и предохранитель спущен. Это справедливо как для винтовок, так и для пистолетов. Так наши люди обучены действовать.  Единственный предохранитель в таких операциях находится между мозгом солдата и его указательным пальцем», — Ицхак приставил палец к своему виску, чтобы усилить впечатление.

«Если враг достаточно близок к твоему оружию, то это, естественно, создает риск бесконтрольного выстрела, что подвергает опасности твоих товарищей по команде, невинных людей и тебя самого. Позволить, чтобы враждебная личность прикоснулась к твоему оружию, абсолютно недопустимо. Тот, кто достаточно глуп, чтобы всё же прикоснуться к оружию солдата, будет немедленно застрелен. Тукан либо совершил опрометчивую ошибку, либо поставил не на ту карту. В любом случае он заплатил слишком дорогую цену. Никто из нас не любит, чтобы нарушался ход операции. О. действовал импульсивно. Он имел полное право так действовать: в положении, в котором он оказался, не было времени для раздумий, только для незамедлительного действия. Именно этому он был обучен, и его действия полностью этому соответствовали. Этот тяжкий урок должны усвоить и мы, и враг.»

Ицхак остановился и добавил: «Более того, всякая попытка помешать подобной операции должна пресекаться со всей силой. Иначе средство удерживания так же, как и драгоценное время будут утрачены. И то, и другое – профессиональные инструменты. Иногда успех или провал операции могут больше зависеть от этих двух моментов, чем от искусства ведения боя.»

Ицхак подумал несколько секунд, чтобы его слова были усвоены, прежде чем продолжить. «В результате один человек оказался убитым. В тех обстоятельствах разница между успехом и провалом зависела от нескольких секунд и мгновенно принятого решения. Если бы О. ввязался в рукопашную схватку с этим типом, никто не мог бы предугадать результата потерянного времени и, как следствие, опасности для команды и невинных людей, находящихся в доме. У нас достаточно печального опыта попыток положиться на способности физически справиться с противником. Многие из них неожиданно оказываются очень крепкими. В операции, где всё висит на волоске, солдат в случае необходимости стреляет.  Немедленная и оправданная реакция почти что задушенного человека – обратиться к самому надежному средству. А Тукан душил О. Позволь мне представить тебе вполне реальный сценарий: драгоценное время потеряно при попытке остановить папашу, пытающегося помешать аресту сыновей. Весь дом сразу же просыпается, и другие члены семейства, воодушевленные Туканом-отцом, сопротивляются солдатам. Справляясь с ними и спасая свои собственные жизни, оперативная группа может оказаться вынужденной стрелять в женщин и детей. Кое у кого из обитателей дома хватит времени добраться до тайника с оружием и взрывчаткой. Соседи могут проснуться, и круг насилия расширится, включив в борьбу и парашютистов, окруживших это место. Результат – провал операции. Десятки солдат и граждан будут ранены или убиты. В дополнение ко всему, более чем возможным результатом провала может оказаться потеря навечно следов потенциальных террористов-самоубийц.

Да еще весьма возможно, что такое мощное нападение на маленькое село приведёт к нежелательным международным осложнениям.

Действия О. первым делом предупредило всё это минимальной ценой. Именно так его учили думать и действовать».

Яэль проглотила слюну и глотнула воды. Ей нелегко было принять такой жесткий, деловой анализ Ицхака. Ей всё ещё казалось, что ситуация не столь ясна, даже с чисто юридической точки зрения. Она годами вращалась среди людей типа Ицхака, и теперь поняла, что это и было причиной просить его прямой оценки. Тем не менее, будучи столь близкой к суровой реальности, ей никогда не приходилось смотреть смерти в глаза, её понимание этих солдат, как они живут, чувствуют и воюют, было как бы взглядом со стороны.

Вместе с глубоким профессиональным уважением, симпатией, товариществом и даже любовью к этим солдатам, в ней таился и страх. Не страх перед кем-либо из них, как перед профессиональным убийцей – нет, никогда за всю свою карьеру она не испытывала и намека на угрозу. Похоже, что эти люди воздвигли толстую бетонную стену между своим профессионализмом и своими частными жизнями. Её страх развился из абстрактного чувства, порожденного феноменальным переключением в личности этих людей. В нужный момент они мгновенно становились холодными, металлическими смертельными машинами. Она жила, общалась, работала, смеялась и солидаризировалась с людьми, способными не только моментально лишать кого-либо жизни, но и продолжать свою жизнь, как будто ничего не случилось.

«Я думаю, что теперь я лучше понимаю вынужденность действий операции, — сказала Яэль, — но мой долг как военного судьи в этом случае вертится вокруг одного вопроса: могут ли действия О. быть определены, как действия «нормального, разумного человека». Это юридический термин, а не просто характеристика. Стал бы такой человек в подобной ситуации действовать, как предпочёл действовать О.? Если ответ положительный, то я рекомендую оправдать его поведение. Иначе – дисциплинарные меры или даже обвинения, ведущие к трибуналу. »

Ицхак сдвинул брови на минуту раздумья. «Ты сказала «нормальный разумный человек?», — спросил он, нарочито медленно произнося эти слова, дабы подчеркнуть их вес. Яэль кивнула. «Скажи мне, какой нормальный человек встает в холодном феврале в два часа ночи, надевает пуленепробиваемый жилет весом в двенадцать килограммов, берёт заряженный автомат и пистолет, да ещё и средства связи? Экипированный таким образом, он врывается во вражеский дом, начиненный, как ему известно, оружием и взрывчаткой во враждебном селе, кишащем террористами. Какой «нормальный, разумный человек» проводит годы в интенсивных тренировках, а потом строит свою карьеру на выявление террористов-самоубийц, прячущихся в темных тайниках и подвалах мечетей? Что нормального, что разумного может быть в человеке, который способен лежать три дня в засаде, вылавливая прячущегося террориста?

Наша реальность даже не начинает соглашаться с этим твоим определением. Оно не отражается в нашем зеркале, а только существует в юридических учебниках, существующих для того, чтобы сделать жизнь прокуроров и судей подходящей для системы понятий, удобной им. Но мы так жить не можем. Мы должны выполнять свою задачу. Если нам это не удастся, каких-нибудь тридцать невинных «нормальных, разумных» людей могут погибнуть от взрыва в автобусе, ресторане, или супермаркете. Действия О. не могут взвешиваться в соответствии с твоей терминологией, основанной на некоей абстрактной воображаемой «разумной» персоне. О. — не «разумный человек», он боец против террора.

История его жизни может на первый взгляд и не предположить этого, но это вовсе не нетипично для наших сил. В принципе О. — славный парень. После срочной службы в дивизии парашютистов он изучал математику в университете. Когда он получил диплом с отличием, один из командиров группы по борьбе с террором, знавший его, потрудился пойти в университетский корпус и убедил его вернуться к военной службе. Позже О. продолжил учиться на вторую степень, совмещая учебу со службой в антитеррористическом подразделении.

Он действовал с точностью и аккуратностью, как швейцарский армейский нож. Он принял безошибочное и эффективное решение. В отличие от убийц-уголовников, у него нет никаких криминальных наклонностей, но, как и многие из нас, он хорошо обученный профессиональный солдат, который сделал свое дело наилучшим образом. Так его учили, и так он поступил. А теперь скажи мне, прошёл ли он твой экзамен на звание «нормального, разумного»?

Бригадный генерал Моти Фальк, Главный прокурор армии, располагал прекрасной репутацией. Его крылатым выражением было: «всё должно быть по правилам». Если тот или иной случай может быть оправдан юридически, тогда соответствующая рекомендация его подчиненного может быть принята. Если же чаша весов склонялась в другую сторону, — его система будет безжалостно преследовать.  – Итак, Яэль, расскажи нам, что ты порекомендуешь в деле лейтенанта О. и событий в Бейт-Дахар?

— Я считаю, что он действовал в соответствии с принципами офицерской чести и сиюминутными требованиями операции, — спокойно ответила Яэль.

Фальк не верил в снисходительный подход. Его тенденция склонялась к обвинению в случаях неоправданного применения смертельного оружия. В то же время он дал понять, что напряженная ситуация и конкретные обстоятельства этого случая вполне понятны. Не имея собственного боевого опыта, он назначал себе советников с боевым прошлым, отсюда он определённо полагался на профессиональный опыт Яэль Леви и её выводы. Её интервью с капитаном Ицхаком имело решающий вес для его решения.

— Дай мне юридическую основу для закрытия дела против О., — попросил он.

— Это просто, — ответила Яэль. — 1. Лейтенант О. действовал быстро и по всем правилам, с единственной целью спасти свою жизнь и жизни окружающих. Враждебная личность во враждебном окружении угрожала всем им.

2.Определение «нормальный, разумный человек» в данном случае относится к нормальному, разумному командиру в подобной ситуации. Он действовал, как ожидается от него, так, как был тому обучен.

3.Ответственность за его нахождение в гражданском невооруженном доме лежит на приказе командования армией, а не на его, лейтенанта О., решении. Мы проводим десятки таких операций. Их осуществление является его служебным долгом. Все распоряжения и план операции законны и находятся в полном соответствии с задачами борьбы с терроризмом.

— Очень хорошо, — сказал Фальк,- твои выводы будут приняты во внимание. Займёмся следующим делом.

Полковник Фальк написал короткий отчёт по поводу смерти гражданского лица во время операции в Бейт-Дахаре и отправил его в офис главнокомандующего с копией для Министерства Обороны. Его решением было закрыть дело против О.

Решение Фалька попало в юридический отдел Министерства Обороны. Поскольку в деле был международный политический аспект, Министерство Обороны решило переложить ответственность на Министерство внутренней безопасности. Подразделение по борьбе с террором – это элитарная группа, принадлежащая полиции, поэтому предполагалось, что Министерство внутренней безопасности примет окончательное решение касательно истории в Бейт-Дахаре. Разбухшее дело было переправлено в соответствующий отдел. Формально О. является не армейским, а полицейским офицером. Тот факт, что армейское командование пользовалось услугами этой полицейской антитеррористической группы, не было чем-то необычным, но из-за неприятного результата со смертью гражданского лица там был не только юридический вопрос, но и политический.

Арбитражный комитет Евросоюза, ооновский офис юридической поддержки палестинцев и некоторые израильские правозащитные организации яростно требовали судебного преследования офицера. Международный ордер на арест лейтенанта О. был выпущен рядом европейских стран. Имя О., его смазанная фотография и детали биографии каким-то образом просочились в прессу и стали общеизвестными. Виновником утечки информации стала, по-видимому, команда амбуланса, которая по небрежности раскрыла сведения об офицере, передавая труп Тукана Палестинскому Красному Полумесяцу.

Отсюда определить его имя было несложным. Вполне ожидаемо, что всё это дело приобрело в СМИ характер не столь юридической, сколь образца «политкорректности».

Следственный отдел полиции, проверяющий всякий случай использования полицией смертоносного оружия, рекомендовал подвергнуть лейтенанта О. следствию с предупреждением. Не исключалось и отдать его под гражданский суд. Все хотели умыть руки и спихнуть эту неприятную историю на судейских. Всё запуталось и превратило лейтенанта О. в козла отпущения перед политкорректной пропагандой. Неожиданно бригадный генерал Фальк оказался единственным, твёрдо стоящем на почве фактов. Он настаивал на том, что это была военная операция, препорученная полицейской группе по борьбе с террором. Юридический отдел Армии Обороны Израиля тщательно изучил дело и нашёл, что лейтенант О. ни в чём не виноват.

История с операцией в Бейт-Дахар попала на стол спикеру Кнессета для изучения и оценки. Он сам, будучи юристом, внимательно прочёл отчёт, после чего нацарапал короткую записку. Она была послана лично Премьер-Министру, с которым его связывало многолетнее тесное знакомство. Оба они были в прошлом офицерами пехоты, а Премьер – даже генералом. Записка спикера гласила: «Мы должны положить конец этому цирку».

На следующее утро министры обороны, внутренней безопасности и иностранных дел получили срочное послание, подписанное Премьер-Министром.

Там было сказано следующее: «Пожалуйста, позаботьтесь, чтобы ваши пресс-секретари сообщили всем иностранным агентствам, что позиция Израильского правительства по поводу случая в Бейт-Дахаре совершенно ясна: около тридцати погибших во время взрыва в Парк-отеле в Нетании были бы спасены, если бы мы располагали информацией и, соответственно, действовали с минимумом сопутствующих обстоятельств, точно так же, как мы действовали в Бейт-Дахаре. Я всячески рекомендую, чтобы подразделение по борьбе с террором и лично лейтенант О. удостоились в предстоящий День Независимости особой похвалы за их отважные действия 3-го февраля 2003 года.»

Все имена, должности и наименования населенных пунктов изменены, но близки к подлинным.

Нимрод Лирам (иврит)

Даниэль Фрадкин (перевод с иврита)

Рисунок художника Сергея Сыченко 

Доктор Нимрод ЛИРАМ родился в 1959 г. в Иерусалиме. Диплом  экономиста он получил в Иерусалимском университете, а диплом врача-хиропрактика в Англии, в университете Портсмута. В Армии Обороны Израиля он служил в пехоте, будучи снайпером, и в морском десанте, Д-р Лирам воевал в войне Судного дня и в Первой Ливанской войне. Он работает врачом в Иерусалимской больнице «Хадасса». Его сборник рассказов  «Быть принцессой» опубликован по-английски в 2012 г.  Рассказ «Отчет»,  взятый из этого сборника, основан на подлинном событии, лишь имена и место происшествия слегка изменены.