Григорий Хубулава | На игольном острие

На игольном острие

Бездомный идёт по обочине,
Знакомые гладит деревья,
В машинах вы тихо хохочете:
— Что спросу с такого отребья?
Он слышит вас и улыбается,
Движением общим влекомо,
Что домом у вас называется?
Весь мир называющий домом,
Старик, ничего не имеющий,
Хрипящий о свете чудесном,
Младенческой тайной владеющий,
Как избранный в царстве небесном.

***

Промой замылившийся взгляд,
И вдруг исчезнет поволока,
Но пусть про твой расскажут ад
Вергилий Данте, муза Блока.

Про всё, что прячется внутри
И выхода напрасно ищет,
Кричащий за тебя Ферри
Пускай свои полотна пишет.

А ты ворочайся в ночи,
Поймать пытаясь тьму руками,
Но если можешь, промолчи!
Не надо говорить стихами.

***

Что означает родиться, вырасти в полной мере?
Волны прилива толкаются: «Раз два три»,
Держишь бутылку, вынесенную на берег,
Даже не подозревая, что ты — внутри…

Фантазия на тему Томаса Мертона

Рожденный в круге пограничных гор
Больной зимой под знаком водолея,
Болезненно и медленно взрослея,
Я чувствовал родительский укор,
И образ Божий сохранял, как мог,
Война была моею повитухой,
Как мало нужно силы, сколько духа,
Чтоб просто быть, но кажется я смог.
И вдруг терял с самим собою связь,
Бежал за дверь, не чувствуя порога,
И поносил возлюбленного Бога,
В бреду мечты и боли находясь.
Я видел на ладонях у солдат
Огромный мир и даже карту ада,
Где долг безумный повторяет: «Надо»,
А страх и дрожь командуют: «Назад».
Из уцелевших в адовом котле
Никто, ни в чём, и никому не нужен,
И даже мне, ведь я ничем не хуже
Последнего мерзавца на земле.
Но, если в чём-то эта жизнь права,
Так это в том, что слово — аксиома,
Я каждой ночью выхожу из дома
И подбираю слабые слова.

***

Не наступая в кляксы луж,
Идёшь и глаз не поднимаешь.
«Отстань! Ты снова сочиняешь!
Чтоб я не слышал эту чушь!»

И ты немного отстаёшь
В своём естественном развитье,
Особенно от дяди Вити,
Он повторяет: «чушь» и «ложь».

Наверное, не знает он,
Какого не бывает цвета,
Что в небе думает комета,
И где летает макаон.

Луну насквозь прогрызла мышь,
И свет стекает к нам на крышу,
Ты шепчешь: «Никому не слышу.
Зачем ты обо мне молчишь?»

***

Ночь холодная слезится,
Память крепко спит,
А в руках трухой крошится
Вечный алфавит.
Пожелтевшею травою
Мёртвого ручья
Я стою перед тобою
Весь: от а до я.
И ручью не обещаешь
Моря и реки,
Верю в то, что ты прощаешь
Смертные стихи…

***

Тянется время, нет тишины длинней,
Разум горит в тошнотворном кольце мигрени,
Шепоты громче, чем топот ночных коней,
Тянется время к горлу руками тени.
Медленно встанешь, заставишь себя идти,
Скажешь себе: «Потерпи, ну, ещё немного…»
Некому крикнуть хриплое: «Прекрати!»
Сил нет прокашлять три этих жалких слога.
Глаз не закрыть, каждый глаз превратился в ноль,
Руки и ноги в свинцовый футляр одеты,
Не уничтожить ничтожную эту боль:
— Господи, ты существуешь, но только где ты?
Спросишь Его, и в распластанной пустоте
Тень отойдёт, испугавшись, хвостом виляя,
Плачет Господь в одиночестве на кресте,
Тихо с тобою страдание разделяя.

***

Моргни, и откликнется небо миганием звёздным,
Пойдут облака, словно стадо, за жестом твоим,
Наверно, ты слишком смешной, чтоб казаться серьёзным,
И слишком печальный, чтоб выглядеть только смешным.
Играешь себя самого в недописанной пьесе,
Живёшь за других, умереть не готовый за всех,
Репризы, партнёры и даже суфлёры на месте,
Со зрительских мест раздаётся проверенный смех.
Но в этом спектакле, как будто бы что-то сломалось,
Ты путаешь реплики и забываешь слова,
Тебя накрывает то ужас, то смутная жалость,
И слава твоя трепыхается, еле жива…

***

Мне странно обнимать и свет и воздух твой,
Очнуться и дышать совсем без подготовки,
Я сослепу ищу тебя над головой,
Такой испуганно-неловкий,
Открытый и нагой, как тонкая струна,
Забывшая о том, как появлялись звуки,
Капризно протяну младенческое «на»,
Когда ко мне протянешь руки.
Я знаю: смерти нет, но до смерти боюсь
В распахнутом раю (реальном? неужели?)
Уже не ощутить тот невозможный вкус
Миндальной горькой карамели.

***

Всё предсказанья нагло лгали,
Прогнозам нашим грош цена
Пришла, когда уже не ждали
Почти внезапная весна.
О каждом дне она хлопочет
Зовёт и тьмы побеги вслух
И дышит там, где сам захочет
Её живой и чистый дух.
Он облака кроит из фетра,
И воскресенья ждёт всерьёз
И в незаметной дрожи ветра
Предчувствует желанье слёз.

***

Когда в груди не зарастает брешь,
Куда бежать от ночи злополучной?
Тебе остался звательный падеж,
Безумно громкий и почти беззвучный.

Молитва тяжела и коротка,
Ты ощущаешь в тесном теле душном
Беспомощность родного языка,
Вдруг ставшего свинцовым и ненужным.

Но кровью на игольном острие,
Появится заученная фраза:
«И пусть настанет царствие твое» —
Скажи, — и вздрогнешь, и заплачешь сразу.

Григорий Хубулава
Иллюстрации автора