Главная / ПРОИЗВЕДЕНИЯ / ПРОЗА / Валерий Стародубцев | Коммунизм – это молодость мира!

Валерий Стародубцев | Коммунизм – это молодость мира!

Валерий Стародубцев
Валерий Стародубцев

Об авторе

По образованию — горный инженер (Ленинградский Горный институт). 18 лет по профессии в полях, на Крайнем Севере и в питерских болотах. С середины 90-х ИП (предприниматель). Сейчас в своём клубе обучаю школьников робототехнике.

Photo copyright: pixabay.com

Коммунизм – это молодость мира!

Ольга Ивановна с тяжёлым сердцем открыла дверь учительской. Все замолчали. «Так и есть», — подумала взволнованная учительница, вспомнив сон и тут же забыв его, не осознав даже, что там такого было «есть».

И осталась стоять в дверях. Все словесники были в сборе. А Ольга Ивановна — она математик и классный руководитель 7-Б, в котором что-то произошло на самом важном диктанте.

А бесконечно далеко от неё стояла… как-то очень прямо… очень выпрямившись, Екатерина Мартыновна, завуч. Хоть и далеко было, хоть и очки запотели, а Ольга Ивановна видела, обмерев, как правая бровь завуча всё ползла и ползла вверх, нисколько не портя чистого лба под гладкой и тугой причёской с лёгкой проседью. Эта бровь делала завуча ещё выше, а невысокую широкобёдрую учительницу — ниже и ниже. Эта бровь как бы говорила, что же вы, милая, и одновременно, да как ты могла! И эта пауза… Сколько раз провинившиеся ученики бывало чуть в обморок не падали от этого поведения бровью. Или даже падали? «Я падаю», — подумала молодая учительница. Но видимо, не упала, только услышала:

— Да, Ольга Ивановна, опять ваши. И кто? Ведь лучшие, — бровь уже не была крылом буревестника и её, как парусом, прикрыли белоснежным платочком, через который глухо доносилось, — областная… годовая… диктант…

— Людмила Никифоровна, — унижаясь от ужаса, взмолилась Ольга Ивановна.

Альманах

Людмила Никифоровна сидела в скульптурно-трагической позе хоть и у окна, но малиновые пятна, проступившие на породистом лице, горели и против света.

— Кто бы мог подумать, — всхлипом вырвалось у неё, — и она перечислила фамилии трёх отличниц, — лучшие.

— Ну, у меня тоже всего одна «пятёрка», — преданно глядя на завуча слегка дёрнула могучим плечом Зоя Николаевна, как бы пытаясь по-ученически поднять руку. Одной рукой она прижимала к роскошной талии партию тетрадей. Другой руки у неё не было: эхо войны. Только перчатка на протезе, в котором она на весь день закрепляла указку.

— Николай Яковлевич, — Екатерина Мартыновна повернулась туда, где пару минут назад был директор.

— Он к себе пошёл, звонить в ОблОНО.

— Да, да, — подхватилась завуч, — надо звонить! – и бросилась к двери, где всё ещё стояла кающаяся Ольга Ивановна. Завуч остановилась на миг перед ней, эта ужасная бровь опять… Ольга Ивановна сползла… или отползла. Впрочем, нет — зацепившись своей гигантской стильной халой за социалистические обязательства, она, казалось, повисла.

Очнулась она от ненавистного голоса:

— На дополнительные по математике у меня отобрали три часа!

— Извините, мне сказали срочно, а в чём дело, я не в курсе.

— Вот извольте полюбоваться, — Людмила Никифоровна органично изящным жестом рассыпала веером три листочка, исписанные виновницами пока неизвестно чего.

Они, кстати, тут и поскреблись в дверь. На них гуманитарно шикнули, и они исчезли. Впрочем, Ольга Ивановна крикнула вслед:

— Женя, папу позови!

Папа работал здесь же, физиком. Если что, легко вызвать. Но кто и когда вызывал в школу родителей отличниц!

Ольга Ивановна намерено встала близко к Людмиле Никифоровне да ещё спиной, но ведь и к свету же листочки повёрнуты! Но математичка не могла понять ни текста, ни в чём ошибки. И красной правки почему-то не было.

— Где? Где не сходится? — растерянно спросила она, не у Людмилы Никифоровны, конечно же.

Альманах

Ей показали предложение.

«Советские люди придут к победе Коммунистического труда» — в десятый раз перечитала она, не понимая.

Она была просто вынуждена посмотреть в глаза «своей» словесницы.

Та менторски, очень менторски сказала:

— Прилагательные пишутся с маленькой буквы. Даже если это слово «коммунистический».

— Да? Такое слово?! И это ошибка?!

— Это. Ошибка! Мы не имеем права ставить девочкам «пятёрки».

— Но вы же обещали, что они напишут на «пять»!

— Моё дело учить, а ваше — воспитывать!

В коридоре («на рекреации») поднялся шум. Торопливо семенили врачи. Тучному директору в его кабинете сделали укол от давления. Одну из трёх отличниц — хрупкую Лидочку — чем-то отпаивали. Женя и Валя плакали мужественно, без девчачьих слёз. Екатерина Мартыновна выглядела ещё несгибаемее — чисто мать Павла Власова. Отец Жени, здоровый кучерявый мужик, знаток теории относительности и охоты на кабанов, смущённо бормотал: эва… кабы знать…

— Что? Как?! Екатерина Мартыновна? — опять Зоя Николаевна.

— Сказали ждать, — не разжимая губ, — Будут звонить в Москву.

— Ах! Екатерина Мартыновна, а про мою «пятёрку» сообщили?

— Сообщили, Зоя Николаевна. Сообщили. Но об этом ни слова! — бровь поползла вверх.

— Ах!

«Сообщили! Сообщили! Обо мне сообщили в Москву!! — всё в ней ликовало! — то вырастили гения, понимаешь. Ну и что — кандидат наук, а мы… нам просто некогда. У нас, мужья, дети! Хоть ты и кандидат, а без ошибок написала моя!» Она почти летела, и указка раскачивалась в такт колыхающейся «партии».

Через час — по теории относительности прошёл год, так как мысли у всех носились с околосветовой скоростью – позвонили. Уточнили про «пятёрку» и велели ждать. Врачи не уезжали. Медбрат и физик что-то химичили с лабораторной посудой. Даже школьный звонок молчал. Конвейер образования встал.

Ещё через два часа, за которые физик, медбрат и директор как-то обособились в директорском кабинете, и оттуда всё отчётливей доносились пароксизмы смеха, длинный междугородный звонок вернул всех к действительности. Директор встал и горячо заговорил в трубку о Коммунистическом воспитании, и оно, Такое воспитание, звучало у него именно с Большой буквы. Он говорил о том, что наши дети с молоком матери впитали эту Большую букву вместе с Великой целью, что он и сам до сих пор был уверен, что она Большая… очень Большая…

Потом директор долго слушал трубку.

Потом позвали Екатерину Мартыновну, а оказалось, что медбрат уже сбегал.

Потом вызвали Зою Николаевну, и она долго плакала, а ей, сами уже путаясь, говорили, что в третьей школе девочка и вообще написала оба слова с большой буквы — и Труд тоже, но у неё целых семь ошибок, так что ж ей «пять с плюсом» ставить, что ли?

— Правила, Зоя Николаевна, должны быть единообразны. Правила спускают из Москвы. Оттуда спустили, что с Большой, а вы по старинке с маленькой и вам «пять» никак не получается.

— Но ведь правильно — с маленькой, — упрямилась она сквозь слёзы.

— Зоя Николаевна, — говорили ей укоризненно. — От Туда виднее. Реформа образования в свете Решений. Центр указал.

Всем было понятно, что указка в перчатке Центру не указ.

По всей школе раскатывался заливистый, идеологически не выдержанный смех Людмилы Никифоровны. Смеяться она умела.

Ольга Ивановна пожимала плечами на эти гуманитарные науки и тихо улыбалась.

Валерий Стародубцев