Ирина Митрофанова | На стыке

На стыке

Я даже сразу и не поняла, что это именно тот дом, давно ведь так было. Шли дворами, и вдруг… А он мне всё про море, я уже почти и согласилась. Не урод ведь совсем, и надо же как-то дальше, хоть с этим, ну, не к мужу же возвращаться, людей смешить. Правда, говорят, такое тоже часто случается: в первый раз не получилось, помыкались, поняли, что больше никому… и потом уже по-человечески жить до самой могилы… Вот в этой смутной перспективе, с шила на мыло, я вдруг оказываюсь рядом с его домом. Как?

Нет, ну не могли мы сюда выйти, я же всегда маршруты хорошо запоминаю… На скамейку садимся, он опять всё про море да про то, что мама у него добрая, понимающая, и что ребенок – это даже хорошо, и что я, я …

Я его вижу. Сколько лет прошло, постарел, похудел, поправился – не знаю, не понимаю. Вижу только, что он. На босу ногу в шлепанцах, штаны какие-то чуть ниже колена длиной, как их, выпало из памяти… На ступни его смотрю и взгляд выше перевести не решаюсь, а в голове почему-то: если вспомню, как штаны называются, то можно будет на него всего целиком посмотреть. Да ну и что, ну, можно же просто поздороваться или сделать вид, что незнакомы. Как лучше-то? А он?  Не видит меня или тоже вид делает? Я же не одна…

Господи, я даже умудряюсь этому что-то отвечать, будто рот сам говорит. А он уже на площадке вместе с собакой, шерсть у собаки рыжая, жесткая, чуть намокла в росе, ошейник облупленный, старый, шерсть под ним свалялась. Собаки всегда так странно пахнут, даже если за ними ухаживать. У них запах какой-то свой, собачий, не знаю, нравится или нет. А ему нравится? Нет, он просто не задумывался об этом.

Ноги в шлепанцах мокнут, но не холодно, мокро, но не холодно. Лето, лето, на окраине города, где частные дома, будто кусочек дачи, но это город, всё равно город. А вон там, если налево свернуть, метров пятьдесят, кладбище будет, его невидно отсюда, странное такое кладбище, спрятавшееся, только, когда совсем близко подойдешь, видишь, что памятники и кресты, а издали можно и перепутать с чем-то еще.

Какое кладбище? Никогда его здесь не было… В его воспоминаниях, может, кладбище какое–то? Все–таки не увидел меня… Или меня здесь и нет…

Да, купальник у меня есть, – это я тому, у которого мама на море хорошая. Собака мячик не отдает, обслюнявила весь, и пальцы ему обслюнявила… По-моему, ей просто хорошо, хоть и лапам мокро. А он сейчас о ногах мокрых забыл, задумался… Та фотография двух чаек чудная получилась, будто конек, ну такой, как в нашем детстве, подкова двухполозная, будто её в небо подкинули – он недавно был на море, а я вот собираюсь… Хотя нет… Может, лучше к бывшему вернуться… Он ведь ждет. А этот, он только поначалу такой хороший. А может, и действительно хороший. Я его не люблю и бывшего не люблю, а с тобой мы только смеялись, смеялись… Но почему я так тебя чувствую? Почему? Ведь несерьезно же всё было. Какая у тебя сейчас по счету жена? Всё равно. Мы разные. Невозможно. Зачем?!

Да я сейчас вскочу с этой скамейки! Убегу от этого моря с всё понимающей мамой, от жизни своей убегу, собакой твоей стану. Чтобы мячик тебе приносить, в глаза тебе смотреть и улыбаться по-собачьи, широко и преданно. Собаки умеют, а я нет.

– Галь, ты что, замерзла? Дрожишь. Пошли, поздно уже.

– А что это за улица?

– Домодедовская?

«Его дом совсем на другой».

Ирина Митрофанова

Фотоиллюстрация Натальи Волковой