ПРОИЗВЕДЕНИЯ

Джеймс и Телма познакомились, когда им было лет по 25. Оба к тому времени заканчивали юридический колледж и готовились стать адвокатами. Каждый вечер Джеймс ходил заниматься в боксерский зал. Из пяти любительских боев он победил в трех коронным левым хуком в голову. Мог запросто продолжить карьеру, перейдя в профессионалы.

«А покропите нам, батюшка, квартиру святой водичкой!»

Со временем я стал себя пугать чаще. Своим якобы могуществом. Да. Представьте себе. Хилый такой человечек – и… Первый раз, помню, это случилось… После двадцати двух лет, после института. Я пошёл в изостудию (всё-таки когда-то рисовал и даже маслом).

– Почему ты приехал так поздно? Автоматически смотрю на часы. Половина первого. – Не так уж и поздно. День только начинается. – Ребенок с утра ничего не ест, не хочет играть, только стоит возле калитки и кричит: «Папа, где ты? Папа, приходи!»

Проросшая Мистерия: / вся - ,,, в поисках Доверия, - / ТянУлася к чему-то неустанно / И потому, что видим, - непривычно / странно …

Меня хотят убить. Я это чувствую кожей. Микроволновка жадно смотрит на меня, вожделея вкусить моей плоти. Прожарить меня хорошенько, смачно потрескивая. Холодильник делает вид, что не смотрит. Но он подлец, он уже обдумывает, как бы сделать моё нутро холодным...

Записки вятского лоха. Январь, 2017

Подошли к столу, Козлов крякнул и, обращаясь к нашему командиру, торжественно произнёс: «Здравствуй, Александр Васильевич!». На что тот, не поворачивая головы, ответил: «С козлами не здороваюсь». Посрамлённый генерал побагровел и медленно направился к выходу.

«Мистерии» (1892) – это второй роман писателя после «Голода» (1890), где Гамсун уже (см. тут) проявил себя ницшеанцем. – Спрашивается, зачем выражать такой идеал второй раз? – Нет. Что-то Гамсуну неймётся, и он пишет второй роман. – Может, он недовыразился первый раз? Сверхчеловека выдал. Гордеца. И – победителя. А это …

Прямой, высокий, широкоплечий, с мощным затылком, похожий на действующего, прямо сейчас и на ковер, классика, вольника или самбиста, в крепенько потертом снаружи, но вечном, из добротной дореволюционной ткани, типа ратина, пальто, на невидимом извне, рыжем волчьем меху, в скромной кепке в любую погоду, зачастую, в калошах, он размашисто шагал через вечно строившийся город.