О ВКУСЕ И ДИПЛОМАТИИ
Сын вдруг обратил внимание на нарисованные мной портреты. Так, на пару секунд задержал свой взгляд.
— Сынок, и какой тебе портрет понравился?
С надеждой и весьма далёким прицелом, дабы узнать, на что настраиваться в перспективе, спрашиваю я.
— Да вот этот.
Сын небрежно ткнул пальцем в портрет Шэрон Стоун.
Хороший вкус у мальчика! Про себя отмечаю я.
— Это ты по красоте выбрал?
Тут же интересуюсь.
— Хотя, вон у той глаза добрее.
Так же небрежно тычет пальчиком в Софи Марсо.
— А самая красивая — это ты! — поспешно добавляет.
***
ВОЗДУШНОЕ ЖЕЛЕ
Нужно бежать быстрее, ещё быстрее, во всю мочь. Они рядом… Только он, как ни старается, никак не может рассмотреть своих преследователей. Лишь тяжёлая опасность за спиной давит, заставляет нестись вперёд со всех ног. Эта огромная пугающая волна скоро обрушится на него, и тогда, наверное, всё. Что означает это страшное «всё», что за ним скрывается на самом деле, он не знает. Вероятно, если это произойдёт, то он больше не увидит белого света? Надо бы вздохнуть поглубже, а потом громко позвать на помощь! Он широко открыл рот. Приготовился. Но его звонкий голосок замер котёнком у него на груди: мяу, ми. С трудом выдавил он из себя. А котёнок вцепился своими острыми коготками ему в шею и разом вырос в огромного кота, густая шерсть которого заполнила всю его грудную клетку. Стало невозможно душно. И тяжело там, где грудь. Ещё немного и он задохнётся! Его обычно ловкие ноги, даже не скользящие, а почти летящие над землёй, налились свинцом, отяжелели. Босые, ничем не скованные, но сейчас вдруг такие неуклюжие. А ведь, уходя от погони, ему приходится рассчитывать только на их проворность. Тело же своё он вовсе не чувствует. Кажется, если случайно налететь на какое-то препятствие, то это его не остановит — он просто пропустит сквозь себя любую весомую вещь. Его тело стало лёгким как пушинка. Словно это не тело обыкновенного мальчишки, а жёлтой канарейки, что живёт у него в клетке. И рвётся эта пушинка вперёд, а может, даже пытается ввысь воспарить, неудерживаемая собственной невесомостью.
Каждой волосинкой он ощущает неровный ухабистый ветерок, настойчиво прикасающийся то к его рукам, то к свинцовым ногам. Какие же они всё-таки тяжёлые! А медлить никак нельзя — погоня всё ближе! Она ощущается по стремительным порывам ветра на затылке, плотным, бьющим в спину, вроде и помогающим, подгоняющим его, если бы не налившиеся металлом ноги, которые ему приходится с трудом волочить.
А что если… Причудливые идеи приходят ему в голову. Но он отчего-то уверен, что обязательно сможет это сделать, если сильно постарается. Он помнит, как однажды это уже с ним случилось. И та необыкновенная лёгкость, что взялась непонятно откуда, а впоследствии и разливающееся по всему телу блаженство от невозможности происходящего, — всё это у него уже было. Да! Стоит только поймать, нащупать, попасть телом в плотную струю ветра, распахнуть руки и начать неистово колотить ими по ней, отталкиваясь от уплотняющейся вокруг него воздушной массы.
Кошка на груди ощетинилась от ужаса, стремительно уменьшившись в размерах. От этого стало немного легче дышат. Из ног разом ушёл свинец, но они не ожили, а наполнились рыхлой ватой. Пусть они и бесполезны снова — не убежать, но такие, мало весомые, кажется легче поднять в воздух. Он упорно колошматил руками по воздуху, взбивал его, продолжая уплотнять вокруг себя и, наконец, чуть приподнял ватные стопы над травой. Прощайте!
Всё выше и выше.
Главное, не упускать это плотное и податливое его рукам воздушное желе, упругое, в котором и легко, и волнующе одновременно. Не упустить, не дать ногам притянуть его к земле. А для этого нужно постоянно взбивать руками воздух! И пусть будет больше воздушного желе. Его можно глотать огромными кусками: оно лёгкое и вкусное, подобно сливочному пломбиру, но в отличие от него вовсе не холодное и наполняет не только рот, но и всё его тело. И он сейчас весь, от макушки до ватных стоп — невесомое воздушное желе.
***
ВЛАСТИТЕЛЬ ЖЕЛТОГО
Это живëт где-то рядом и только ждëт удобного момента, чтобы появиться и бесшумно следовать за ним по пятам. Вот и сейчас, когда тихий розовый вечер впопыхах накрыла дуршлагом чернильная ночь, и тëмные-претёмные ленты поползли по улицам, прилипая к окнам домов, в комнате ожили тени. Наблюдать за ними сначала интересно — от привычных предметов отделяются серые силуэты и начинают перемещаться по квартире. Платяной шкаф становится горой и норовит стремительным камнепадом обрушиться на тонконогий столик, который скорбно вжимается в прикроватную тумбочку. Это своего рода репетиция перед появлением на сцене главного героя. Он с интересом наблюдает за ними и ждёт, когда второстепенные герои пропадут, потому что по мановению чьей-то умелой руки в дуршлаге разом исчезнут все дырочки, и он превратится в колпак, из-под которого щедро прольются чернила. Ага! Вот уже и началось! Чернила залили улицы, в них потонули фонари, деревья, пешеходы и даже кошки и собаки. Слышно только, как последние жалобно мяучат и недоуменно гавкают, пытаясь выбраться из чернильной воронки. Но откуда им взять столько сил? Они только и умеют, что бегать на поводке за хозяином или, размахивая длинными языками, нестись за послушными рукам водителя машинами. А чернилам нельзя сопротивляться! Они — порождения властителя тьмы. Поэтому вездесущи. Они заливают окна домов и всë, что встретят на своём пути. Густо-густо! Не чернила, а настоящие взбитые сливки, которыми мама украшает торт в день его рождения. Вот и опять крутые чернильные монстры беспощадно поглотили все тени в его доме.
Пока мерцающие силуэты были с ним рядом, он ещё надеялся, что на этот раз они одолеют чернильных монстров! Напрасные надежды! Что могут сделать нежные струящиеся тени под нажимом этой тёмной массы? Только раствориться в ней.
Он не особо боится чернильных монстров — сначала они прикасаются к его пижаме, проникают под одежду, делая всё одинаково графитным. Он не исчезает, а становится однообразно незаметным. Но вместе с ними в квартиру приходит что-то ещё, какая-то невидимая сущность, липкая, тягостная, безнадёжная, будто пустое ведро сорвалось с цепи и упало в глубокий колодец, наполнилось водой и сразу устремилось на самое дно. Выбраться оттуда нельзя — спасительная цепь разорвана. А глубина затягивает. Зябко! Он поëжился. Кто и что там притаилось в углу, у самой стены и под кроватью? Он чувствует, что это волнующее, от которого холодок разливается по коже, доходит до кончиков пальцев и обязательно застревает там, уже здесь, в комнате! Вот его пальчики стали совсем как ледышки, как бы не сломать их. «Это» прячется от монстров и липнет к нему. Потому что прекрасно знает, что монстры явились сюда из-за него. В горле пересохло, и маленькая птичка затрепыхалась в груди, своим клювиком тычась в его рёбра. Он схватился влажной рукой за стену. Это пальчики оттаяли, и теперь он не рискует их сломать. Он знает, как осилить этих монстров: только жёлтый, золотистый способен их победить. Этот золотистый всегда беспрекословно подчиняется ему. Значит, он — Властитель Жёлтого! Трепеща от важности момента — птичка тонким клювиком опять прикоснулась к его рёбрам — он нащупал холодную панель и нажал на неё, предварительно зажмурившись. Ресницы упёрлись в щеки, а верхняя губа встретилась с носом. Взрыв! Черноту прорезали красные искры, но и они растворились в жёлтом. Это он уже приоткрыл глаза, чтобы увидеть, как чернильных монстров поглотил золотой поток, льющийся на них сверху. Полная победа. А ещё у него есть фонарик — в нём тоже живёт повелитель жёлтого! Сейчас он ляжет в кровать и положит его рядом с собой. До следующей битвы с чернильными монстрами.
***
ПЛЯСКИ ЛИХА
Резкий свист и завывание, хлëсткие, со всего маху, удары в окно разбудили его. Заставили сесть в кровати и широко открытыми глазами пялиться в темноту, во мрак. Оплетëнный плотным коконом сна он не сразу понял, где сон, а где явь. Слишком тонка грань, по которой бредëшь с закрытыми глазами: притих и разом угодил в зыбкий мир, притягательный и таинственный, из паутины которого только выбрался. Он долго моргал глазами и даже пальчиком с самым острым ноготком поковырял ладошку, чтобы убедиться, что уже не спит. Со всех сторон на него нëсся лихой свист, сопровождаемый ритмичными ударами в стекло. Он с любопытством выглянул в окно, посмотрел на улицу, где, похоже, разбушевался соловей разбойник. Этот разбойник до поры до времени таится где-то, а потом с шумом вырывается из пространственного портала, и летит на их улицу. И сейчас, за окном, тот ловко жонглировал цветами в горшках, ветками деревьев, забытым беззаботными хозяйками на балконе бельём, и при этом самодовольно присвистывал. В воздухе носились простыни, без телесные майки, лёгкие сушилки для белья хлопали крыльями, фейерверком взрывались цветы герани, щётки и мëтла бойко мели воздух, фанера и брошенная на произвол судьбы когда-то полезная домашняя утварь устремились к небу. Всё это крутилось в неистовом танце, не вписывалось в повороты, врезалось в стены домов, судорожно билось в стекло. Сам двор оказался во власти стремительной пляски. Ещё немного и закрутятся дома, слетят с них лёгкие крыши, закачаются стены.
Вот как, должно быть, выглядит настоящая свистопляска! Теперь он понял, что это такое.
Он завороженно смотрел в окно, наблюдая за самоуправством Лиха. Интересно, что на этот раз оно утащит? В прошлом году улетела девочка-соседка, оказавшаяся на улице в тот момент, когда Лихо надумало танцевать. Девочка улетела совсем, бесповоротно и бесследно. Её закружило бессердечное Лихо. Вот оно как ловко жонглирует тем, что под руку попадает.
И он вовсе не зря подумал о портале! Наверняка загадочный портал открывается где-то рядом, а Лихо, несётся по улицам, со свистом исполняя свой дикий танец, хватает что ни попадя, и кружит до тех пор, пока не унесëт с собой самое ценное. И затихает…
Вот и сейчас, свист перешёл в плач, в стон. Дикая пляска вдруг закончилась. Танцующие присели на землю, а потом вновь закружились, понеслись куда-то.
И свист за ними поспешил. Всё дальше и дальше. Со спящих улиц, за поворот. Уже подвывает где-то вдалеке. А внизу, под окном осталась груда мусора. Листья, ветки, покорëженные сушилки — ушла из них неистовая жизнь. Стало тихо-тихо.
Он лëг на кровать и закрыл глаза. А где-то, на той стороне Земли, открылся портал, и Лихо вновь бросилось в свой дерзкий танец.
***
МИМО
Утро выплеснуло его на мокрую улицу, и он, подхваченный стремительным потоком, понёсся по течению. Обычное утреннее биение жизни, беспокойное, но в то же самое время наполненное инерцией. В этом стремительном течении — утлые лодочки, деловые катера, ловкие фрегаты, сногсшибательные яхты. Вперёд! На утренний и вечерний старты, с дозаправкой в середине дня и редкими паузами на техосмотр и марафет. Механическая суета, умело срежиссированная деловой жизнью. Вынырнул из потока — и уже на обочине. На обочине дороги, чужой, одинокий, без суеты и центробежной силы. Ах, эта центробежная сила, которую в потоке так приятно журить, ругать, а иногда и откровенно ненавидеть. И вот теперь ты без неё. И возможно, даже счастлив счастливой растерянностью, что уже не надо… Щепка? Отщепенец? И куда теперь плыть? И вот уже не несёт поток, а только встречный ветер, и волны хлещут в обшивку, если пытаешься плыть. Замрëшь — и всё равнодушно течёт мимо. Деловитые катера, утлые лодочки, сногсшибательные яхты — каждый в своей суете, но в одном потоке. Мимо.
***
ХОЛОДА
Холодно. Серость улиц и антрацит неба — в кровь. Вместо гемоглобина теперь свинец. Дождь «бьёт» минор капелью в стекло:
было
ушло
прошло.
Но серый мир вокруг — совсем не конец.
Ветер. Ветви деревьев сплетает в танец — хоровод. Вместо тепла дыхания — кожи озноб. Но говорил когда-то древний мудрец:
всему
приходит
конец.
И серый мир вокруг — когда-то пройдёт!
Облака. Бирюза сочится сквозь серость туч. Трепет — прикоснулась вдруг синева. Быстрокрылая птица взметнулась ввысь:
очнись
улыбнись
окстись!
Взгляни и сквозь облака натянута тетива.
Юлия Тимур
Иллюстрации автора