Алексей МЕЛЬНИКОВ | В сетке Вульфа

В СЕТКЕ ВУЛЬФА

Кто-то сказал, что настоящее признание к учёному приходит тогда, когда открытие им формулы и законы начинают писать на футбольных майках. Так было с Пифагором, так было с Ньютоном, понятно — Эйнштейном, Планком, Менделеевым, да мало ли с кем ещё, кто сумел таким верным способом обессмертить своё имя в науке. Если для химика словосочетание «таблица Менделеева» звучит, как молитва, и готово быть выгравировано на любом мало-мальски подходящем носителе, то с той же степенью придыхания всякий кристаллограф произносит сегодня слова «сетка Вульфа» или «формула Вульфа-Брэгга».

Хотя поначалу, скажем, для нас студентов МИСиС, придыхание это скорее обозначало не безоговорочное поклонение гению автора, придумавшего столь хитрые физико-геометрические конструкции изучения кристаллов, а больше – предэкзаменационное волнение при сдаче зачётов по физике или кристаллографии, где без уверенного верчения в руках сетки Вульфа или бойкого орудования формулой Вульфа-Брэгга нечего было рассчитывать на удовлетворительный результат в зачётке. Так с именем Вульфа человек входил в мир кристаллов – потрясающий по красоте, внушительный по научной глубине, сенсационный по открывающимся в нём неохватным научно-техническим перспективам.

Кто такой Вульф, мы, студенты Института Стали, увы, не ведали. Кроме, повторяю, того, что без решения задач по сетке Вульфа кристаллографию не сдашь. А без знания уравнения Вульфа-Брэгга (о соотношении параметров кристаллической решётки и длины волны падающего на нее излучения) квантовую физику точно завалишь. Этим наши знания о выдающемся российском учёном, собственно, и ограничивались. Более того, многие из нас, подозреваю, искренне принимали Вульфа за педантичного немца. Ибо только немец, думали мы, мог придумать столь изощрённый в скрупулёзности своей способ вычисления геометрий кристаллов, коим представлялись нам манипуляции с бесчисленными меридианами и параллелями, углами, лучами и отрезками, коими с избытком было нафаршировано изобретение сего на редкость искушённого русского кристаллографа. Мало того – не германца или голландца, а выходца из самых, что ни на есть малороссийских весей, где ещё витал дух великого Гоголя.

Из многодетной образованной учительской семьи середины 60-х XIX века. Ранние способности к точным наукам. Детство – в Нежине. Гимназия – в Варшаве. Физмат университета – там же. Начало научной карьеры и первое очарование миром кристаллов – опять же в пока ещё отформатированных на российский лад далёких варшавских весях. Интересно, что именно здесь в Польше, и в том числе — Варшаве несколько десятилетий спустя заявит о себе другой великий кудесник кристаллов – Ян Чохральский. Если на долю Георгия Вульфа выпадет роль теоретика, вычислителя и систематизатора кристаллических многообразий, то Ян Чохральский одарит мир уникальным способом искусственного получения самых ходовых на сегодняшний день видов кристаллов – полупроводников. Без них — монокристаллов кремния, германия, арсенида галлия,антимонида индия и т.п., выращенных по методу Чохральского, не состоялась бы вся мировая электроника.

Этот «варшавский тандем» великих, хотя и не знакомых друг с другом, кристаллографов-кристаллофизиков (не всеми, кстати, и не всегда до конца осознаваемый) был на самом деле куда более богатым и на другие удивительные совпадения. Скажем, жёны того и другого – Маргерит Хаасе и Вера Якунчикова — были пианистками. В обеих семьях постоянно звучала музыка, и собирались люди искусства. Кристаллограф Георгий Вульф пел баритоном оперные партии в домашнем театре на даче в Тарусе. Кристаллофизик Ян Чохральский декламировал стихи собственного сочинения в своём имении в Кцыне. И там, и там боготворилась живопись. Чохральский удивлял варшавскую богему коллекцией изысканных пейзажей выдающихся мастеров. Вульф сам купался в ауре величайшего русского пейзажиста Василия Поленова, будучи его свояком и многолетним соседом по тарусским предместьям.

Не знаю, чего было больше в Георгии Вульфе – страсти к научному поиску или желания заразить этим увлечением окружающих. Всю свою жизнь Вульф совмещал напряжённую научную работу с не менее насыщенной деятельностью просветителя. Лекции, научные эксперименты, доклады, диссертации в Варшавском, Петербургском, Казанском, Московском университетах, в университетах Мюнхена и Парижа перемежались десятками научно-популярных статей в журналах «Природа», «Успехи физических наук», в доступных для понимания неискушённой публики книгах. Цель каждой – пробудить в читателях интерес к знанию.

Просветительская деятельность Георгия Вульфа, как и его жены Веры Якунчиковой, в полной мере проявилась в маленькой симпатичной Тарусе, куда, выдающегося русского учёного, судя по всему, однажды заманил не менее выдающийся русский живописец. На правах, так сказать, близкого родства. Хотя Вульф с Поленовым на тарусские пленэры вместе не ходили, но в одной опере участвовали: Василий Поленов сочинял музыку, а Георгий Вульф под аккомпанемент своей жены Веры и её сестры – Натальи Поленовой — демонстрировал в ней свой сочный баритон. И всё – в учреждённом на собственные средства в маленьком городке на Оке народном театре. Он же – тарусский народный дом, прибежище народного просвещения, ставший накануне и после революции для выдающегося учёного, и его супруги, вроде как, утомлённых столичной суетой, не просто очередным хобби, а настоящим служением.

Тарусская, сугубо просветительская, история выдающегося кристаллографа Георгия Вульфа оказалась не менее плодотворной и поучительной, нежели чисто научная. В самый разгар Первой мировой он пишет в городскую думу: «Город Таруса в борьбе с пьянством был в первых рядах – он неоднократно ходатайствовал о запрещении спиртных напитков навсегда. Большой прилив силы почувствовал русский народ, порвав с пьянством, но надо постараться закрепить и использовать победу над водкой, а для этого необходимо дать народу возможность употребить свой досуг на полезные и разумные развлечения и на поучительные занятия».

Уже в самые несносные постреволюционные годы увенчанный многими научными лаврами исследователь, член-корреспондент, президент физического общества страны, сподвижник Вернадского каждые выходные отправляется на поезде в сторону Серпухова. Идет с него по 15 километров с рюкзаком на плечах до дома в Тарусе. Там его ждёт семья. Там его ждут люди. Самые простые, которым этот выдающийся человек должен донести свет знаний и очарование культурой.

Он будет отмерять эти километры и после того, как в 1923-м навсегда покинет его любимая жена Вера. Потому что не сможет изменить памяти о ней, их общему делу. Будет сражаться за сохранение в маленькой Тарусе созданного ими очага просвещения. Будет бороться до самого конца, покуда в 1925 году на Тарусском кладбище рядом со скромным памятником Вере Якунчиковой не появится ещё один — её верного спутника Георгия Вульфа.

Алексей Мельников