Александр ЧИКИН | Куриный цыпень

КУРИНЫЙ ЦЫПЕНЬ

Прежде, чем перейти к главному герою рассказа, хочу сказать вам, друзья мои, что в голове моей время от времени родятся каламбуры. Происходит это помимо моей воли и как бы само собой. Я не морщу лоб и не чешу в загривке, выдумывая что-либо, а просто этот каламбур выплывает из головы, словно он всегда там был. Это чем-то похоже на включение электрической лампочки: ничего, кроме темноты, не было, и, вдруг, щелчок выключателя и свет.

Шли как-то мы с Мишкой по лесной дорожке, а навстречу нам бежал резвый такой жук. Мишка возьми и спроси меня, не знаю ли я, случайно, название этого жука? Лампочка включилась: “Это жук-ползунец.” Родственник жука-плавунца, что мы по зоологии в седьмом классе в школе изучали, как типичного представителя жуков.

Или ехал я как-то на “Камазе” из Москвы в Казань. И подъезжая к небольшому городку увидел на околице дорожный указатель “город Цивильск”. Лампочка зажглась: “Цивильский серюльник”. А господин Бомарше перевернулся в гробу, потому что мой каламбур во сто крат лучше охарактеризовал его Фигаро, если бы тот работал парикмахером не в захолустной Севилье, а в самой Чувашии.

А однажды мой однокашник Юрка подрался со Шнопаком-младшим. Их три брата было. Шнопаков, в смысле. И все напоминали ростом и статью дуболомов Урфина Джуса. И у всех были не носы, а шнобели. За эту их характерную семейную черту и прозвали “Шнопаками”. Юрка — мой герой — не сдался, а долго сопротивлялся, пока оба не обессилили и не разошлись, едва передвигая ноги от усталости и тяжело дыша, молча согласившись на ничью. Шнопак-младший — это он младший-то среди братьев был, а к Юрке это “младший” совершенно никак не относилось. Словом, подсветил он Юрке здоровенный фингал под глазом. А у меня тут же выскочила из головы “Шнобелевская премия”, про которую нынче, почти полвека спустя, все знают и любят её больше Нобелевской.

Ну, а теперь, друзья мои, перейдём к Куриному Цыпню. Если свиной и бычий цепни — близкие родственники в славном семействе паразитических ленточных червей, то Куриный Цыпень — это петух. Появился он в моём доме следующим образом.

Есть у моей Галины подруга, которая держит на даче кур. И вот у неё умер петух. Куры осиротели и стали хуже нестись, потому что сделались сердитыми и постоянно выясняли отношения между собой. Разумеется, что им стало не до яиц. А у Гали не одна же подруга. Вот она как-то в телефонном разговоре с другой упомянула вскользь, что у Иринки начались проблемы в курятнике. А эта подруга аж подскочила от радости: у неё как раз живёт одинокий петух, и она ума не приложит, куда бы его сбыть с глаз долой?

Ну, какова завязка? Признавайтесь, много у вас подруг, у которых овдовели куры? А много у вас подруг, у которых есть одинокий петух на выданье? Руку дам на отсечение, что у вас таких подруг нет. А вот у моей Галины Михаиловны есть! За это я её и люблю. Галя моя повела себя, как многоопытная сваха из “Женитьбы Бальзаминова” и в два часа всё обстряпала, что называется: “честным пирком, да за свадебку”!

Но, как и в фильме про неравный брак чиновника, не обошлось без накладок: Бальзаминов моментально попал под каблук вдовой купчихи, а петух тут же был до полусмерти избит неутешными куриными вдовами. Бальзаминову никто не помог и он, вероятно, погиб от ухвата или чугунного утюжка, а Ирина — владелица кур — в последний момент спасла от лютой смерти горе-жениха и, пребывая в полнейшей панике, привезла чуть живого петуха к нам.

Бросив в нашей прихожей большую коробку с побитым вдовьими скалками кочета, заплаканная Ирина стремительно ретировалась. Мы даже и понять ничего не успели. Галя приоткрыла коробку, зажмурилась и моментально её закрыла. Постояв в раздумье с минуту, она начала собираться. “Ты куда?” — спросил я. “Поеду к Алине. Верну ей петуха” — садясь красить ногти, ответила Галя. “А ногти зачем красить?” — поинтересовался я. “Дурик, не могу же я второй раз за день приехать к ней с ненакрашенными ногтями?”.

Я как-то лучше стал понимать плачевное состояние петуха, внезапно оказавшегося перед толпой дам с не накрашенными когтями и, что бы уж совсем удостоверится в этом, заглянул в коробку. Клюв птицы был безвольно и как-то удивлённо раскрыт, шея плохо держала разбитую в кровь голову и она постоянно заваливалась на спину или набок. Крылья тряпками висели вдоль туловища. Ноги, видимо, были не в состоянии держать своего владельца и безвольно расползлись по дну картона. Галина заглянула в коробку через моё плечо и сказала: “Цыпа, цыпа… Бедняжка.”

У меня в голове щёлкнул выключатель и в сознании выплыло: “Куриный Цыпень… Эк тебя отметелили, — а вслух я произнёс. — Куда ты его повезёшь? У Алины твоей камень с души упал, что она наконец-то пристроила своего петуха, а ты ей его полуживого приволочёшь. Давай его хоть подлечим, что ли?” Потом, задним числом, я пожалел, что предложил такое, а Галя тут же набрала номер своей двоюродной сестры, которая проживала в ещё более, чем наша, сельской местности и начала у неё выспрашивать как лечат избитых петухов. Мне стало не интересно, поскольку я слышал только наводящие вопросы, а сами рецепты оставались для меня тайной, и ушёл смотреть телевизор.

Примерно через час Галина сказала мне, что я должен сходить на нашу поселковую железнодорожную платформу и забрать из первого вагона электрички коробку с лекарством для петуха. Дело в том, что Галина двоюродная сестра живёт минут на сорок дальше от Казани по железной дороге, чем мы. Сёстры регулярно пользовались этим обстоятельством, когда были не в состоянии немедленно приехать друг к другу, чтобы что-то такое передать почти родной сестрёнке через какого-нибудь пассажира или пассажирку из первого вагона электрички, которые снуют взад-вперёд между Казанью и её окрестностями.

Коробка с лекарством оказалась примерно такого же размера, как та, в которой Ирина привезла израненного петуха, и внутри неё что-то вошкалось, шумело и гремело картоном, когда мне эту тару подавал из дверей электрички суетливый мужик, которому двоюродная сестра поручила посылку для Гали. В коробке оказались три больших цыплёнка, почти уже достигших размеров взрослой курицы. Это и вправду оказалось лекарством: немного прочухавшийся от побоев петух яростно набросился с кулаками на эту троицу и ему сразу стало намного легче.

Забыв про свои раны, он вовсю старался наградить точно такими же побоями эту троицу. Спасло их только то, что их было трое, а петух один. И, конечно, нельзя скидывать со счетов тот факт, что наш Куриный Цыпень был далеко не в лучшей спортивной форме. К тому моменту, когда он эту форму себе вернул, вся эта четвёрка уже как-то более-менее притерпелась друг к другу: петух уже не стремился так маниакально убить эту троицу, а просто норовил долбануть клювом того или иного курёнка, который опрометчиво к нему приближался. Больше того, через месяц, когда эти подростки превратились в двух юных куриных прелестниц, Куриный Цыпень стал несказанно галантен и, обнаружив жемчуг в навозе, призывно квохтал, приглашая их на ужин.

Не пугайтесь, третьего курёнка он не угробил. Просто тот тоже оказался петухом, а двоюродную Галину сестру — опытного куровода с пожизненным стажем — он ввёл в заблуждение приплюснутым гребнем, который не развевался, как алый стяг над гордой и бестолковой головой, а лежал, словно  аляповатый берет на макушке.

Сегодня у нас проживает куриное стадо в девяносто девять голов. Наш плодовитый Куриный Цыпень по прежнему верховодит. Раза три или четыре он с кулаками набрасывался на меня и пару раз пребольно клюнул в руку и в ногу. Я его просто тупо игнорировал, и он утратил к поединкам со мной всякий интерес. А Галину Михаиловну он терроризирует самым жестоким образом. Без метлы или лопаты в руках она не смеет заходить на его территорию. Думаю, он мстит ей за толпу кровожадных куриных вдов.

Чикин Александр

Фото автора