Ухватившись за край скрипучей кровати, Ася с трудом поворачивается в постели. Уже светает.
Ей очень хочется в туалет, но боится перебить сон – еле уснула. А, всё равно, сон пропал. Ася медленно вспоминает вчерашний разговор и, наконец, просыпается окончательно.
– Девочки, кушать! – раздатчица просовывает голову в дверь и тут же скрывается.
Как же зовут эту женщину? Никак не запомнит. У Аси склероз начался с лиц, мыслей, сейчас перекинулся на имена. Ладно, в столовой подойдёт, снова спросит, все знают, что у всех склероз.
Уже совсем светло, Ася одевается и выходит в коридор. Почти все уже сидят на лавочках вдоль стен и ждут звонка, старики спят мало. Особо нетерпеливые, шаркая, толпятся у окна. И шамкая, обсуждают укольчики.
Завтрак был тот же, что и вчера, и позавчера, и будет всегда таким. Ася старается не вспоминать, что готовила на завтраки. Но воспоминания всё равно держат в плену, приходят сами, как ни отгоняй. Память очень ослабла, иногда она боится забыть или свою фамилию, или номер своей палаты. Альцгеймер сейчас всех напугал. А вот всё, что ушло навсегда и очень давно, она помнит до мельчайших подробностей.
Вспомнила же эту женщину! Берта! Её волосы из каштановых стали совершенно седыми, мелкие кудряшки перешли в волнистые, она ходила по коридору с палкой, ноги, чуть кривоватые тогда, ещё больше искривились, а глаза остались те же. Зелёные или синие, совсем выцвели, но всё равно она не выглядела очень уж старой. Асе нестерпимо захотелось ещё раз взглянуть на себя в зеркало. Но на себя глядеть мало удовольствия, махнула рукой и пошла поближе к ЕЁ комнате.
ЕЁ звали Берта, это имя она помнила всю жизнь. Может, полное имя было Либерта?
Кто знает, как сложилась бы судьба Аси, если бы у Берты-Либерты очередной мужчина задержался бы ещё на неделю? Говорили, что они были новоприезжие и собирались вернуться во Францию.
Тогда Он не увидел бы ЕЁ на том факультетском празднике, и… И, может быть, не ушёл в неизвестность?
Но они всё равно уходят…
Ася ждала ЕГО звонка весь день, весь второй день, и ещё до полуночи… А вечером третьего дня поняла, что ждать уже нет смысла.
Что за привычка у мужчин уходить, не объявив о своих намерениях? О чём они думают в эти минуты, а потом и часы?
Ведь вчера попрощались, глядя друг на друга сияющими глазами, сжимая руки… У Светланы, близкой подруги, точно так вдруг исчез её «уже почти жених». Третью неделю не звонил и не подавал никаких признаков жизни, хотя был жив, она со Светкой звонила на работу, сказали – ходит.
Потом Света написала ему письмо, он не ответил, Ася с подругой шмыгали носом, утирали слёзы и поклялись на них не обращать внимания. Асе это удалось благодаря невиданной силе воли.
Через два месяца на похоронах ЕГО матери она увидела эту Берту, та стояла рядом и чувствовала себя хозяйкой положения. Ещё бы! Сразу без свекрови!
Но он и на ней не женился. Погулял ещё, ведь Берта была разведёнкой. И вдруг однажды вспомнил дорогу к её дому, совесть заела, что ли… Позвал, и она, несмотря на свою невиданную силу воли, замирая, выскользнула за ворота…
Шли под мягким январским снегом, он робко целовал её, прижимал к себе, зимой так теплее… Больше молчали, когда целуешься, уже не до Пикассо и Гумилёва с Бальмонтом… Сколько же он читал их наизусть… Иногда ей казалось, что именно ей он хотел сказать то, что в стихах…
В конце он стал сбивчиво объяснять, что ушёл, потому что понял, что она его не любит, а просто дружит.
Любит, не любит… Девушки умеют только влюбляться, Ася и была влюблена, как ещё влюбляются, если только о нём и думаешь, когда к тебе подходят другие парни и начинают приставать! И сравниваешь, сравниваешь…
Но не знала, как это показывать, если он ей ничего не говорил про свою любовь, да и стоит ли?
Так и молчала, провожая снежинки, не поняв намёка, так и расстались снова… И лишь годы спустя поняла, что тогда в ней глубоко засела обида.
Обида – плохой советчик.
Ася вышла замуж, в душе сравнивая всех поклонников, щедрых на юность, и сама не понимала, почему выбрала этого, а не того, или другого… Их тогда было много… Правда, муж всех переженил…
Потом ушёл и муж. Тоже к другой. Сразу находят, к кому уйти, а ты ждёшь, дура дурой…
У Аси дети выросли и тоже уехали. Далеко, за океан. И получилось, что никаких любовей вроде и не было, и даже замужество ничем особенным не закончилось. Всё равно одна осталась…
Однажды старая знакомая предложила Асе составить компанию – пойти к своей сестре в Дом престарелых. Ася по дороге домой вздрогнула от шальной мысли. Детям решила сказать, что съехалась со стариком, старым бездомным поклонником из Гюмри. Чтобы не дёргались. Они звонили, особо не распространяясь, чем это так заняты ТАМ, что не могут приехать. И даже привет передавали какому-то старому поклоннику из Гюмри. Бедная Ася уже забыла, что там наврала…
А она просто стала бояться спать одна. Зажмурилась, никому не открывшись и решившись, и вот уже полгода здесь. Всем удобно. Многие думают, что тоже уехала за океан.
Только вот эта Берта-Либерта теперь не даёт ей спать.
Что он в ней тогда нашёл? Неинтересная старуха, и ещё тогда была кривоногая … Неужели тогда была интереснее? Хотя, разве это в молодости обязательно?
Сухонькая Берта, шаркая, вышла из комнаты и направилась к Асе. Нашла себе собеседницу! Ася решила притвориться нездоровой.
Пошла к себе, села на кровать и вдруг представила, что это всё рассказывает по старой привычке своей старинной подруге, однокласснице, которая уже почти не слышала, с трудом передвигалась и как-то жаловалась на надвигающееся беспамятство.
И ясно представила себе, как та всплеснула руками и спрашивает:
– Так вы с ним даже целовались? Что же ты ни разу не рассказывала мне?
А Ася отвечает:
– Ну да! Ещё как целовалась!
Хотя всего-то немного…
Берте и в голову не могло прийти, что один из её многочисленных кавалеров в далёкой, очень далёкой молодости, о котором она совершенно забыла ещё много лет назад, может стать причиной пусть даже придуманного нездоровья.
И что этой старушке из семнадцатой палаты, сама того не сознавая, она переделала Судьбу.
Гоар Рштуни