Реджинальд Бретнор | Госпожа Пигафетта хорошо плавает

Перевод с английского А. Загорской

– Вот, синьор пограничник, какая история приключилась с Пьетро Пальезе, капитаном рыболовной шхуны «Иль Траваторе»* из Монтре. Я, Джо Тонелли, был у него механиком. Виновата во всем госпожа Пигафетта* из Таранто. Ну и конечно, дельфины. Пьетро, знаете ли, очень знаменит…

Как не знаете – ни разу не слышали? Это прославленный тенор, он пел в Риме, Неаполе, Венеции, даже в Ла Скала. До, ре, ми, фа – примерно так, только намного лучше. Карузо, Джильи – эти ребята просто пискуны по сравнению с Пьетро. Поверьте, я знаю, о чем говорю…

К чему я это? Да к тому, что госпожа Пигафетта была его квартирной хозяйкой. Он спрятала одежду Пьетро, и он не смог убежать, как ее первый муж, который, наверное, в Бостоне. Да еще дельфины…

Хорошо, синьор пограничник – буду рассказывать по порядку. Я впервые услышал пение Пьетро в прошлый четверг вечером. Он вызывает меня из рубки. Трюм полон рыбы, луна висит в небе словно устрица, но он грустен. Он грустит уже два месяца – все качает головой и вздыхает.

Я тревожусь и спрашиваю: может, у него расстройство желудка? Он вместо ответа откидывает голову и поет арию из последнего акта «Тоски». Это в тюрьме – помните? Его собираются прикончить, и он прощается со своей девчонкой, сопрано. Так печально…

Но какой замечательный голос – я никогда такого не слышал. Как самый лучший сабайон из желтков, сахара и сладкого вина. А громкий – что твой туманный горн, даже мачта шатается!

Я в восторге смотрю на Пьетро, освещенного луной, и вижу – он плачет! Слезы катятся по щекам, плечи вздрагивают. Я хочу его утешить и говорю, что он здорово поет. Я кричу как в театре – «браво, брависсимо!»

Он отвечает глухо, как мертвец: «Джо, беда в том, что я – великий артист. Такого голоса как у меня нет даже у ангелов. Но он сыграл со мной злую шутку. Дела мои плохи. Ты мой лучший друг, Джо – прошу, не бросай меня в беде!»

И вот, синьор пограничник, я узнаю его историю. Отец Пьетро рыбак, он с семьей приезжает в Неаполь. Пьетро чинит сети и поет. Богатая маркиза слышит его пение – и дело в шляпе, через год весь мир у его ног. У Пьетро есть все, чего можно желать – дворец, золотые часы, женщины. Княгини, танцовщицы, жены миллионеров. Когда он поет – короли, королевы, кардиналы плачут от радости, даже англичане аплодируют.

Пьетро чист душой, он не замечает ревности, которая сжигает других певцов, не слышит завистливых критиков. А те говорят про него гадости и решают выжить. В один прекрасный день для Пьетро не находится места нигде!

Сердце его разбито. Он садится на маленькое суденышко и поет бесплатно – пассажирам, морякам, волнам. Но неудачи преследуют Пьетро: даже море завидует его прекрасному голосу и штормит. Люди на корабле – глупцы. Они говорят, что он в этом виноват, и выбрасывают его за борт!

Пьетро тяжело вздыхает, вспоминая об этом: «Я не умею плавать, Джо. Я борюсь с волнами, призываю на помощь всех святых и тону. Но не сдаюсь, нет. Когда мне удается вынырнуть – я пою! Потом захлебываюсь, и – темнота. Когда я прихожу в себе, то думаю поначалу, что я на том свете. Но нет, это дом госпожи Пигафетты».

Случилось чудо, синьор пограничник! Остров, а на нем пансион для моряков, терпящих крушение. Пигафетта услышала чудесный голос Пьетро среди волн и спасла его. Это для нее плевое дело – она хорошо плавает!

Пьетро открывает глаза – Пигафетта сидит рядом, вся мокрая. Он потрясен, крестится, а она молча смотрит на него, и во взгляде светится любовь. Она очень красивая – полная, роскошные бедра, вот такие широкие! Губы красные, черные волосы блестят, будто смазаны оливковым маслом. И по всему видать – женщина с опытом.

Рассказывая о Пигафетте, Пьетро напрягается и скрипит зубами.

«Я влюблен. Такая страсть, дни и ночи напролет – просто безумие. Есть еще два моряка – греки. С ними она не разговаривает, только берет деньги каждую неделю. Я – другое дело. Месяц, второй, третий – я не получаю счет.

Она учит меня плавать, потом мы сидим на скале, – загораем и поем другу другу арии из «Паяцев», «Риголетто», «Силы судьбы». Любовь делает меня глухим, и я не замечаю медь в ее контральто, представляешь?»

Но счастье не вечно. Приходит день, когда госпожа Пигафетта отталкивает его. Она позволяет поцеловать шею, ушко – и все. Он в растерянности: «Кариссима, мой сладкий омарчик – что случилось? »

Губы ее сжимаются в нитку: «Пьетро мио, мы должны обвенчаться», – говорит она.

Пьетро мрачнеет и продолжает: «Все сразу меняется. Я замечаю, что голос у нее совсем неприятный. И вообще… Я Пьетро Пальезе, любимец публики, которая не простит, если я буду с одной женщиной. Начинаю выяснять, где ее первый муж, господин Пигафетта – умер? Она смеется и качает головой: нет, он в Бостоне – но это одно и то же, на самом деле».

Пьетро всматривается в морскую даль. Волны блестят, резвятся, выпрыгивая из воды, дельфины.

«Она чертовски упряма, и я понимаю, что придется нелегко. Но жениться на ней нельзя никак… Понимаешь, она женщина только до сих пор. А дальше вниз – рыба!»

Я вижу, синьор пограничник, вы мне не верите. Это потому, что вам не приходилось встречать женщин вроде госпожи Пигафетты. Русалка? Вот и я также спрашивал у Пьетро. Нет, отвечал он, не совсем. Госпожа Пигафетта – женщина с опытом.

Проходят дни. Она по-прежнему не подпускает его к себе и повторяет: «Мы должны обвенчаться». Он возражает: «Рано или поздно появятся дети – я не хочу чтобы мой сын был осетром или морским ежом, камбалой наконец! Я же не знаком с твоей семьей!»

Она смеется: «Наш сын будет боцманом, не меньше. И он захочет знать своего отца – вот почему я тебя отталкиваю».

Пьетро пытается бежать. Увидев на горизонте парусное судно, он отчаянно кричит и мчится за ним по берегу. Корабль не останавливается, а Пигафетта забирает у него одежду и прячет ее в пещере среди скал.

Но Пьетро храбр и не сдается. Он бросается в море и плывет прочь, однако дельфины загоняют его обратно, как собаки овцу. Дельфины – друзья Пигафетты.

Пьетро грозит им кулаком и продолжает рассказ. «Тогда я понимаю, что надо перехитрить Пигафетту. Я опять пою и говорю комплименты, но при этом слежу за ней. Выясняется, что она кокетлива и примеряет свою лучшую шляпу трижды в день. Сидит перед зеркалом, рассматривает себя и так и эдак, улыбается. Шляпа широкополая, с кучей цветов и фруктов, да еще утыкана перьями…»

Вы спрашиваете, зачем ей шляпа? А почему бы и нет? Все-таки до талии она женщина, а не рыба.

И тогда у Пьетро рождается план – он обещает жениться. Она больше не говорит «нет, нет» и не отталкивает его. Но каждый раз спрашивает – когда? Он тянет время: «Мой прелестный окунек, любимый морской цветочек, сейчас сезон туристов, а у тебя такой чудный серебряный хвостик. Они украдут тебя и продадут богатым американцам».

Так проходит неделя за неделей, и Пигафетта теряет терпение: «Ты говорил, что мы поедем в Рим и будем венчаться в соборе, где нас встретит сам Росселлини. Хватит врать! Завтра же плывем в Таранто, и местный священник нас обвенчает! Церковь стоит на берегу, я надену длинное платье, надушусь – и никто мой хвост не заметит».

Пьетро целует ее, притворяясь счастливым, а потом изображает озабоченность: «Но ты не можешь выходить замуж в этой шляпе!» Она плачет и говорит, что он должен любить не только ее саму, но и ее шляпу. Пьетро вновь заверяет ее в любви, но стоит на своем: шляпа старая, не модная, в пятнах соли. И раскрывает свой план: она подождет в воде, пока он сходит в город и купит ей новую шляпу.

«Джо, я хитрый, а она без ума от меня и верит всему. Утром она возвращает мне одежду, мы плывем в Таранто. Я оставляю ее, сажусь в поезд и возвращаюсь в Америку. Покупаю это суденышко и даю страшную клятву…»

Пьетро плачет навзрыд, слезы капают на палубу: «Друг мой, если бы ее сдержал, то ничего б не случилось. Четыре года я не пел, и все было хорошо. Но пару месяцев назад я встретил женщину, жену банкира – молодую и прекрасную. Я привел ее сюда, мы выпили вина и я забыл обо всем на свете. Я стал петь для нее – из «Дон Жуана», «Травиаты» и все такое. Вдруг она показывает на море – и сердце мое готово разорваться от тоски: дельфины слушают меня!»

В том-то и беда Пьетро. Дельфины – друзья Пигафетты, они расскажут ей, где он.

Я говорю: «Возьмите себя в руки. Таранто очень далеко отсюда – дельфины не захотят плыть в такую даль, это займет много месяцев».

Но Пьетро не верит мне, и слезы катятся градом из его глаз: «Они прокричат один другому. Это уже Панамский канал, а она хорошо плавает и совсем скоро будет здесь!»

А море, синьор пограничник, просто кишит дельфинами – они резвятся, ликуют и взлетают над водой, их становится все больше.

– Джо, смотри! – Пьетро хватает меня за руку. – Говорю тебе, она уже близко и ночью будет здесь. Ты должен помочь мне!»

Не бойтесь, отвечаю – я сделаю все, что вы скажете, и не позволю ей забрать вас.

Он обнимает меня за плечи и шепчет: «У меня есть план. Помнишь, неделю назад, когда мы были в Сан-Педро, я сходил на берег? Я там купил шляпу – модную, зеленую с такими висюльками по бокам и пером на тулье – и заплатил за нее целых восемнадцать долларов. Ты отдашь ей эту шляпу, она успокоится и уплывет.

Я почувствую, когда она будет близко, Ник с камбуза подержит руль, а ты привяжешь меня к мачте…»

Почему я должен привязать вас к мачте? – удивляюсь я.

Он лукаво смотрит на меня и отвечает: «Это хитрая штука, ее выдумал один древний грек. Ты накрепко привязываешь меня веревками к мачте и ждешь на палубе. Она подплывает и кричит: «Пьетро мио, где ты?» Я немножко пою. Она хватается за перила и хочет взобраться на борт. И вот теперь, Джо, надо хорошенько подумать. Ты скажешь ей: «Госпожа Пигафетта, рад вас видеть. Пьетро купил для вас эту шляпу, модную и дорогую – в знак вечной любви. Но он не может плыть с вами…» Тут ты должен что-то такое прибавить, чтобы она убралась восвояси.

Часа два мы обсуждаем, что бы такое сказать Пигафетте. Пьетро не находит себе места от возбуждения – он то злится, то плачет. И вдруг мне в голову приходит отличная мысль: «Скажем, что тебя пришлось связать, потому что твой рассудок помутился от любви, и ты пытался прыгнуть в море, приняв толстого дельфина за Пигафетту».

Луна бледнеет, дельфинов становится все больше – они кружат вокруг «Иль Траваторе» и косят на нас хитрым глазом. Пьетро начинает дрожать, он прижимается к мачте и шепчет: «Она уже близко!»

Мы зовем Ника подержать руль, я беру веревку…

И вдруг – трах-бах! Что-то сильно ударяет в днище, корма взлетает из воды, я падаю, Пьетро кричит…

Я не знаю что это – большая рыба, кит? Но я слышу, как стучит мотор – быстро, быстро, еще быстрее, и, наконец, пронзительно визжит.

Я забываю о Пьетро и вообще обо всем, кроме мотора, и бегу к нему, как мать к плачущему ребенку. Ник уже здесь и спрашивает, что случилось. Я кричу в ответ: «Рыба сломала винт!» Выключаю мотор, мы осматриваем трюм, ищем пробоину. И только потом я вспоминаю о Пьетро, и мы бежим на палубу.

Шхуна мягко покачивается на волнах. Дельфины ушли, большая рыба, похоже, уплыла вместе с ними. Но где же Пьетро? Он исчез…

Через палубу тянется широкий мокрый след, картонка валяется на полу, рядом с ней лежит шляпа. Но это не та прекрасная шляпа, которую Пьетро покупал в Сан-Педро. Вот, полюбуйтесь – какие-то дурацкие цветы, фрукты, соль на полях.

Увидев это, мы растерялись – точно, как вы сейчас. Сначала молчим, потом начинаем кричать с правого борта, и с левого тоже: «Пьетро, где ты? Вернись!»

Ответа нет, только вдалеке слышится пение, звонкое и радостное. Но это не голос Пьетро – это контральто, звучащее медью.

Нет, синьор пограничник, я не думаю, что вы его найдете. Слишком поздно. Госпожа Пигафетта – женщина с опытом, и она хорошо плавает.

Примечания:

Пигафетта – лягушка (итал.)

Иль-Траваторе – Трубадур (итал.)