На рок-капустнике в Иллирии

Еще один гастрольный спектакль в рамках чикагского ‘года Шекспира’ – «Двенадцатая ночь» английского Filter Theatre (режиссер Шин Холмс) на малой сцене нашего Шекспировского театра на пирсе.

И сцена эта – на сей раз просто скорее тех-площадка, уставлена-загромождена столами с пультами и миксерами, и вроде как случайными муз-инструментами. И люди на ней – не чтоб отчетливо актеры или музыканты, или техники, а вроде как и те, и другие, и третьи, без особого различия позиций и ролей. Да и самих ролей, в узком драматургическом смысле, полновесных и четких, тоже почти и не увидим, только фрагментами-обозначениями. И начнется это действо откровенной игрой с публикой ведущего, или распорядителя, или шута, или зазывалы; а то, что он еще и сам правитель сказочной Иллирии герцог Орсино (Гарри Джардин), хоть бы и в бессменных своих джинсах-кроссовках, выяснится по ходу дела и вообще не суть важно. И кульминационными станут не монологи о томленье страсти или хоть бы разоблачение уловок и обманов этой комедии переодеваний, а, скажем, переброска с залом мягких мячиков, которые господа лицедеи будут старательно, и иногда успешно, ловить на свои шапочки с липучками – к обоюдному веселью и удовольствию. Ну и музыкальные вставки-приколы, куда ж без них, и ударник с полным набором барабанов-тарелок – едва ли не главный мотор действия. Полтора часа всякого хохмачества вперемешку с пунктирным сюжетом и номерами из ролей, местами и впрямь почти что сыгранными. Что ж, почему бы не быть и такой «Двенадцатой ночи» (тем более что она традиционно на что-то подобное провоцирует, в ней сильны элементы-мотивы буффонного шутовства, и сама условность и относительность всего и вся заставляет вспоминать о народных истоках и вполне исконно шекспировских бродячих труппах) – и особенно в таком театре.

Труппа эта обозначается – и в программке, и в отзывах британской прессы – как один из известных образцов того, что в англоязычной критике называется ‘devised (или devising) theater’ – то есть театр нестандартный, импровизационный, коллективного сотворчества, кроящий на ходу собственную драматургию, и часто как раз из классического сырья; но еще есть искушение перевести термин простодушно-буквально, за неимением, на самом-то деле, совсем прямого эквивалента в традиции-терминологии нашей: скажем, театр изобретения, хоть бы даже и штукарства, заново творимых форм – ну и, в идеале, вновь открываемых смыслов.

Другое дело, какого качества и веса оказывается все это изобретательство, импровизация и прочие радости освобождения от привычных пут. По мне, так несколько легковесно; или, напротив, недостаточно радикально: рок – так уж бы потяжелей, капустник – так уж поотвязней. Впрочем, тут возможно, что не все нашим ухом ловится, как не доверяй выученному английскому и с младых ногтей начитанности в переводах (пусть местами и почти гениальных), не все параллели и ‘применения’ так же свежо актуализируются, как для естественно погруженных в стихию (пере)чтения, родную или даже не очень. Вот рассказывает мне после спектакля элегантная чернокожая актриса Ронке Адеколуие, неприступная красавица Оливия по пьесе, как принимали-понимали их в Индии – и стыдишься слегка собственного удивления… Снова, как и в других спектаклях (см. рецензию на ‘Шекспира на столешнице’), видишь один из главных уроков: насколько прочно и глубоко впечатана эта классика – литературная, театральная, речевая, наконец – в культурную память, что и делает возможным, если не необходимым, все и любые игры вокруг и около, с бас-гитарами и дудками или без таковых. И еще одно: чувство свободы в них, принимаемое как данность, как неотъемлемое культурное право, если угодно.

Спектакль идет до 13 марта; см.: https://www.chicagoshakes.com/plays_and_events/filter_rsc_twelfth

Михаил Гуревич